Разговор с писателем Григорием Чхартишвили, более известным читающей публике под именем Бориса Акунина
Он не перестает поражать творческой активностью. Помимо регулярно выпускаемых увлекательных детективных романов много лет работает над циклом книг «История Российского государства». Не так давно в издательстве «АСТ» вышел очередной, уже восьмой том, следом за которым писатель выпустил и роман «Дорога в Китеж», приуроченный к историческому исследованию. А на рабочем столе Григория Шалвовича уже новые рукописи:
— Начиная с 2013-го, когда стартовал ваш исторический цикл, вы работаете в жестком ритме: том в год! Что подвигло замахнуться на такую глыбу?
— Отчасти я следую примеру беллетриста Карамзина, решившего написать курс истории России со всей увлекательностью, свойственной беллетристике. У него получилось, и именно Николаю Михайловичу выпало ввести в российском обществе моду на историческое чтение. Я, конечно, на славу нового Карамзина не претендую, но все же считаю, что историей у нас народ интересуется недостаточно. Была и другая задача — личная. Хочется все же разобраться, почему российская история складывается так трудно, конфликтно и никак не приведет народ к благоденствию. Для этого я решил проследить ее от истоков, отделяя правду от мифов.
— Какой эпохе посвящен восьмой том?
— Второй половине XIX века — правлению Александра II и Александра III. Это уже близко к нам — время, повлиявшее на то, что происходит сейчас. Полтора с лишним века Россия ходит по заколдованному кругу, не в состоянии определить, где баланс между свободой и стабильностью. Во времена Александра II начались демократические реформы, и страна вскоре стала захлебываться от кислорода либерализма. Оказалось, она в своем развитии к этому не готова — и власть включила задний ход. Возникла еще большая социальная напряженность, что в итоге привело к революции. Нечто подобное в нашей истории повторялось не раз. И перебор с консерватизмом тоже плох, поскольку ведет к исчезновению конкуренции, замедлению развития, отставанию от передовых стран. Чрезмерная государственная опека выливается в полицейский произвол и злоупотребления, примеры которых мы сегодня видим повседневно.
Меня упрекают, будто я смакую поражения и несчастья отечества. Это не так! Я лишь хочу обратить внимание на те уроки истории, которые страной не выучены. Неудачи надо анализировать с особой тщательностью. Вместо этого нам на официальном уровне внушают, будто история — идеологическая дисциплина, призванная создавать положительный имидж страны. Опасное, тупиковое заблуждение. Каждого чиновника или депутата я бы заставил сдавать экзамен по истории, ибо человек, не знающий ее, не может управлять государством и писать законы.
— С какими источниками вы работаете?
— Мне важны документы, дневники, мемуары, письма той эпохи, в которую погружаешься. Каждый из авторов субъективен, но ничего достовернее нет. Если долго читать мемуариста, начинаешь его чувствовать, понимать, где он откровенен, а где лукавит. Так, «дедушке русской индустриализации» Сергею Витте, по моему убеждению, веры мало, поскольку вся логика его воспоминаний сводится к тому, что он чрезвычайно умен, все же остальные — дураки. А читаешь мемуары Коковцова, министра финансов в начале ХХ века, председателя Совета министров Российской империи — и видишь, что хоть человек он скучный, но к вранью не склонный. Вот так, сравнивая полученные свидетельства, проясняешь картину.
— А зачем каждый том истории сопровождать выходом романа?
— Историческое исследование лишено эмоций, но я-то эти эмоции испытываю, хочется их передать читателю. Только что вышедший роман «Дорога в Китеж» — про образ идеальной, не видимой простому глазу России. Но различные социальные визионеры утверждают, что видят и даже готовы ради достижения цели жертвовать собой и другими. В каком-то смысле «Дорога в Китеж» — отдаленный ремейк «Трех мушкетеров»: несколько друзей, взрослея, расходятся идеологически. Мой Арамис становится государственником, Атос — либералом, Портос — революционером: Никого я не осуждаю, всех люблю, но и показываю, как прекрасные люди с прекрасными намерениями, ослепленные иллюзиями и враждой ко всякому, кто мыслит иначе, на пути к заветному Китежу спихивают страну в пропасть.
— Согласно теории французского литературоведа и философа Ролана Барта, современный писатель не автор, а лишь инструмент, посредством которого судьба создает свою книгу. Вы тоже так считаете?
— Когда начинал писать, конечно, считал себя творцом описываемого мира. Но постепенно все сильнее ощущал, что писательский талант — слушать и слышать. Композитор не столько пишет музыку, сколько улавливает существующую где-то в пространстве мелодию. Так и мне представляется, что в мире тонких энергий уже существует замечательная история, надо лишь расслышать ее и не испортить. Увы, всякий раз остается ощущение, будто что-то я недослышал, и роман на бумаге получался не таким прекрасным, каким существовал в моей голове до начала работы.
Кстати, я сейчас заканчиваю книгу о том, как пишется проза, — делюсь правилами и трюками, которые открыл для себя. Одно из правил: достигнув успеха, нельзя штамповать уже пройденное — даже если этого от тебя требуют читатели и издатели.
— Прежде вы переводили с японского, даже получили за это несколько премий. Но сейчас, кажется, охладели к такому роду деятельности?
— В какой-то момент меня начали раздражать чужие тексты. Ловил себя на мысли: «Нет, этой фразы я бы не написал ни за что!» или «Ну хватит разжевывать, я уже все понял». Нет, интереснее не чужие тексты переписывать, а свои создавать.
— Правда ли, что «акунин» по-японски — «злодей»?
— Да, задумывая историю с Фандориным, я хотел создать галерею отрицательных персонажей. Признаться, они меня интересовали больше, чем сам герой. Интересно не очевидное зло разоблачать, а выяснять, где оно притаилось. В «Азазеле» дама хотела построить рай на земле — и что же она при этом натворила! А герой «Турецкого гамбита» Анвар Эфенди — идеалист, патриот, но результаты его деятельности благими никак не назовешь. Уточню: кроме аватара «Акунин» у меня есть и другие писательские маски, в которых я фигурирую под именами Анатолий Брусникин и даже Анна Борисова.
— Зачем это нужно?
— Существует опасность надоесть самому себе. После прочтения нескольких твоих книг у читателя формируются определенные ожидания. Ты как бы очертил круг правил игры, а если через какое-то время вздумал их поменять, публика недовольна: «Э, мы так не договаривались!». Так и появился мой проект «Авторы», где я выдумал двух персонажей и стал писать от их имени. Поначалу никто не знал, что это я. И это дало мне чувство обновления и свободы. Нечто подобное было у японцев в Средние века: человек, прошедший испытания и почувствовавший, что внутренне изменился, брал себе другое имя.
— Если бы была возможность вернуться в прошлое, что бы вы изменили в своей жизни?
— Да зачем? Что было, то было, я не любитель альтернативной истории. Ну, разве что подправил бы частности. Например, не держался бы таким охламоном в институте, а добросовестно учился тому, чему меня пытались там научить. Жизнь слишком коротка, чтобы упускать из нее даже несколько лет.