Во весь «Инструментальный голос»

Что общего у Теодора Курентзиса и оркестра Нижегородской оперы

Теодор Курентзис – из тех дирижеров, которые редко выступают не со своим постоянным коллективом. Тем интереснее было послушать программу в Большом зале Московской консерватории, в которой маэстро предстал за пультом оркестра La Voce Strumentale Нижегородского театра оперы и балета. Что подвинуло на этот эксперимент обе его стороны?

Созданный и бессменно руководимый Курентзисом вокально-симфонический ансамбль musicAeterna знает половина музыкального мира, от бескрайних просторов России до главных европейских столиц. Слава оркестра La Voce Strumentale пока скромнее, хотя и его артистическая история достаточно богата: основанный московским скрипачом и дирижером Дмитрием Синьковским сперва как ансамбль старинной музыки, он зарекомендовал себя высочайшим уровнем исполнения произведений Вивальди, Генделя и других мастеров барокко. Поворотным моментом в жизни коллектива стало приглашение Синьковского два года назад главным дирижером Нижегородского государственного академического театра оперы и балета имени А. С.Пушкина.

La Voce Strumentale тоже влился в театральный оркестр, дав ему свое имя – и «заразив» труппу вкусом к старинной музыке: отныне здесь одна за другой идут премьеры Генделя, Глюка, Моцарта или, допустим, перекидывающего мостик между стилистикой XVIII и XXI веков Десятникова. Но и «Инструментальный голос» (так переводится с итальянского название оркестра) обрел новую интонацию, ведь теперь он участвует в исполнении оперного мейнстрима XIX и ХХ веков, играет мировую симфоническую классику.

Что же связывает с нижегородцами именно Курентзиса? Во-первых, сходство историй коллективов: как и musicAeterna, зародившийся еще во время работы Теодора в Новосибирской опере, La Voce Strumentale в своем нынешнем виде сформировался на нестоличной сцене, но проявил самые серьезные профессиональные амбиции. Во-вторых, коллектив органически вовлечен не только в чисто симфоническую, но и в оперно-ораториальную область репертуара. Ну и третье, чисто субъективное, однако, думаю, не последнее по значению обстоятельство: человеком, придавшим Нижегородской опере новый импульс, в том числе позвавшим туда Синьковского и его оркестр, является нынешний худрук театра Алексей Трифонов, в прошлом – многолетний директор musicAeterna и, говоря по-простому, друг Курентзиса.

Да и сам Курентзис не стал делать тайны из своей симпатии к музыкантам Синьковского, прямо со сцены, на весь Большой зал Московской консерватории назвав себя их большим фанатом: «В этом оркестре играют взрослые люди, но он молод по духу и не утерял страсть к музыке, в отличие от некоторых сытых столичных оркестров. Россия – это не только Москва и Петербург, и мне хочется, чтобы о нижегородском коллективе знала самая широкая публика, чтобы он почаще выступал на сценах, подобных этой».

Программу Курентзис тоже выстроил так, чтобы она и его вкусы отразила, и дала представление о разнообразных возможностях нижегородцев. Начали с пьесы Cvetić, kućica сербского композитора Марко Никодиевича, часто играемого Теодором. Она посвящена безымянной югославской девочке, погибшей во время войны 1999 года, а название, на русский переводимое как «Цветочек, домик», описывает рисунок в найденном рядом с ребенком блокноте. Это тихий реквием не только маленькой убитой художнице, но всем жертвам войн, что подчеркивается выбранным Марко прообразом: он взял за интонационную основу фортепианную пьесу Листа La lugubre gondola, навеянную последней встречей в Венеции с тяжело больным Вагнером, чью скорую смерть и похоронную процессию на траурной гондоле композитор как бы предвосхитил в этой печальной, стонущей мелодии без определенной тональности. И Никодиевич, вслед за Листом, строит зыбкое, эфемерное звуковое здание, которое временами слышится-видится только одиноким робким голосом альта или осторожным щипком цимбал, или глухо отзывается таинственными, грозно рокочущими глубинами, а то под мерный бой колокола увлекает наш мысленный взгляд вверх, в призрачное сияние печальных струнных флажолетов.

От этой философской инструментальной звукописи исполнители перешли к вокальным краскам – циклу итальянского классика ХХ века Лучано Берио Folk Songs, давшему возможность продемонстрировать мастерство трех солисток Нижегородской оперы – Яны Дьяковой, Венеры Гимадиевой и Марии Калининой. Партитура не столь хитро закручена, как, например, в ариях Генделя и Десятникова, которые нижегородцы (в их числе та же Дьякова) поют у себя дома, а осенью привозили и в Москву, но она интересна другим – предельной экономией средств, где каждый мотив, каждая ритмическая формула этих армянских, французских, азербайджанских, конечно же итальянских народных мелодий требует максимально ясной и эмоциональной артикуляции.

Ну и на десерт гости показали себя в классическом симфоническом репертуаре, исполнив Четвертую «Итальянскую» симфонию Мендельсона. Драйва, который пообещал залу в предварительном слове Курентзис, было хоть отбавляй – иногда мне даже казалось, что сам автор не предполагал таких субсветовых скоростей в веренице тарантелл первой и четвертой частей. А известно, что порой случается при превышении скоростного режима. Впрочем, лишь в отдельные моменты я ощущал это «допплеровское смещение» (смешение?) красок. Зато какая колоритность тембров в загадочно-готической балладе второй части, какое тепло в менуэте-серенаде третьей… Ну и финальная безумная стретта, конечно, не могла не быть награждена овацией главного академического музыкального зала страны.