.jpg)
«Санктъ-Петербургъ Опера» напомнила: Петр Ильич никогда не забывал о своих корнях
Традиция – признак статуса, и у фестиваля «Видеть музыку», выросшего за семь лет в главный смотр отечественного музыкального театра, таковые появились. Одна из них – обязательное участие театра «Санктъ-Петербургъ Опера». Какой бы жизненный и музыкально-театральный контекст ни разворачивался кругом, этот небольшой по людской численности, но очень заметный по художественной продукции коллектив из года в год привозит в Москву на гостеприимную сцену «Геликон-оперы» (тоже традиция!) нечто привлекательное, значительное, эксклюзивное.
Например – у кого еще вы еще послушаете и посмотрите раннюю, наивно-романтическую, но безоговорочно-искреннюю и, главное, неотразимо-увлекательную по музыкальному материалу оперу Даргомыжского «Эсмеральда»? Или редко звучащую даже в Италии (поди знай все 68 опер этого замечательного композитора) очаровательную комедию Доницетти «Петр I, или Невероятные приключения русского царя»?
Конечно, «Норму» Беллини к числу репертуарных редкостей не отнесешь. Впрочем, если речь о московской публике, то ей уже много лет приходится довольствоваться записями или трансляциями этого мирового шедевра. Видимо, слишком велики сложности вхождения в культуру бельканто, требующую от исполнителей предельной красоты и богатства звука в сочетании с предельной же виртуозностью в воспроизведении фиоритурного узорочья этих бесконечных мелодий. Однако «Санктъ-Петербургъ Опера» уже доказывала, что с потенциалом ее певцов и оркестра можно, хотя и не всегда стопроцентно успешно, браться, например, за «Любовный напиток».
Примерно то же произошло и теперь. С одной стороны, оркестр под управлением дирижера Александра Гойхмана органично вошел в тревожный и прекрасный звуковой мир Беллини, в котором столько и собственного обаяния, и дополнительно расширяющих его объем ассоциаций-«обертонов» с Шопеном, Аданом, даже Верди, причем не ранним, а поры «Силы судьбы». И солисты вкупе с хором проявили максимум старания, и прославленная Casta diva достойно прозвучала в интерпретации Марии Бочмановой, и голос Виктории Мартемьяновой (Адальджиза) наполнялся меццо-сопрановой страстью, и тенор Сергея Алещенко (Поллион) без особых усилий взлетал на головокружительные белькантовые верха, и бас Геворга Григоряна погружал нас в мрачные глубины фанатичной натуры главного друидского жреца Оровезо. С другой стороны, нередко интонацию певцов хотелось элементарно поднять если не на классические «полкирпича», как грубовато-честно говорят в таких случаях сами артисты, то хотя бы на одну восьмую тона, чтобы она вполне соответствовала оркестровому камертону. А с третьей – даже в этих обстоятельствах легендарные по сложности ансамбли, где, в частности, от двух главных солисток требуется на всех бесчисленных фиоритурных виражах их протяженного «параллельного полета» соблюдать идеально чистый терцовый интервал между партиями, были исполнены достаточно уверенно.
И все же главным акцентом для меня в этот приезд петербуржцев стала не сумасшедше красивая и сложная вокальная партитура Беллини, а опера нашего родного Петра Ильича Чайковского «Черевички». Увы, появляющаяся на отечественных подмостках едва ли чаще заемной «Нормы», что, прямо скажу, стыдно – ведь если у итальянского шедевра и без нас на планете полно адептов, то кто, как не мы, должен во всей полноте нести миру и прежде всего самим себе творчество нашего национального гения?
Однако сложилась странная традиция, в которой, наверное, невольно роковую роль сыграл Римский-Корсаков со своей «Ночью перед Рождеством». Сам Николай Андреевич проявил по отношению к Чайковскому, раньше него «схватившему» заветный гоголевский сюжет, эталонное благородство: и, будучи членом жюри конкурса «Ночей перед Рождеством» на либретто Якова Полонского, присудил первую премию, и до конца жизни Петра Ильича не брался за давно манивший замысел, чтобы не причинить тому «огорчения». Ну и, отдадим должное главному русскому композитору-сказочнику, опера у него действительно получилась отменная. Но настолько ли превосходящая достоинства партитуры Чайковского, чтобы появляться на подмостках раза в три-четыре чаще?
И потом – позвольте, а кто «главный русский композитор-сказочник»? Кем, в конце концов, написаны «Спящая красавица» и «Щелкунчик», не говоря об оркестровой «Снегурочке» (музыке к пьесе Островского) и многих других прекрасных сочинениях?
Именно эта мысль поразила, когда вихрь гармоний, модуляций, тембровых перекличек с первых же тактов вступления (дирижер Максим Вальков) увлек в фантастический, вьюжный, космически-головокружительный и одновременно тепло-земной, деревенски-уютный, дворцово-роскошный мир образов «Черевичек», уже не отпустив внимание до самого конца партитуры.
Притом это абсолютный Чайковский – сколько здесь изумительных мелодий, достойных быть причисленными к лучшим плодам композиторского воображения Петра Ильича: то восторженные, то грустные, но всегда душевно горячие песни Вакулы (Ярамир Низамутдинов) и Оксаны (Александра Ляпич), дивные своей шуточной инфернальностью и в то же время крепкой фольклорностью дуэты Солохи (Лариса Поминова) и Беса (Антон Морозов), совершенно невероятным образом сочетающие поповщину и народную распевность рулады Учителя (Всеволод Калмыков), имперски-импозантные канты и полонезы Петербурга XVIII века, в передаче звуковой атмосферы которого (вспомним «Пиковую даму»!) Чайковский был непревзойден.
А главное – какой любовью к родному российскому мелодическому миру все это пронизано. И две равно дорогие Петру Ильичу в этом мире стихии – русская и украинская. Поданные в их нерасторжимом братстве – ведь сам Чайковский, корнями из полтавских казаков, всегда чувствовал эту сродненность, недаром так любил бывать на Украине, проводить там радостные летние месяцы, сочинять… Не зря одна из популярнейших его тем, легшая в основу финала Первого концерта – украинская календарная закличка. И в «Черевичках» звучит ее ближайшая родственница: не случайно так подлинна по колориту картина на деревенской площади – ожившая сценка из рождественского вертепа, словно подсмотренного Петром Ильичом в южнорусских или малороссийских областях (хормейстер Игорь Потоцкий). А как символично-встык композитор соединил обаятельную русскую пляску в духе всемирно знаменитого номера из «Лебединого озера» и лихой, слегка хмельной гопак в петербургской картине оперы (хореограф Васил Панайотов)!
В отличие от холодновато-академичной по постановочным средствам «Нормы», режиссер (он же худрук «Санктъ-Петербургъ Оперы») Юрий Александров и художник Вячеслав Окунев ответили на эту любовь сполна и органично в своем волшебном, словно ожившее расписное яйцо Фаберже, спектакле.
Ну и как не отметить своевременность показа оперы в Москве. В XVIII веке тоже не все было безоблачно вокруг Украины. Глядя на те события из относительно благополучного XIX века, Гоголь и Чайковский могли позволить себе улыбнуться на этот счет и даже пошутить. Сегодня мы завидуем их оптимизму. Дай бог, чтобы он к нам вернулся.
P. S. Фестиваль «Видеть музыку» проходит при поддержке Министерства культуры Российской Федерации и Президентского фонда культурных инициатив.