.jpg)
Что случилось с самым известным немецким перебежчиком?
«Завтра — война!» Узнав ошеломительную новость, немецкий ефрейтор Альфред Лисков попытался изменить будущее. Он сумел сбежать с позиций своего полка, перебраться на советскую сторону и предупредить наше командование о неминуемом нападении. Факт задержания этого перебежчика отражен в донесениях, в мемуарах советских вое-начальников Г.К. Жукова, И.Х. Баг-рамяна и других, в комментариях историков. Но что стало с перебежчиком дальше? Попытаемся приоткрыть завесу тайны.
Итак, в девять вечера 21 июня 1941 года в районе городка Сокаля Львовской области пограничники приводят к начальнику 90-го погранотряда майору М.С. Бычковскому немецкого солдата в мокрой форме — он только что переплыл Западный Буг. Солдат что-то взволнованно говорит. По-немецки майор не понимает, переводчика под рукой нет — приходится везти немца в город Владимир-Волынский, в комендатуру. Лишь в полпервого ночи начинается допрос.
«22 июня 1941 г. Перешедший границу в районе Сокаля немецкий ефрейтор показал следующее: фамилия его Лисков Альфред Германович, 30 лет, рабочий, столяр мебельной фабрики в г. Кольм-берг (Бавария), где оставил жену, ребенка, мать и отца.
Ефрейтор служил в 221-м саперном полку 15-й дивизии. Полк расположен в селе Целенжа, что в 5 км севернее Сокаля. В армию призван из запаса в 1939 г.
Считает себя коммунистом, является членом Союза красных фронтовиков, говорит, что в Германии очень тяжелая жизнь для солдат и трудящихся.
Перед вечером его командир роты лейтенант Шульц заявил, что сегодня ночью после артиллерийской подготовки их часть начнет переход Буга на плотах, лодках и понтонах.
Как сторонник Советской власти, узнав об этом, решил бежать к нам и сообщить».
(Сборник документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне», 2000.)
Майор Бычковский срочно доносит о происшествии в округ — и слышит приказ не поддаваться панике. В нарушение субординации он звонит командующему армией. Тот выслушивает майора с таким же недоверием, но донесение все же передает в Москву. Оно доходит до начальника Генштаба Георгия Жукова, который приказывает разбудить наркома обороны Тимошенко. Тот приезжает в Генштаб. Они пытаются сообщить новость Сталину. Сотрудник охраны отказывается будить вождя. Жуков настаивает. На уговоры уходит около получаса. Наконец Сталина будят. Он приказывает Жукову и Тимошенко, а затем Молотову ехать в Кремль:
Тем временем майор Бычковский проводит второй допрос перебежчика.
«Я лично твердо также не был убежден в правдивости сообщения солдата Лискова, но все же вызвал комендантов участков и приказал усилить охрану госграницы, выставить специально слухачей к р. Буг и в случае переправы немцев через реку уничтожить их огнем. Одновременно приказал, если что-нибудь подозрительное будет замечено (движение какое-либо на сопредельной стороне), немедленно докладывать мне лично. Я находился все время в штабе.
Коменданты участков в 1.00 22 июня доложили мне, что ничего подозрительного на сопредельной стороне не замечено, все спокойно. Ввиду того, что переводчики в отряде слабые, я вызвал из города учителя немецкого языка, отлично владеющего немецким языком, и Лисков вновь повторил то же самое, то есть что немцы готовятся наступать на СССР, на рассвете 22 июня... Не закончив допроса солдата, услышал в направлении Устилуг (первая комендатура) сильный артиллерийский огонь. Я понял, что это немцы открыли огонь по нашей территории, что и подтвердил тут же допрашиваемый солдат. Немедленно стал вызывать по телефону коменданта, но связь была нарушена».
(Сборник документов «Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне».)
В районе Сокаля красноармейцы отбиваются от врага, а днем даже переходят в контратаку и отбрасывают немцев за реку, но из-за огромных потерь отходят (автору процитированных документов М. С. Бычковскому посчастливится выжить и дослужиться до генерал-майора).
Перебежчика, чью правоту так наглядно подтвердили гитлеровцы, дово-зят до полевого аэродрома неподалеку от Львова и на одном из последних уцелевших самолетов отправляют в Москву.
И началась у ефрейтора недолгая карь-ера пропагандиста. Этот период его жизни проследил живущий в Германии историк и писатель Игорь ПЕТРОВ.
Уже 27 июня в «Правде» и «Известиях» появляется «Рассказ немецкого солдата Альфреда Лискофа». Он выступает перед рабочими и солдатами в Москве, Ленинграде и других городах СССР. Скоро становится членом Коминтерна, знакомится с его руководителями.
Тем временем в полку пропавшего ефрейтора записали в утонувшие при переправе через пограничную реку. В его измену поверили только в июле, когда нашли сбитый советский самолет, рядом с которым валялись листовки. На них красовалась фотография «утопленника», призывавшего немецких солдат сдаваться Красной армии. Гестапо взяло в оборот семью перебежчика, после чего мать от него отреклась.
А на новой родине ему предстояло столкнуться с НКВД. Как полагает историк Петров, Лискову надоело играть роль пешки в пропагандистской игре. Он не скрывал своего разочарования, о чем и было доложено главе исполкома Коминтерна Георгию Димитрову.
«19.09.41. Назначил комиссию — Ульбрихт, Гуляев, Соркин — чтобы разобраться с делом перебежавшего к нам ночью на 22 июня немецкого солдата Лискова. Его поведение и его разговоры очень подозрительны...
22.09.41. С Мануильским, Ульбрихтом, Эрколи проверили дело немецкого дезертира Лискова. Своими замечаниями, что „коммунисты работают на фрицев, руководство Коминтерна — предательское руководство“ и пр. он навлек на себя подозрения. Не безумен ли он? Или агент? Дал указание внимательнее проследить за ним».
(George Dimitroff: Tagebcher 1933-1943. Berlin, 2000.)
Указание «внимательнее проследить» выполняется. Товарищам Лискова по работе в Коминтерне (они же соседи по общежитию) есть о чем донести. Историк Петров нашел в архиве Коминтерна (РГАСПИ, ф. 495, оп. 77, д. 31) четыре отчета за сентябрь — декабрь 1941 года.
Автор двух — коммунист из Индонезии, подписывавшийся как Семаоэн (в действительности Семаун, основатель индонезийской компартии). В первом донесении он сообщил, что странный немец уверен, будто Георгия Димитрова: подменили!
«25.IХ-41 г. во время тревоги... Листков (так в оригинале. — „Труд“) прочитал мне свой план книги, которую он хочет писать. В плане выявлялось его мнение, что настоящий тов. Димитров был убит фашистами в тюрьме после процесса по делу пожара Рейхстага. Тов. Димитров, по его же предположению, должен быть брат погибшего тов. Димитрова. А этот брат перешел в лагерь фашистов и послан ими в СССР в качестве настоящего тов. Димитрова, чтобы натворил беду в Коминтерне и в рядах большевиков».
Можно предположить, с каким возмущением читал Георгий Димитров эти строки!
Другой знакомый Лискова, подписавшийся Наимом Зигером, описал, как во время прогулки Альфред обнаружил у себя в кармане 8 рублей. Это его почему-то разозлило, и он заявил, что: деньги ему подсунул какой-то троцкист и шпион. «Все подозрения и положение этого человека за время его пребывания здесь нуждаются в специальном расследовании, чтобы вскрыть истинные цели и выяснить его сомнительное положение», — делает вывод Зигер.
В октябре сотрудников Коминтерна эвакуировали из Москвы в Уфу. Поездом, на барже, потом опять поездом: Дорога заняла два месяца. О поведении Лискова во время путешествия говорится в декабрьском отчете за подписью некого Блюфарда, утверждавшего, что факт переезда немец воспринял с подозрением и даже хотел сбежать во время пересадки с баржи в Чебоксарах, но его остановили.
Политические воззрения Лискова в изложении Блюфарда выглядят своеобразно: «История — это борьба между сильными и слабыми за существование. Гибель слабых в пользу сильных является прогрессивным фактором». «Красная армия терпит поражение, потому что ею руководят евреи». «Германским оружием будет завоеван мир, уничтожен капитал, а затем установлен социализм».
Поведение Лискова по отношению к окружающим, утверждает Блюфард, выглядит вызывающим. Во время ночевки в поселке Вятские Поляны Кировской области он среди ночи вдруг забрался в кровать, где спала женщина с ребенком. Та стала кричать, разбудив всех в доме. Лисков объяснил, что просто замерз. В другой раз он затребовал, чтобы Блюфард отдал ему пальто: «Ему холодно и, во-вторых, он сильнее меня, а только сильный имеет право на жизнь».
«Личность Лискова представляет собой узел противоречий, с одной стороны, писал стихотворения и говорил о философии, а с другой стороны, его поведение настоящего хама. По философии сторонник материализма, а по общественным вопросам настоящий гитлерист», — подытоживает Блюфард.
В декабре в Уфу спецпоездом из Куйбышева приехал Димитров. Обратимся снова к его дневнику.
«23.12.41. Вызвал Трифонова (уполномоченный НКВД в Уфе), речь шла об изоляции немецкого дезертира Лискова за его подрывную деятельность: Он вне сомнения фашист и антисемит. Возможно, в свое время даже был послан к нам немцами со спецзаданием. Отправил по этому поводу шифротелеграмму Берии.
25.12.41. Трифонов (НКВД) проинформировал о мероприятиях, предпринятых в связи с Лисковым (им займется НКВД)».
В СМИ встречаются утверждения, что в Уфе Лискова расстреляли. Нам удалось установить, что это не так. На наш запрос пришел ответ из УФСБ по Башкирии. В нем сообщается, что, судя по материалам архивного уголовного дела, Альфред Лисков был арестован 15 января 1942 года «за распространение клеветнических измышлений по адресу руководителей Коминтерна». Находясь под следствием, «проявлял признаки психического расстройства, вследствие чего был направлен в Центральный институт судебной психиатрии, в котором находился до 29 июля 1942 г.». Постановлением от 15 июля 1942 г. следственное дело прекращено. После выписки из больницы Лисков был направлен в Новосибирск, «откуда в конце 1943 — начале 1944 года бесследно исчез». Никаких данных о дальнейшей судьбе этого человека в УФСБ по Башкирии нет. Похоже, «пропагандист-коммунист-гитлерист» погиб в каком-то из сибирских лагерей для военнопленных. А может, попал в психиатрическую лечебницу?
Мы направили запрос в Новосибирское УФСБ и получили ответ: «УФСБ России по Новосибирской области информацией в отношении Лискова Альфреда не располагает».
Конец истории? Или в архивах все же найдутся документы, проливающие свет на судьбу немецкого солдата, оказавшегося чужим и среди своих, и среди чужих?
Люди с той стороны
Появление беглецов с сопредельной стороны в предвоенные годы было настолько обыденным делом, что в документах НКВД и Разведуправления Генштаба РККА они редко удостаиваются указания имен и званий. Их тут явно не ждали с объятиями. Еще 31 января 1938 года Политбюро ВКП(б) принимает постановление «О перебежчиках», где говорится:
«Всех перебежчиков, в отношении которых будет прямо или косвенно установлено, что они перешли на территорию СССР со шпионскими, диверсионными и иными антисоветскими намерениями, — предавать суду Военного трибунала, с обязательным применением расстрела.
Дела о всех перебежчиках, в отношении которых будет установлено, что они перешли на территорию СССР не злонамеренно, передавать на рассмотрение Особого Совещания НКВД СССР, с применением меры наказания 10 лет тюремного заключения».
Но переходы границы продолжались. Вот несколько свидетельств. Спецсообщение Главного транспортного управления НКВД СССР от 16 августа 1940 г.: «Арестованный перебежчик из Германии показал, что в момент вступления в Литву советских войск германское командование концентрировало на литовской границе большое количество войск (пехоту и моторизованные части), где поспешно сооружались цементированные окопы».
18 ноября 1940 г. Спецсообщение Разведуправления ГШ РККА: «По сведениям перебежчиков, казармы в Галац, построенные в свое время для эвакуируемого населения из Бессарабии, занимаются немецкими войсками численностью в 7-8 тыс. человек».
Не ранее 15 апреля 1941 г. Докладная записка НКГБ УССР секретарю ЦК КП(б) Украины Н.С. Хрущеву: «Материалами закордонной агентуры и следствия по делам перебежчиков устанавливается, что немцы усиленно готовятся к войне с СССР, для чего концентрируют на нашей границе войска, строят дороги и укрепления, подвозят боеприпасы».
18, 20 и 21 июня 1941 г. Сетевое издание Softmixer приводит данные польского историка Адама Казимежского: трое перебежчиков пробрались в Брест накануне войны, и каждый из них назвал советскому командованию точное время вторжения Германии в СССР. Первой была машинистка из немецкой комендатуры в Тересполе (польский город на берегу р. Западный Буг напротив Бреста), затем немецкий фельдфебель и польский мельник. Известно имя последнего: Иосиф Бодзинский. Он был мельником из села Старый Бубель, во время Первой мировой войны служил в русской армии. Выслушав его, начальник 2-й заставы 17-го погранотряда Василий Горбунов решил поднять личный состав в ружье, благодаря чему его пограничники встретили врага организованно и отступили только вечером.
И младший лейтенант Горбунов, и мельник Бодзинский выжили в войне.
Впрочем, были и «перебежчики поневоле».
22 июня 1941 г. Через пять часов после начала войны из-за поломки на советской территории под Тарнополем (сейчас Тернополь) сел бомбардировщик «Юнкерс-88». Штурман застрелился, остальные члены экипажа сдались. Командир Эбергард Каризиус участвовал в антифашистской пропаганде.
25 июня 1941 г. На четвертый день войны вблизи Киева приземлился бомбардировщик «Юнкерс-88» с экипажем из четырех человек: унтер-офицер Ганс Герман, летчик-наблюдатель Ганс Кратц, старший ефрейтор Адольф Аппель и радист Вильгельм Шмидт. Газета «Правда» опубликовала их обращение «К немецким летчикам и солдатам» с призывом сдаваться Красной армии.
22 июня — август 1941 г. Не менее 20 летчиков люфтваффе сдались русским.
30 августа 1942 г. Под Сталинградом попал в плен пилот сбитого истребителя «Мессершмитт-109F» лейтенант Генрих Айнзидель, правнук «железного канцлера» Отто фон Бисмарка. Он согласился написать открытое письмо, напомнив Гитлеру совет своего великого прадеда никогда не воевать с Россией. В дальнейшем участвовал в создании и деятельности Национального комитета «Свободная Германия», став в Германии одним из самых известных перебежчиков на сторону врага.