Философский вопрос, быть или не быть старику в доме престарелых, перестает быть чисто русским
Что делать нашему человеку, когда в кино не тянет, по телевизору — бессмысленные шоу и политические дискуссии, которые ни ясности, ни оптимизма не прибавляют? Остаются сплетни интернета про «медийных лиц».
Тут две тенденции: старые и суперстарые мужчины женятся на молоденьких, которых не смущают ни вставные челюсти избранников, ни прикрывающие лысины несъемные шляпы... А самих избранников не смущает, что молодухи рожают им детишек. Когда я изумляюсь обыкновениям своей приятельницы читать эту помоечную шнягу, она хохочет: ну хоть поржать!
Другая тенденция: вдруг из поля зрения пропадают известные артисты, а потом они обнаруживаются в домах престарелых — как, скажем, Леонид Куравлев, Лариса Голубкина, Лидия Федосеева-Шукшина или вот Татьяна Доронина. Тут сразу столько возможностей для телеобсуждений и осуждений! А с актерами это случается часто: в старости, что называется, стакан воды подать некому. Семьями и детьми не обзавелись или отдалились от них давным-давно — там уже и внуки родились и выросли, эмоциональных связей никаких, никто никому ничего не должен...
Или должен? Вот вам философский чисто русский вопрос. Потому что только русские в таких ситуациях негодуют: как это возможно, чтоб такая знаменитая, талантливая и распрекрасная жила в доме престарелых? Это же прибежище для несчастных и убогих! Откуда каждый мог бы написать на волю письмо в стиле чеховского Ваньки Жукова: «Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой...»
Не надо сгущать краски, не все дома престарелых такие, скажут некоторые. И вот тут философский вопрос, быть или не быть старику в доме престарелых, перестает быть чисто русским. Потому что на Западе он давно уже решен: пожилой человек должен жить в комфорте, с соответствующим медицинским наблюдением, общаться с себе подобными — а это именно дом престарелых. И даже очень богатая семья не считает для себя зазорным отправить туда своего старика.
Впервые вплотную я с этим столкнулась, попав в больницу ордена иезуитов в Эрлангене. И в этой клинике со мной в палате лежали две старушки. Обеих привезли из дома престарелых. Первое время я думала, что они одинокие. Но потом оказалось, что у одной сын — кардинал, а у другой семья одна из богатейших в Баварии. У последней есть внуки, есть дочь с зятем, и даже муж, собственно, и построивший эту их финансовую империю. И этот муж тоже живет в доме престарелых, но не вместе с моей соседкой, своей женой, а совсем в другом. И что эти два старика мечтают жить рядом.
Я настолько была ошарашена таким поворотом дела, что даже не решилась что-либо уточнять. Старушка сама все рассказала: «Да, милочка, юридически это очень сложно. Решение принимали не мы с мужем, а наша дочь. Мужа в хайм поместили давно, так как он сам не может ходить, а теперь вот и мне нужно, но мест там больше нет, пришлось ехать в другой. Мы, конечно, видимся, но нечасто...»
Пришла приятельница, любительница интернет-сплетен. «Моя мать как рассердится на меня, давай мне мозг выносить: сдай меня лучше в дом престарелых! Да, кто ж, говорю, тебя туда возьмет при живых-то детях?! А ты, что, спрашивает, уже и справки наводила? Наводила, говорю, и мать тут же затихает». «На самом деле наводила?» — интересуюсь я. «Ну, допустим. Один раз она меня просто достала. Посмотрела губенковский фильм «И жизнь, и слезы, и любовь», и ей захотелось такой же жизни. Я ей: мам, это кино. Ки-но. А в жизни — будешь лежать в мокрых памперсах, и никто тебе их не поменяет. Чтоб тебя облизывали, нужны деньги».
Подруга замолкает. Зато Зафар, узбек, помогающий стеклить веранду, вдруг говорит: «У нас младший сын всегда с родителями остается. Чтобы им помогать, ухаживать за ними. Если женится, и жена его, и дети — будут все вместе жить. Все наши предки из поколения в поколение так жили. Понимаете? Это закон».
Мы до такого закона не дожили. И Запад не дожил.