Алексей Лидов: «Речь идет о реституции, хотя это слово и не произносится»

В последние годы состоялось несколько акций по передаче из музеев реликвий в распоряжение РПЦ

Среди наиболее знаменитых предметов и строений — чудотворная Риза Господня, хранившаяся в Московском Кремле, собор Рязанского кремля и комплекс Ипатьевского монастыря Костромы. В московском Останкине на территории дворца-музея, который является и уникальным театром графов Шереметевых, музейщики в 1991 году передали в подчинение РПЦ храм Живоначальной Троицы с уникальным многоярусным иконостасом XVII века; теперь этот памятник архитектуры федерального значения принадлежит Патриаршему подворью. Более 10 лет назад с территории Троице-Сергиевой лавры «попросили» располагавшийся там музей и затеяли реставрацию монастыря силами РПЦ, вызвав большую тревогу специалистов. В конце прошлого года стены Государственного Русского музея на время (неизвестно, сколь долгое) покинула Торопецкая икона XIV века — список с чудотворной иконы Богоматери Полоцкой из Византии, известной также как Корсунская, она же София Эфесская, по легенде, написанная евангелистом Лукой; икону повезли в свежепостроенный храм элитного поселка на Княжьем озере, откуда она должна переехать в местную церковь. Идет ли речь о реституции? Специалисты уверены: этот процесс официально еще не инициирован, но найти определение происходящему все-таки требуется. Прогнозы, правда, неутешительны: пока ученые и сотрудники музеев видят больше проблем, чем путей их решения. Вот мнение известного византолога, директора Научного центра восточнохристианской культуры, члена-корреспондента Российской академии художеств Алексея ЛИДОВА:

— Процесс напоминает тот, что происходил в первые годы после Октября 1917-го, в момент пореволюционной национализации, но с обратным знаком. Здания передаются РПЦ вместе с землей в бессрочное и безвозмездное пользование. Все материалы и артефакты отдаются во временное хранение, которое может оказаться вечным. Однако надо понимать, что у Церкви нет возможности все это принять с обеспечением надлежащей охраны и музейного содержания памятников. Их сохранение требует огромных денег, каких нет даже у государства, и большого штата квалифицированных сотрудников. В результате мы стоим перед угрозой потери значительной части нашего культурного наследия.

Подобный процесс передачи имущества должен обязательно происходить под тщательным контролем специалистов. Известны прецеденты, когда древние памятники пострадали после передачи из музеев в руки Церкви. Так, во вполне удовлетворительном состоянии из Владимиро-Суздальского музея-заповедника в Княгинин монастырь Владимира была передана древняя, домонгольская икона Богоматери Боголюбской. Теперь в результате неправильного хранения она оказалась в очень плохом состоянии. Пострадал и храм Софии Новгородской, где в куполе находятся древнейшие русские фрески: они закопчены в ходе богослужений, ведущихся там с начала 1990-х, и уже требуют реставрации, а она опасна в силу чрезвычайной хрупкости старинных росписей.

Ни для кого не секрет, что у церкви иные задачи, чем у музея. Литургическое использование артефактов не гарантирует сохранения их древнего облика, в этом случае материальная сохранность отнюдь не доминирует: известны случаи записей древней живописи современными поновлениями, установки перед старинными образами свечей, тогда как правильно соблюдаемый температурно-влажностный режим — абсолютно принципиальный момент для хранителя. Хорошо известно, что в церкви все памятники разрушаются, не случайно прежде практически все иконы служили не более ста — двухсот лет и заменялись новыми. Величайший шедевр древнерусской живописи — «Звенигородский чин», приписываемый Андрею Рублеву, — в 1918 году был найден комиссией, организованной Игорем Грабарем, под дровами в Саввино-Сторожевском монастыре. Это характерный пример «нормального» отношения церкви к вещам, которые ею воспринимаются как прикладные. Считаю, что российская общественность в данный момент аномально пассивна и даже преступно безразлична в своем отношении к культурному наследию, и это один из факторов, подтверждающих отсутствие у нас гражданского общества.

Уникальными остаются случаи, когда спонсоры или меценаты выделяют огромные деньги на обеспечение сохранности памятника, как произошло с иконой Богоматери Владимирской, хранящейся в храме-музее св. Николая в Толмачах: это часть постоянной экспозиции Третьяковской галереи, там созданы идеальные условия, оптимальный температурно-влажностный режим и надежная охрана.

У РПЦ нет возможности обеспечить такие условия для значительного числа памятников. Поэтому существует реальная угроза без соответствующих условий хранения потерять крупные древние памятники. До тех пор, пока не будет гарантий сохранности, передавать их в руки церкви нельзя. Каждый такой случай должен обсуждаться обществом с участием ведущих специалистов, сама церковь должна быть в этом заинтересована. Но в данный момент церковь и власть просто договариваются между собой без учета общественного мнения и в обход профессиональной среды. В лучшем случае власть приглашает удобных ей экспертов, предоставляющих соответствующие заключения.

Нет у церкви также достаточного числа квалифицированных кадров — профессиональных хранителей и реставраторов. На их воспитание уйдут годы и годы! А сохранение памятников, их реставрация потребуют таких финансовых вложений, которые не сможет обеспечить нынешнее государство.

Для сравнения можно вспомнить, какова ситуация на Западе, где также очень много сокровищ религиозного искусства. Например, в Италии главные памятники католической церкви хранятся в Музеях Ватикана, где обеспечены все необходимые музейные условия. Многие остаются в церквах, но находятся под строжайшим контролем государственной службы охраны памятников — очень богатой и влиятельной организации. Ценности искусства защищены целой системой законов, и реально церковь ничего не может сделать без санкции контролирующих структур. В противном случае она будет нести всю полноту ответственности, вплоть до уголовной, т. к. все это считается собственностью итальянского государства и народа. Отсюда строжайший контроль со стороны общества. У нас такой системы защиты не существует и в самом отдаленном приближении. В случае передачи в руки церкви эти памятники окажутся никем не защищены.

Сложившаяся в России ситуация мне видится нетерпимой и ненормальной, она нуждается в скорейшем изменении. И церковь, и власть должны быть заинтересованы в диалоге с обществом, чтобы в дальнейшем не нести всю полноту ответственности за возможные утраты. Каждый конкретный случай должен становиться предметом детального обсуждения с участием всех заинтересованных сторон. Это касается и Новодевичьего монастыря, включая его движимое имущество с учетом конкретных ценностей.

Однако нынешний процесс передачи — только начало. Не исключаю, что очень скоро может встать вопрос о передаче церкви чудотворных икон — таких, как Пименовская или Толгская Богоматерь, а также хранящаяся в Третьяковке «Троица» Рублева (не являясь чудотворной, она считается одной из главных православных святынь). Реально, хоть это слово и не произносится, речь идет о реституции, хотя надо бы вспомнить о таких исторических нюансах: а) значительная часть этого имущества не принадлежала церкви даже до революции; б) возникает вопрос, как тогда быть с другим имуществом — дворцами, коллекциями искусства и прочим, что реквизировали большевики.

Официальная передача памятников искусства и реликвий во временное или вечное пользование РПЦ требует особой юридической процедуры. Сейчас она разработана крайне плохо. Если речь идет о начале процесса реституции, необходимо создать целую серию комиссий с участием профессионалов. Хотя бы для того, чтобы эти памятники не потерять физически. Эти утраты будет невосполнимы.