«Олимпийский» резерв филармонии

Здесь исполнили оперу Вивальди, которая никогда не звучала в России 

Пусть вас не введет в заблуждение демонстративно нейтральное название абонемента № 5 Московской филармонии «Оперные шедевры». На самом деле это собрание драгоценных редкостей, а порой, как было на инаугурации цикла 10 января – и настоящее открытие сокровища. Речь о концертном исполнении оперы Вивальди «Олимпиада» – первом в России за все три века существования этой партитуры.

Вивальди мы привыкли представлять себе как автора замечательных инструментальных произведений, ну а его цикл скрипичных концертов «Времена года» за последние полвека прочно занял позицию самого исполняемого произведения классической музыки в мире.

Почему 49 (возможно, их и больше) опер великого венецианца буквально до самого конца ХХ века оставались не известными не только публике, но большинству профессионалов? Ни в коей мере не являясь специалистом по барочному отрезку истории музыки, когда творил Вивальди, попробую высказать догадку.

Но прежде о музыке. Если ограничиться одним словом, то это – очарование, со всеми его синонимами. Обаяние живой, импульсивной, сверхгибкой эмоциональности. Притягательность яркой мелодики и суперэкспрессивного ритма, который могу сравнить только обжигающей ритмикой баховских «Страстей» или «Магнификата». Волшебство оркестровых красок от птичьего щебетания парящих наверху скрипок до грозного шторма низких струнных, как в одной из мужских арий («Он несчастен, хоть с судьбою и не спорит в этот страшный для него последний час»). Иными словами, это Вивальди, узнаваемый с первых же нот. Никто другой ни в XVIII веке, ни потом не писал таких выразительных, живописных и притом удивительно ясных, как плафоны Тьеполо или пейзажи Гварди, музыкальных полотен.

Его увертюра к «Олимпиаде» – настоящий вивальдиевский инструментальный концерт, только без выделенной партии солиста. Еще несколько таких вступлений к многочисленным ариям и ансамблям вполне могли бы быть сгруппированы в серию симфоний (или, как писали триста лет назад, «синфоний», sinfonia), которые можно исполнять в концертах.

А сами арии! Какой диапазон эмоций они охватывают, от гипнотической колыбельной Ликида «Спи, и пусть любовь навеет…» до отчаянного причитания Аристеи «Даже голубка плачет, оставшись одна без друга», от «свингово» ритмованной иронии Клистена «Как ветвь обвивает змея, как плющ – сердцевину дуба…» до «штормового» признания Аминты «Я словно бедный кормчий после крушения». А речитативы, особенно громадный монолог Мегакла и последующая ария с метаниями от мажора к минору, что у твоего Берлиоза или Мейербера или какого-нибудь еще из отпетых романтиков. А уж к Глюку с его новаторской музыкальной драмой тут, на мой слух, прямая дорога. Впрочем, не уверен, что Глюк это знал – хотя последние годы жизни Вивальди были связаны с Веной, вполне «глюковским» городом…

И вот тут попробую предположить, отчего же Вивальди так не повезло в конкуренции с другими оперными композиторов барокко, успешными и тогда, и исполняемыми сегодня. Первая мысль – автору не хватило оборотистости – не лишена основания: в его распоряжении был маленький венецианский театр «Сан-Анджело», которому тяжело давалось соперничество с более крупными сценами. С другой стороны, вивальдиевская «Олимпиада» – всего лишь второе (из 70!) обращение к либретто прославленного Метастазио, тут композитор опередил почти всех, кроме Антонио Кальдары.

Но есть более серьезная причина, отчего оперы Вивальди чуть не канули в историческую Лету, и внимательному слуху она, мне кажется, заметна: обладая замечательным даром сиюминутной звукописи, Вивальди отчего-то сторонился развернутых форм с масштабным развитием музыкальных мыслей. Ведь и его концерты – опять же если вслушаться – ничто иное как ряд пейзажно-эмоциональных зарисовок, по сути – циклы образов-миниатюр. Для 7-8-минутной партитуры (столько длятся концерты «Времен года») это – самое то, но для трехчасовой оперы или оратории, как у Генделя или у Баха, требуется куда большая палитра средств. Драматические сцены, подобные тому же речитативу Мегакла, конечно, выделяются на общем фоне, но для спасения драматургии целого их недостаточно. Рано или поздно возникает ощущение движения музыкального действия по инерции. Проверял на других слушателях концерта – большинство согласилось.

А впрочем, музыка все равно очаровательна – и исполнена очень качественно. Мощно и глубоко меццо-сопрано Марии Остроуховой (принцесса Аристея), остро-полетно другое меццо – хрупкой израильтянки Шакед Бар (удалец Мегакл), резко характерно сопрано румынки Аны Марии Лабин (наставник Ликида Аминта). Как не отметить многокрасочность меццо-сопрано итальянки Маргериты Марии Салы, которой досталась самая психологически сложная партия Ликида – влюбленного, униженного, идущего на преступление, раскаивающегося… Как не похвалить басовый кураж американца Андре Курвиля (тот самый царь Клистен) или нашего Олега Цыбулько, пусть партия его персонажа (царского приближенного Алькандра) демонстративно попроще, помужланистей. Не буду уточнять все нити взаимоотношений между персонажами – это не очень важно хотя бы потому, что, как видит читатель, абсолютно не соблюдается гендерное соответствие «голос – герой». Куда важнее слаженность и стилевое единство ансамбля, а это налицо, и тут респект итальянскому маэстро Федерико Марии Сарделли, уже одной только своей театральной импозантностью, не говоря о профессионализме высокой пробы, переносящему нас в эпоху Гольдони и Гоцци – ну и, разумеется, оркестру Musica viva, чрезвычайно опытному в барочном репертуаре.

Все же одну участницу исполнения выделю особо. Это петербургское меццо-сопрано Дарья Телятникова. Мало того что кантилены и фиоритуры ее Аргены (аристократки, прикрывающейся личиной простушки) ничем не уступают таковым у самых опытных коллег. Директор абонемента Михаил Фихтенгольц в своем вступительном слове рассказал, на каком волоске висел весь придуманный им каст, когда под самый Новый год сорвался приезд зарубежной исполнительницы, и случилось чудо: Дарья, впервые увидев ноты ровно за неделю до концерта, уверенно подготовила партию. Вот это по-нашему! То есть по-вивальдиевски – говорят, мэтр даже в свои преклонные годы мог написать трехактную оперу за пяток дней.

Ну и ждем продолжения банкета, то бишь абонемента. 16 мая в «Оперных шедеврах» -- еще одна редкость, по крайней мере для наших сцен: «Митридат, царь понтийский» Моцарта. А 14 июня – «Ласточка» Пуччини, тоже нечасто долетающая до российской публики.