Народному артисту удалось-таки увидеть «Мандат» Эрдмана на сцене своего театра
Александр Калягин любит дразнить театральную общественность неожиданными проектами, в которых острые проблемы современности вызывают горячий отклик в зрительном зале. Постановка «Мандата» Николая Эрдмана – из этого ряда.
О том, какое значение этой работе придают сам Калягин и режиссер Владимир Панков, говорит уже то, что они приурочили ее к 30-летию театра. Столь же символичен и выбор материала – спустя почти сто лет после постановки «Мандата» Всеволодом Мейерхольдом в 1925 году. Но ведь и сегодня сатирическая комедия, разоблачающая трусливых приспособленцев, для которых материальная выгода дороже собственной души (если таковая у них есть), ничуть не менее актуальна.
У главного героя этого спектакля Павла Гулячкина, в исполнении Григория Старостина внешне похожего на гуттаперчевого клоуна, душа давно в пятках, так как у него нет спасительного красного мандата, означающего принадлежность к советской элите. Значит, дорога в члены «руководящей и направляющей» ВКП(б) ему закрыта. Остается вместе с запуганной маменькой искать обходные пути. Самое выгодное – это выдать замуж чокнутую сестрицу Варвару (актриса Наталья Благих) за коммуниста и таким образом породниться с новой властью. Начинаются бесконечные поиски подходящего жениха, чем-то напоминающие гоголевскую «Женитьбу». При этом неважно – кривой ли гипотетический спутник жизни, или косой, или лысый: главное, чтобы партбилет был в кармане и сановный портфель под мышкой.
В конце концов Гулячкину повезло, у него самого теперь новенький портфель. Пусть начальник он и ненастоящий, а так, для устрашения забившихся в каморки соседей. Первой жертвой «диктатора» становится квартирант Иван Иванович (артист Данил Никитин), опрокинувший на голову кастрюлю с лапшой во время несанкционированного свидания с полногрудой кухаркой Настей (актриса Марина Чуракова). И это – лишь один из эпизодов буффонады с набеленными лицами, приклеенными носами и нарисованными бровями домиком. Атмосферу комической фантасмагории в стилистике саундрамы подогревает живой оркестр из десяти музыкантов, играющий советские песни, которые должны переполнить любого слушателя оптимизмом и верой в светлое будущее, даже если на пути к нему придется продать последние штаны.
В сценографии Максима Обрезкова разделенные фанерой комнатушки, похожие на пчелиные соты, заселены жильцами с подозрительной репутацией. И неслучайно «блоковская дама» Вишневецкая в исполнении Анжелы Белянской, дыша духами и туманами, проникает в семейство Гулячкиных с секретной миссией. Бывшим владельцам недвижимости вменяется в обязанность сохранить то, что «осталось от прежней России» – платье великой княгини Анастасии Романовой. Всеобщая растерянность: а вдруг обыск, тюрьма, расстрел? Кто оценит «мужественный» поступок хозяйки квартиры Надежды Петровны, остро сыгранный актрисой Людмилой Дмитриевой? «Иных уж нет, а те далече». После долгих споров и препирательств выбор падает на упомянутую служанку Настю, которую можно нарядить в платье наследницы трона. Какой с нее спрос?! Да и «знающие люди» говорят: советская власть долго не продержится. А если и продержится, то при Советах любая кухарка, как ее ни одень, может управлять государством.
Неудивительно, что Эрдмана, выдающего столь «политически незрелые» тексты, в 1933 году отправили в ссылку – вначале в Вятку, а через два года, благодаря хлопотам народной актрисы СССР Ангелины Степановой, в Тамбов. Даже во времена оттепели Юрий Любимов не смог отвоевать у чиновников другую пьесу Эрдмана – «Самоубийца», и Александр Калягин, работавший тогда на Таганке, не сыграл ее главного героя Подсекальникова.
Время шло, но идея поставить «Мандат» не оставляла в покое Сан Саныча, хотя он понимал: изобразить со всей полагающейся бешеной энергетикой Гулячкина в 80 лет невозможно. Значит, роль придется отдать подающему большие надежды Григорию Старостину. Авось не подведет с помощью режиссера Владимира Панкова...
Успех у зрителей оказался ошеломляющим. Особенно поразила финальная сцена спектакля, где «дорогие мои москвичи» с красными паспортами и чемоданами выстраивались в длинную очередь перед лестницей, ведущей в закордонный рай: там, в благословенных Европах, считают они, будет уютнее, чем на беспокойной родине. Хотя на самом деле их ждет судьба людей второго сорта, а назад пути не будет.
Приспособленчество ведь в конечном счете не прощают по обе стороны железного занавеса.