.jpg)
Спустя почти сто лет Музей русского импрессионизма вспоминает легендарную русскую выставку в Нью-Йорке
Старое, доброе, веками проверенное отечественное искусство. Реализм с вкраплениями русского сезаннизма, пленэризма и модерна плюс чуть-чуть авангарда в мягком, отнюдь не радикальном варианте. Имена Льва Бакста, Бориса Кустодиева Михаила Ларионова, Ильи Машкова, Аркадия Рылова, Валентина Серова, Василия Поленова, Константина Юона, как и названия Третьяковской галереи, Русского музея, Государственного Эрмитажа, ласкают слух, Вопрос лишь, почему эти вещи отличного качества поступили на нынешнюю выставку в Музее русского импрессионизма «Другие берега. Русское искусство в Нью-Йорке. 1924» из самых разных точек планеты, хотя возили их в США в надежде распродать там как горячие пирожки?
Отрадно, что Музей русского импрессионизма, созданный в Москве лишь пять лет назад, уже занял свою нишу и берется за сложные темы. Вот как то заокеанское турне, которое до сих пор — почти непаханое поле, хотя случилось оно век назад.
В ту пору привычная нам «культурная дипломатия» была еще в зародыше. Хотя, допустим, картины Айвазовского и Верещагина американцы увидели уже в XIX веке, а в начале ХХ столетия культуртрегерские проекты вроде балетов Анны Павловой дополнились и регулярными показами обосновавшихся на Гудзоне беглецов из разоренной революционной России.
При наступлении нэпа творцы воспряли и попытались вернуться к прежней арт-практике. Ведь большинство художников России в ту пору переживали катастрофу. Если ты не выходишь из стен мастерской под лозунгом «Улицы — наши кисти, площади — наши палитры», то сиди без работы и денег: арт-рынок разрушен. Группа организаторов американской поездки, включившая Игоря Грабаря, Константина Сомова, Сергея Виноградова и даже издателя Ивана Сытина, поставила перед собой задачу не столько пропаганды русского искусства с его маэстрией, сколько оказания собратьям чисто гуманитарной помощи. США же выбрали как страну богатую и благополучную, особенно на фоне только что жестоко отвоевавшей Европы. Собрали масштабную коллекцию почти в полторы тысячи работ, продумали темы, стилистику, афиши, каталог. Но что-то пошло не так — о чем «рассказывают» те семь десятков работ, что поступили на нынешнюю выставку из музеев и частных собраний России и мира.
Тогда, в 1924-1925 годах, русским мастерам предоставили престижную площадку в центре Манхэттена, в Большом Центральном дворце. Удалось выручить от продажи более 50 000 тысяч долларов, хотя кураторы рассчитывали на много больший эффект, а рядом с миллионами, за которые уходят в наши годы на аукционах «Обнаженная» Серебряковой или «Радуга» Сомова, эти деньги кажутся смешными. Самое же главное — продались лишь около 90 из тысячи работ! Не более удачными оказались и последующие вояжи разделившейся на «северную» и «южную» часть выставки, проехавшей ещё по двадцати городам США и Канады. Не помогло и содействие видных американских деятелей культуры и бизнеса (в попечительский совет наряду с издателем Уильямом Хёрстом вошли члены виднейших семей США). Да и покупателей было немного: дизайнер Луис Комфорт Тиффани, бизнесмен Чарльз Крейн, а также поддержавшие соотечественников Фёдор Шаляпин и Сергей Рахманинов.
.jpg)
На самом деле показы русского искусства за рубежом в ту пору не были такой уж редкостью. Уже состоялось явление русского авангарда в галерее Ван Димена в Берлине (1922), а в 1923-м Музей Стеделийк в Амстердаме показал «Первую русскую художественную выставку» с работами Эль Лисицкого, Малевича, Любови Поповой, Родченко, Татлина и их ближайшего круга. В 1924 году в советском разделе Венецианской биеннале предстало творчество Александра Веснина, Варвары Степановой, тех же Малевича, Поповой, Родченко, а в следующем году знаменитый павильон, спроектированный Константином Мельниковым, станет гвоздем эпохальной Выставки современных декоративных и промышленных искусств в Париже. Там потрясенные европейцы увидели, как преображалось искусство России, пока ее границы были закрыты из-за Мировой войны и революции.
На этом фоне то, что привезли в 1924 году в США Грабарь и Ко, выглядело старомодным, за исключением нескольких художников-новаторов — Бориса Григорьева, Кузьмы Петрова-Водкина или стоявших у истоков авангарда Наталии Гончаровой и Михаила Ларионова. Понимая разницу между европейской и американской аудиторией, инициаторы заокеанского вояжа не стремились показать себя радикалами.
.jpg)
Но даже эти опытные люди не представляли себе полностью вкусов и психологии «среднего американца». И вышло, что проект стал сшибкой двух миров: русской интеллигенции с ее порой аристократическими замашками и ностальгией о былом величии — и жесткого американского прагматизма, где бал правили не реальные представления о России, а расхожие мифы о «загадочной славянской душе», честно говоря, не так уж непохожие на нынешние: цыгане, тройка, сарафаны, пляски...
Так, европейски образованных русских кураторов шокировало предложение попечительского совета сопроводить вернисаж... костюмированным действом с русским самоваром! Дамы-патронессы, по словам Грабаря, желали видеть «настоящую» русскую экзотику, а нежелание гостей сводить важный культурный проект к лубочным увеселениям расценили как неуважение. Возможно, кураторы и раскаялись в своей гордыне: уязвленные вандербильдихи (одна из дам в самом деле была из семьи Вандербильдт) не стали приобретать русские вещи, в итоге выставка не окупила колоссальных затрат. Но не кусают ли теперь локти сами американцы — потомки тех, кто упустил шанс за скромные суммы приобрести работы классиков?
Со временем экспонаты рассеялись по разным странам. Музей провел почти детективное расследование и отыскал многое в коллекциях США, Канады, Армении, Великобритании, Германии, Испании, Франции, Швейцарии, Таджикистана... Так, «Виолончель» Шухаева прибыла из знаменитой венской галереи «Альбертина». На территории же самой России картины оказались разбросаны от Хабаровска до Ростова-на-Дону. Теперь в рамках самого масштабного проекта МРИ удалось установить судьбу сотен произведений, а какие-то и заново открыть для зрителей.