«Я писал рэп, когда самого этого слова не было в помине»

А сегодня Алексей Рыбников готовится к премьере оперы по «Войне и миру»

18-19 мая 2021 в театре Et Cetera состоится премьера оперы-драмы композитора Алексея Рыбникова «Le prince André. Князь Андрей Болконский». Большинству нашей публики Рыбников знаком по прекрасным мелодиям из кинофильмов «Остров сокровищ», «Приключения Буратино», «Про Красную шапочку», «Усатый нянь», «Новые приключения капитана Врунгеля», «Тот самый Мюнхгаузен», по пронзительным монологам и ансамблям из рок-опер «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Юнона и Авось»… Но чем дальше, тем больше Алексей Львович уходит от песни в сторону мощных эпико-философских сюжетов и жанров, классический пример которых – его «Литургия оглашенных». В этом смысле обращение к эпопее Льва Толстого «Война и мир» закономерно – и все же как не испытать страха при приближении к такой гигантской вершине мировой литературы?

– Алексей Львович, я слышал, что над оперой вы работали десять с лишним лет, постепенно набирая «мозаику» из множества написанных независимо друг от друга фрагментов…

– Так и было, порой мне даже казалось, что я не дойду до финальной точки. Но неожиданно помогли пандемия и самоизоляция. Два месяца затворничества на даче – и стало ясно, что материал набран и даже очень органично сплетается в единое целое. Хотя внутреннее разнообразие сохранилось – там есть рок-вокал, бельканто, мелодекламация, а в салоне Анны Павловны Шерер даже рэп. Но это не следование сегодняшней моде: я писал ритмические речитативы еще в 70-е годы, когда самого слова «рэп» в помине не было.

– Что подвигло на такую почти неподъемную работу? Перечитали на досуге «Войну и мир»? И почему именно «Андрей Болконский» – не «Наташа Ростова», не «Пьер Безухов»?

– Персонажи «Войны и мира» столь ярки, что оперу можно было бы написать о каждом. Просто со временем я понял, что именно образ князя Андрея становится для меня все более близким и любимым. И книгу для этого не понадобилось перечитывать – такие произведения, как «Война и мир», всегда в нашем сознании. Андрей, на мой взгляд, острее, чем кто-либо из всех героев толстовской книги, чувствует мир и то, что происходит в душе человека. И очень трагически осмысливает жизнь – не только свою частную, но всего поколения. В самом начале спектакля таким символом неприемлемого для него уклада жизни показан салон мадам Шерер. Андрей бежит от этой жизни. Сначала хочет найти воинскую славу, но терпит поражение. После многих коллизий встречает Наташу, и любовь к ней затмевает все, что было прежде. Но и здесь он терпит крах, и тогда смерть его становится неизбежной – больше искать ему в этой жизни нечего. Кстати, у многих моих героев похожая судьба. Например, у Хоакина Мурьеты, или Резанова в «Юноне» и «Авось», или у Данилова в «Литургии оглашенных». Непримиримые идеалисты, они проигрывают в столкновении с жесткой действительностью, но оставляют такой след в душах, что это не выглядит поражением. Между прочим, Андрей Болконский вполне мог столкнуться с Николаем Петровичем Резановым у той же Шерер. Действие романа начинается в 1805 году, когда Резанов собирался в плавание на кораблях «Юнона» и «Авось». Они с Андреем герои одного круга… Но я подумал об этом совпадении уже после того, как опера была написана. И с еще большим удивлением обнаружил, что между «Князем Андреем» и «Юноной» и «Авось» есть стилистические переклички, о которых я опять-таки совершенно не думал в процессе сочинения. Но я уверен, они не случайны.

– Можно предположить, что каждый из этих центральных героев – ваше альтер эго?

– Вероятно, да, но еще важнее, что каждый зритель, которого судьба персонажей берет за живое, похоже, улавливает в них что-то общее с самим собой. Ведь смотрите, и сегодня, накануне 40-летия со дня первой постановки «Юноны и Авось» в «Ленкоме» в июле 1981 года, эта рок-опера идет с неизменными аншлагами. Мы были искренни и писали, пели, играли про себя. Граф Резанов – это мы с Андреем Вознесенским, рассказывающие таким способом о сегодняшнем дне, хотя персонажи были исторические. Точно так же, надеюсь, глубочайшие переживания, через которые проходит Болконский, будут близки и интересны сегодняшним зрителям.

– Я слышал, что поиск исполнительницы на роль Наташи Ростовой оказался особенно непрост.

– На кастинг приходили многие, но Наташи среди них не отыскивалось. Вдруг появляется Валерия Воробьева – человек с театральным образованием, но в тот момент на сцене не работавшая: она служила администратором в «Табакерке». И как драматическая актриса подошла идеально – оставалось только научить ее петь, что нам удалось довольно быстро.

– Кто написал либретто?

– Лев Николаевич Толстой. Кроме шуток – мы взяли за основу подлинные тексты романа. Кое-что ввели из других источников – это, например, дневники Наполеона, его коронационная речь в Нотр-Дам де Пари, манифест Александра Первого. Но как начинается действие с первых страниц романа – с написанной по-французски сцены у мадам Шерер, так и заканчивается последней, где Пьер и Наташа уходят к своим детям, непринужденно болтая на бытовые темы. Язык Толстого так ярок и поэтичен, что нет нужды как-то еще его обрабатывать. У этого нашего решения был и другой мотив: Лев Николаевич, как известно, не любил оперу, считая этот вид искусства противоестественными, далеким от реальной жизни. Мне же хотелось доказать Толстому, что его слова прекрасно могут звучать и в музыке, и это будет совершенно естественно и ни капли не фальшиво.

– Как проходит труд композитора? Согласны ли вы с Чайковским, утверждавшим, что вдохновение не любит посещать ленивых?

– Абсолютно. Чтобы ты испытал подъем творческих сил, необходимо погрузиться в поток чувств и мыслей, а создается этот поток напряженным трудом. Ну а дальше – цепная реакция: из концентрации рождается вдохновение, а оно побуждает трудиться все дальше.

– В чем состоит ваш повседневный труд?

– Пианино, бумага, стол. Возможность услышать музыку в себе. Плюс профессионализм, помогающий облечь результаты вдохновения в законченную форму. Но только композиторским трудом моя работа не ограничивается. Последние 30 лет много занимаюсь собственным театром. А это уже работа режиссера-постановщика, драматурга плюс организаторские заботы. А поскольку я столкнулся с тем, что многие наши режиссеры не умеют и не хотят делать музыкальные фильмы, то в 70 лет овладел профессиями кинорежиссера, кинопродюсера и сейчас снимаю свои фильмы. Уже снял «Хоакина Мурьету», «Литургию оглашенных», фильм-драму «Потерянный». Как креативный продюсер хочу снять «Юнону и Авось».

– Правда ли, что ваш театр начался с подвала в вашем доме?

– Да, это было в самом начале 90-х годов. Я жил на втором этаже дома в Большом Ржевском переулке. Подвал этого дома находился в жутком состоянии – когда-то там располагался склад военного госпиталя. Я взял помещение в аренду, сделал ремонт. И создал театральный зал на 40 – 50 зрителей. Наполнил его техникой по тем временам совершенно сказочной – установками для визуальных эффектов, лазерами, превосходной акустической системой. Театр был частным, никакой государственной поддержки не получал. Спектакли я показывал своим друзьям. Так было до тех пор, пока не нашлись люди, которые поверили в наш коллектив и финансировали гастроли в Америке, прошедшие замечательно. Мы много ездили по стране, выступали по всему свету. Все это прекратил дефолт 1998 года. Но в 2000 году театр возродился уже как государственное, бюджетное учреждение, и с тех пор мы твердо стоим на ногах.

– Уже не в подвале?

– Несколько лет назад нас оттуда попросили. Сейчас у театра есть репертуар, труппа, оборудование, бюджет, который обеспечивает государство, мы успешно ездим на гастроли в разные страны – но нет собственного зала. Например, оперу «Le prince André» мы репетировали в ДК МАИ, где нам любезно предоставили сцену на несколько месяцев. Очень ждем решения правительства Москвы о предоставлении нам помещения.

– Передались ли ваши музыкальные способности детям?

– Моя дочь Аня первой исполнила роль Кончиты, когда мы в 1980-м тайно записывали «Юнону и Авось» на фирме «Мелодия». Ее голос идеально подошел к образу, с тех пор все актрисы, которые играют Кончиту, слушают ту запись как эталон. Но стать профессиональным музыкантом Анюта не захотела. Дело в том, что от моей мамы и деда ей достался талант к живописи. И стала моя дочь художником по костюмам в нашей творческой мастерской, делала костюмы для оперы «Литургия оглашенных»… А вот сын Митя – композитор. Ему было семь-восемь лет, когда я привез из Англии аппаратуру для своей студии звукозаписи, и мальчик сразу увлекся электроникой. Сейчас она дает Мите такие возможности, о которых я и мечтать не мог. Находясь в своей студии в Троицке, он осуществляет крупные проекты совместно с американскими исполнителями. Много пишет для фильмов и сериалов. Для полнометражного мультфильма «Тайна Сухаревой башни. Чародей равновесия» написал полноценную симфоническую партитуру. Работает музыкальным продюсером и на многих моих проектах. Мне это дает дополнительное чувство уверенности в том, что они проживут долго.