Этот запах чувствуется на открывшейся в Манеже художественной выставке «Романтический реализм. Советская живопись 1925-1945 годов»
В московском Центральном Манеже развернута художественная выставка, которую уместно смотреть под битловскую мелодию «Вновь я в СССР»: «Романтический реализм. Советская живопись 1925-1945 годов». Она включает только подлинники, что особо подчеркнул в беседе с корреспондентом «Труда» сокуратор выставки, продюсер и режиссер Эдуард Бояков. Здесь 80 картин из 9 ведущих музеев страны, включая Русский музей, Исторический, Третьяковку. Отбор вела Зельфира Трегулова — куратор с международным реноме, директор Третьяковской галереи.
Сам Бояков вместе с архитектором Дмитрием Ликиным разработали дизайнерское решение зала: по очертаниям он уподоблен Дворцу Советов, так и не возведенному в Москве, а еще христианскому храму. Именно в «алтарь» попали картины о войне, завершающие экспозицию, а на полпути к нему — сцены созидательного труда, спорта и полетов в стратосферу. Разделы «Красная армия», «Поэтизация труда», «Новый человек, новое тело», «Территория счастья» с парадами, самолетами, эстафетой в обновленной Москве подводят к сакрализованному пространству «Образ вождя».
Во всем этом видится призыв не только к осмыслению нашей истории ХХ века, но к примирению с ней, несмотря на все «загогулины». Кураторы объясняют, что так они пытаются разоблачить советский миф. Однако есть ощущение, что Манеж попал в эпицентр нового, происходящего на наших глазах мифотворчества. Организатор проекта — Музейно-выставочный центр «РОСИЗО» — каждый день дает отчет на «Фейсбуке», как растет аудитория: у входа в зал счетчик фиксирует тысячи паломников. Людей манит и бесплатный вход, и милый сердцу реализм. На деле это триумф старого, не столь уж доброго соцреализма, некогда заполнявшего до отказа колосс того же Манежа.
Правда, со времен распада СССР соцреализм оброс позитивным имиджем, стал модным экспортным продуктом. Все постсоветские годы он регулярно демонстрируется в Европе и США, начиная с выставки «Выбор Сталина», а теперь и в Китае. С падением железного занавеса акценты сместились: у соцреализма отняли роль пропагандиста, велев стать национальной экзотикой.
На самом деле соцреализм — явление пестрое и противоречивое. В стилистике разных авторов уловимы то отголоски авангарда и модернизма европейского толка, как у Петра Вильямса или Александра Лабаса с его тающими дирижаблями, а то натурализм, почти фотореализм: таков порт-рет Орджоникидзе, соперник образа Горького на Капри. Но ни Кузьма Петров-Водкин или Павел Корин с аллюзиями на иконы, ни адепт фовизма Мартирос Сарьян, ни Александр Дейнека с экспрессионизмом «Обороны Петрограда» не укладываются в прокрустово ложе доктрины... А уже в 1932 году, когда был образован Союз художников СССР и запрещены многочисленные прежде арт-группировки, все эти направления объявили антинародным формализмом. Думаю, эстету Дейнеке пришлось ломать себя, изображая комсомолок в трусах, бегущих по пригоркам в светлые дали.
Но к советским нимфам нужно еще пробиваться сквозь строй руководителей страны. Больше сотни партийных деятелей всех мастей собрала висящая прямо у входа в зал картина «II конгресс Коминтерна». Пятиметровое полотно 1924 года с обилием деталей поневоле заставит остановиться. Это гвоздь экспозиции. Жаль, он не снабжен подробным рассказом, что стало с персонажами. Две трети из них сгинули в тюрьмах. Этот холст и сам жертва репрессий: из-за крамольных портретов томился почти столетие в тайных фондах музея Ленина (теперь Исторический музей). Трудно назвать картину шедевром, но ее автор, главный портретист вождей Исаак Бродский, ученик Ильи Репина, изображая людей подобными рассыпанному фаршу, словно предугадал, в какую мясорубку им предстоит попасть. Да и восемь изображений Сталина на 80 экспонатов — многовато. Самое время напомнить, что в народе (по крайней мере художественном) бытует такая классификация стилей: репрессионизм, баракко, поздний реабилитанс, сталинский вампир... Напомнить тем, кто соцреализм стыдливо переименовал в «романтику».