Сегодня замечательному актеру, любимцу публики Николаю Еременко могло бы исполниться 65 лет.
Для мужчины, который следит за своей формой, вполне «жениховский» возраст. Но Николая Еременко, переигравшего на экране десятки суперменов, нет с нами уже более 10 лет. Он ушел, слегка перешагнув 50-летний рубеж. В его густой шевелюре не было седых волос.
Мы были близко знакомы с Колей более 20 лет – с конца 1970-х, когда я работал в белорусской «молодежке», а он наезжал в Минск к своим родителям: народной артистке Белоруссии Галине Орловой и народному артисту СССР Николаю Еременко-старшему. В те времена Коля – талантливый, красивый, с могучим торсом и кудрями до плеч – переживал пик своей популярности. После ролей лейтенанта Дроздовского в «Горячем снеге», Жюльена Сореля в «Красном и черном», отважного стармеха в «Пиратах ХХ века» он пользовался бешеным успехом у поклонниц и, что скрывать, платил им щедрой взаимностью. Когда годы спустя я позвонил ему, чтобы поздравить с 50-летием, он весело ответил: «Знаешь, полтинник стукнуло, а я еще не налюбился».
Несмотря на всеобщее обожание, на фанаток, круглосуточно дежуривших у его дверей, у Коли хватило ума не «слететь с катушек». Спасала работа: он много снимался даже в кризисные 90-е годы. Причем каждой ролью старался расширить рамки своего амплуа: после классики охотно играл в боевиках, после современных героев лихо перевоплощался в исторических персон, будь то Меншиков из «Юности Петра» или граф Орлов из «Царской охоты». Любимый ученик Сергея Герасимова, блиставший во ВГИКе в роли Плюшкина, Еременко бредил идеей сняться в смешной комедии, игривом водевиле. Но его по-прежнему звали играть героев-любовников и крутых пацанов, тем более что все трюки он всегда выполнял сам. Незадолго до своей смерти Еременко с гордостью говорил мне, что смог бы повторить многое из того, что вытворял на съемках «Пиратов».
Конечно, он старался и в жизни соответствовать экранному имиджу. Бросил курить, ежедневно делал силовую гимнастику, плавал в бассейне. Еженедельно парился в Сандунах, где был душой банной компании. Но при этом любил одиночество, тишину, шелест книжных страниц. Ценил творчество Стендаля, Толстого, Чехова, Бунина, Торнтона Уайлдера, следил за исторической, мемуарной литературой. А главной его любовью был Пушкин. Однажды он сорвался в Питер и день за днем, метр за метром, обошел все места, по которым могла ступать нога поэта. «Мне казалось, я ходил по горячим следам Пушкина», – взволнованно признавался Коля.
К 50 годам Ерема (так он любил называть себя сам) перерос, как мне кажется, рамки актерства. Ему до чертиков надоел даже собственный облик. Для фильма «Маросейка, 12» он наголо побрился: хотел уйти от своей броской внешности. А вскоре подвернулась возможность самому снять фильм «Сын за отца», где Коля сыграл вместе со своим батей, как он называл Еременко-старшего.
«Вообще-то я не собирался ставить этот фильм, – объяснял мне Коля после премьеры. – Просто хотелось подарить отцу роль к 70-летию. Но в какой-то момент меня поставили перед фактом: или фильм сниму я, или он не будет снят вовсе. И я решился на эту авантюру. Представь, мне понравилось. Тебя все слушаются, даже отец...»
С отцом, человеком сильным, прошедшим немецкий концлагерь, сыгравшим, по сути, собственную судьбу в фильме Герасимова «Люди и звери», у Коли были непростые отношения. В юности он рос хулиганистым пацаном: «Отец терпел, терпел, а потом отвешивал парочку увесистых затрещин». Зато позже у них сложились доверительные отношения. Могли всю ночь проговорить об искусстве, благо поклонялись одним богам, могли поспорить о политике (отец тяготел к коммунистам, а Коля слыл демократом), могли и крепко выпить.
Смерть отца Коля переживал очень сильно. Она будто лишила его опоры. А тут еще проблемы в личной жизни: незадолго до своей смерти Коля оставил жену и дочь, а сам ушел к молодой женщине, с которой у него на съемках фильма «Сын за отца» завязался роман. А на стороне, как выяснилось позже, у него была еще одна семья... Похоже, Ерема не мог разрубить этот сложный житейский узел. И тогда на помощь пришло испытанное русское средство – да, да, Коля любил выпить. В юности у него случались крутые загулы, но в зрелые годы былой кураж уже не наступал…
«Выпить я по-прежнему уважаю, – признавался он мне в одной из наших последних бесед. – Хотя водочка уже не веселит. Отпущенный мне лимит я, похоже, выбрал почти до дна».
Почти... К сожалению, выпивать Ерема не бросил. И житейская неразбериха трезвости не способствовала. Обширный инсульт внезапно унес его жизнь. Мать, срочно вызванная из Минска, в сознании его уже не застала. Теперь они лежат на кладбище в Минске рядом – отец и переживший его на год сын. Оба народные, любимые и уже навсегда незаменимые.