Образцовцы замахнулись на Вильяма

И это правильно: Шекспир по-прежнему актуален в большом и малом

Все-таки он не просто театр кукол, а Государственный академический центральный. Имени С. В. Образцова, наконец. А значит, не игрушка, но сцена, где ставят спектакли серьезного и глубокого содержания — куда большего, чем просто кукольное. Например — «Играем Шекспира», премьеру которого здесь только что показали. Не забыв, впрочем, что и юмора у великого английского драматурга хватало примерно на все человечество.

Разумеется, театр при этом соблюдает свой профильный формат. Но сколько же в решении режиссера и художника Виктора Никоненко и художника по костюмам Иларии Никоненко нюансов и градаций! Например, при превращении груды беспорядочных деревяшек (сломались?) в стройные фигурки Ромео и Джульетты (да просто работать надо уметь, комментируют нам исполнители процесс). Или когда актер надевает на себя такую громадную бутафорскую маску-лицо, что уже не знаешь: это прикинувшийся куклой человек или очеловечившаяся кукла? Или когда гигантская голова страдающего короля Лира оживает при помощи виртуозной видеопроекции — это декорация, или световой эффект, или действующее лицо? Или когда Гамлет (Дмитрий Чернов) обращает свой вечный вопрос «быть или не быть» к: самому себе, то есть к еще одной такой же голове в руках у актера, как та, что у него самого на плечах. А может быть, это сам Шекспир с его такой узнаваемой бородкой ведет внутренний диалог-монолог? У Гамлета ведь бороды, кажется, не было.

Кукольный формат соблюден и в общей композиции. Да, спектакль полуторачасовой, но он состоит из множества новелл, умелой рукой драматурга Сергея Плотова перетекающих одна в другую. Границу этой в принципе бесконечной форме кладет прием, который в музыке называют «переменой в последний раз»: резкий слом тона происходит в финальном фрагменте «Отелло», в отличие от всех остальных пьес, данном не в каноническом переводе, а в версии самого Плотова. Смешно — до уморительности, в стиле Петра Ершова и Леонида Филатова: «Привет, дружок. Отвечай, где мой платок. — Эй, дружочек, ты чего? Постирала я его и повесила сушиться. — Врешь, неверная девица! Приготовься, удушу. — Не души меня, прошу: Вот и все, я умираю, счастья-радости желаю. Пусть дела идут отлично, и успехов в жизни личной: — Погоди, не умирай. — Ну уж нет, я шекспировский сюжет не нарушу. Все, гуд бай».

Но нет, это не все. Еще в спектакле — актерские шуточки, со времен Шекспира гуляющие в театральной среде («Старик, как тебе это удалось?» — подходит и при триумфе, и при провале). Мысль классика о том, что «весь мир — театр», пророщенная в современную жизнь. И гениальные строки 66-го сонета, словно о сегодняшнем дне написанные:

Мне видеть невтерпеж

Достоинство, что просит подаянья,

Над простотой глумящуюся ложь,

Ничтожество в роскошном одеянье,

И совершенству ложный приговор,

И девственность, поруганную грубо,

И неуместной почести позор,

И мощь в плену у немощи беззубой,

И прямоту, что глупостью слывет,

И глупость в маске мудреца, пророка,

И вдохновения зажатый рот,

И праведность на службе у порока...

Кто это — Гамлет? Сам Шекспир? Для Дмитрия Чернова, как и для других образцовцев, играть множество ролей в одном спектакле — привычное дело

Этот диагноз обществу артисты произносят уже без всякой усмешки. Как говорится, шутки в сторону, господа.