ЛЮДМИЛА ВЛАСОВА: "О ТАКОЙ ЛЮБВИ ПИШУТ РОМАНЫ"

Александр Годунов и Людмила Власова. Блистательные танцовщики, одна из самых красивых супружеских пар Большого театра 70-х годов. С их именами связаны аншлаги зарубежных гастролей и постановок на отечественных сценах: "Лебединое озеро", "Спартак", "Иван Грозный", "Анна Каренина", "Весна священная", "Любовью за любовь", "Ромео и Джульетта"...И вместе с тем неимоверная сложность внутренних, закулисных драм, где интрига оказалась круче и порой беспощаднее, чем на сцене. Не случайно Сергей Довлатов как-то заметил, что танцевать в Большом легко, но жить - никогда. К атмосфере этого театра не каждому удавалось приспособиться, и уж тем более - бунтарю Годунову. Поэтому в 1979 году во время гастролей в Америке он попросил политического убежища. Мог ли он предполагать, чем обернется для него и для женщины, "ради которой готов перевернуть весь мир", этот шаг?..

- Конфуций очень точно заметил: "Судьбы не существует: есть только непонятная случайность". Эта непонятная случайность и есть судьба. Я уверена, что все предопределено, - говорит Людмила Власова. - И в этом смысле Сашино решение, которое выглядело спонтанным, - тоже. Сказалась глубокая обида на чиновников от искусства: ведь он почти пять лет был невыездным. И это притом, что на гастрольных афишах, буклетах всегда объявлялась фамилия Годунова, а затем, когда труппа приезжала за рубеж, его отсутствие объясняли "неожиданной болезнью". Поэтому те американцы, которые обхаживали нас после грандиозного успеха в "Метрополитен", знали, на какие струны давить. Саше сулили карьеру не только великого, но и свободного танцовщика, мне - Голливуд, лучшие модельные агентства. Вечером 19 августа я ушла одна (чего никогда не делала ранее: мы всюду бывали вместе) на репетицию, а Саша остался отдыхать в отеле. Когда вернулась, номер был пуст: утром следующего поняла, что Саша сюда больше не вернется. Сомнений насчет того, кто увел его, не было. Это был его давний, еще по Риге, знакомый фотограф Блиох, эмигрировавший в Америку. В Нью-Йорке он не раз приходил к нам в номер, фотографировал и Сашу, и меня. Видимо, пришел и пригласил его в гости. В таких случаях сценарий разыгрывался по накатанному шаблону. Так было и на сей раз: американские газеты вышли с фотографиями пьяного Годунова, которыми потом его и шантажировали, дав ясно понять, что теперь он точно станет невыездным. Это звучало приговором, потому что Саша хотел танцевать у Ролана Пети, Мориса Бежара, других известных хореографов с мировым именем. Еще во время гастролей во Франции к нему подошел Бежар и сказал, что с радостью поставит спектакль специально для Годунова. Он заслуживал это, но не верил, что такое возможно, что "мундиры", следовавшие за ним по пятам, позволят ему подобную свободу.
- Какие были на то основания? Ведь при всем при том ему удавалось вырваться за границу?
- Вы верно сказали: вырваться. Для КГБ он был априори невозвращенцем. Накануне самых первых гастролей в Штатах нас вызвала к себе Екатерина Фурцева, которая очень любила Сашу, и сказала: "У меня целая кипа анонимок, что ты останешься в США. Я надеюсь на тебя, даже обещала выложить свой партийный билет, если это действительно случится". Когда мы вернулись, Екатерина Алексеевна, как говорится, "умыла" кэгэбэшников, которых сама недолюбливала. В ответ Саша вновь невыездной, хотя на нем держится весь репертуар и партии ставятся специально для него, как, например, партия Тибальда в балете "Спартак", которую Юрий Григорович создал именно для Саши. Собственно, благодаря Григоровичу ему и удалось попасть в Большой театр, сценой которого он буквально грезил. Известность к Саше пришла еще в "Московском классическом балете", где его приметил Юрий Николаевич и пригласил в труппу Большого. Узнав об этом, Сашу вызвал в министерство культуры какой-то чиновник и иезуитским тоном спросил: "Что, в Большой театр захотел? А в армию на 3 года не хочешь загреметь? Мы тебе это запросто устроим". Вот органы и "устроили", спровоцировав его побег. Все их в Саше раздражало: и хипповый вид, и белокурые локоны до плеч, даже старая дубленка, которую не раз чинили в мастерских театра. Ее когда-то подарил его педагог, легенда русского балета Алексей Ермолаев, и Саша очень дорожил подарком. Таких примеров "бытового неприятия" бесчисленное множество, но и это можно было бы "простить", если бы не талант гениального танцовщика да еще независимость характера. Ни он, ни я никогда не гнули спины перед чиновниками, ничего не просили...
- За что вы также поплатились: вам не было присвоено звание заслуженной.
- Верно. И я попала в списки невыездных. Саше это добавило переживаний, а я успокаивала его: "Это прекрасно, у нас будет меньше разлук". Дело в том, что, когда мы расставались, он очень тяжело переносил расставания.
- А как вы с ним познакомились?
- Это случилось как раз в тот день, когда Саше пообещали службу в армии. В ВТО шла премьера фильма-балета "Трапеция", в котором снялись Екатерина Максимова, Владимир Васильев и я. Высокого, красивого блондина в модной замшевой куртке я заметила еще в буфете, где с друзьями решила выпить шампанского. Он не сводил с меня глаз, и я, естественно, поинтересовалась: кто это такой? Услышав в ответ фамилию Годунова, поняла, что это о нем, как молодом даровании, полнится слухами вся театральная Москва. По всему было видно, что он хочет, но не решается подойти ко мне, и я сама пошла к нему и сказала: "А у вас пуговица болтается на куртке, ее надо пришить". В ответ: "А вы мне поможете это сделать?" "Может быть, когда-нибудь". С того вечера, когда Саша пошел провожать меня, все и началось. А ведь я была замужем за прекрасным человеком, но... Права была моя подруга Нина Сорокина, когда говорила: "Он тебя уведет". Так оно и случилось. Мы прожили восемь счастливых лет вместе, пока не случился август 1979-го. Я до сих пор помню те три кошмарных дня, когда наш самолет держали на летном поле. Меня ведь тогда тайно вывели через гостиничный гараж, привезли в советское посольство, дабы избежать возможных встреч с западными журналистами, толпами демонстрантов, скандировавших: "Свободу Людмиле Власовой!" Посол предупредил о возможных провокациях, о том, что меня могут даже выкрасть. Я была в шоке, мысли были только о Саше, о том, что неужели мы больше никогда не увидимся? А еще, что мне нельзя оставаться в Америке, во что бы то ни стало надо вернуться в Союз: ведь там мама, брат. В искренность моего желания улететь на Родину американцы не верили: переговорить со мной пришли высокопоставленный сотрудник ООН, Сашин адвокат, врач, который должен был выяснить, не накачана ли я транквилизаторами, и еще десяток других чиновников. Кстати, Иосиф Бродский помогал Саше вести переговоры с американской стороной и одновременно - с руководителями труппы Большого театра. И все эти дни рядом с нашим самолетом, окруженным полицейскими машинами, сотрудниками ФБР, репортерами, в маленьком автобусе находился Саша, требуя встречи со мной...
- Вы уехали в Союз, покинув любимого человека, мужа. Не кажется ли вам, что в данной ситуации жены так не поступают?
- Конечно, я была женой. Но у нас были редкие отношения и с моей мамой. Останься я в Америке, она никогда и ничем бы меня не попрекнула, а просто бы угасла. Так, как это случилось с матерью Рудольфа Нуриева: он спустя несколько десятилетий получил разрешение приехать на родину, да и то когда она была при смерти. Я была корнями привязана к своей стране, родительскому очагу... Поэтому это была, конечно, страшная трагедия нашего расставания с Сашей. У меня и сегодня порой спрашивают, как бы я поступила, случись это ныне? Я поступила бы так же.
- И все-таки мне кажется, что вы оба изменили своей любви. Годунов - во имя свободы, хотя он не мог тогда предположить, что ценой будет его вечное одиночество. А вы... Вы поступили так, как поступили. Наша жизнь не терпит сослагательных наклонений, но тем не менее: как сложились бы ваши жизни, останься вы вместе?
- Мы расстались с ним в любви, о которой пишут в романах, снимают фильмы. И хотя Саша был однолюб, как долго могла продолжаться эта безумная любовь? За год до его смерти Большой театр гастролировал в Америке, был дан банкет, куда пришел и Саша с Жаклин Биссе. Когда у него спросили: "Это ваша жена?", Саша ответил: "Моя жена в России".
- Вы доказали "преданность" строю, в который на самом деле не вписывались. Ваш поступок был "оценен" после возвращения в Союз?
- Жизнь в театре продолжалась, со спектаклей меня не снимали. Я танцевала все былые партии, хотя за спиной кое-кто и ехидничал, что мне стали "давать" их. Недоброжелателям хорошо ответил Виталий Вульф, наш с Сашей друг: "Ей не дали ни одной партии: ей было достаточно тех, которые она танцевала до этого". А танцевать приходилось в тех спектаклях, где выступал прежде Саша. Сравнения, воспоминания, что говорить, сжигали меня. Приходилось собирать всю волю: я не могла позволить недоброжелателям видеть свою боль. Тем более что первым спектаклем после возвращения из Америки стал "Любовью за любовь". Интерес к нему был огромен, особенно со стороны западной прессы: весь бельэтаж, многие ложи оккупировали репортеры, фотографы, телевизионщики... А после выступления, когда я вышла из нашего знаменитого артистического подъезда, ко мне сквозь толпу пробрался один из американских корреспондентов и сказал: "Саша просил вам передать, что он вас безумно любит и что вы - самая красивая". Это была первая весточка от него с тех пор, как нас разлучили. Больше мы никогда не виделись.
... Прошли годы. Сегодня Людмила Власова - известный хореограф. Помогает тренеру Татьяне Тарасовой в работе с фигуристами. Она вышла замуж. Счастлива ли?
- Я не люблю слово "счастье". Умиротворенность, удовлетворенность - да.
...Александр Годунов скончался 13 мая 1995 года. Только на четвертый день его мертвым обнаружила служанка, пришедшая убраться в квартире. Годунов сидел в кресле, рядом - кадки с русскими березами и тома Достоевского и Чехова. Его прах развеян над Атлантикой. Иосиф Бродский в некрологе о нем написал: "Я считаю, что Александр Годунов не прижился и умер от одиночества...".
Наш корреспондент Анатолий СТАРОДУБЕЦ связался с французской кинозвездой Жаклин Биссе и попросил немного рассказать о своей жизни с Александром Годуновым. Вот что она сказала:
- Мне тяжело говорить об этом, потому что свое отношение к России я не отделяю от судьбы Годунова, покинувшего вашу страну. Сейчас у вас многое переменилось, но тогда мои впечатления о России были обусловлены тем, что произошло с Александром. Я полностью разделяла и его радости, и его печали.
Он был человеком чрезвычайно сложным, поэтому мне с ним было нелегко. Он радовался, что стал свободным, но при этом остро чувствовал разлуку с родиной, его никогда не покидала ностальгия. Как ребенок, радовался изобилию продуктов в магазинах - особенно поначалу, и если что-то покупал, то в огромных количествах. По русской привычке Александр очень любил варить суп - большущую кастрюлю, и с огромным удовольствием этим супом всех угощал. Если собирался приготовить грибной суп, то приносил с рынка сразу несколько килограммов грибов.
Потрясающую щедрость Александра я воспринимала как освобождение от тех рамок, которыми он был связан в России. Он был очень образованным и культурным человеком, и все, за что принимался, делал основательно.