Замечательный ученый и бард Александр Городницкий делится ощущениями, стихами и тревогами
«Чувствую себя сейчас, как Пушкин в Болдино: вдохновенно пишу стихи, — не скромничая сказал геофизик и бард Александр Городницкий корреспонденту «Труда». И тут же привел только что рожденные строки: «Который день сидим в карантине. / Погода улыбается в окне, / Где новоселье птиц в весенних гнездах. / Разглядываю снимки на стене. / На улицу хотелось бы и мне, / Но выходить запрещено на воздух»... Впрочем, на воздух нас уже вроде бы выпустили, а разговор с человеком, чьи песни мы поем много-много лет, не ограничился «карантинной» темой.
Мы беседуем с Александром Моисеевичем, как нынче принято, по «Скайпу»: он — в Москве, я — в Петербурге, в тот промежуток времени между написанием им статьи для научного журнала и стихов для души, который он использует обычно для общения с друзьями и добрыми знакомыми. Первым делом спрашиваю его о настроении.
— Ну какое может быть настроение у человека, впервые в жизни оказавшегося под домашним арестом? С молодых лет я в непрерывном движении в разных точках земного шара: то в горах в экспедиции, то в океане или под землей. А тут только короткие вечерние прогулки по безлюдному двору... Но, по счастью, моя специальность позволяет трудиться даже в условиях нынешних ограничений. Есть связь с внешним миром, что очень важно. Участвую в международных онлайн-конференциях. Еще и стишки успеваю писать, а к ним — мелодии, которые напеваю моим товарищам-аккомпаниаторам, сам-то играть на гитаре так и не научился. Зато аккомпаниаторы есть у меня во многих странах. И каждое воскресенье в 19 часов мы выходим в эфир. У меня свой сайт в интернете, там можно послушать нас в это время онлайн.
— На 27 мая, когда в Северной столице обычно празднуют День города, у вас был запланирован концерт у стен Эрмитажа. Его у нас многие ждали...
— С тех пор как мои «Атланты» стали гимном Эрмитажа, у нас с академиком Михаилом Пиотровским организовалась такая акция. Мы с музыкантами — на ступенях главного фасада здания Нового Эрмитажа, того самого, с атлантами, которые держат небо. Поздний вечер, белая ночь — и наши песни. И так уже много лет. Вокруг собираются люди, поем все вместе... Зрелище впечатляющее! Увы, в этом году мы вынуждены были петь в интернете.
— А что с популярным Грушинским песенным фестивалем, который с 1968 года проводится в начале июля близ Самары и председателем которого вы много лет являетесь? Состоится он нынче?
— Состоится, но тоже в режиме онлайн. Зато появилась возможность пригласить бардов из первой десятки. Начинаем отбор участников.
— Знаю, что уже готова, как вы сами говорили, главная книга вашей жизни. Когда мы ее увидим?
— За свою творческую жизнь я написал около 600 стихотворений. А еще — две поэмы, посвященные событиям отечественной истории. Историю, как и литературу, люб-лю со школы. В юности мечтал поступить на истфак Ленинградского университета, но дорогу туда в послевоенные годы мне закрыли. Пришлось стать геофизиком... Так вот, о главной книге. Собирал ее всю жизнь. Предисловие к ней написал еще в 80-е писатель и историк Натан Эйдельман. Но тогда издать ее не удалось. Вторую попытку предпринял я в прошлом году. Теперь уже послесловие писал Яков Гордин, мой земляк, соредактор журнала «Звезда». Сдал сборник в издательство — и опять все зависло, на этот раз вмешалась пандемия.
А тем временем я подготовил еще одну книгу, под названием «Дорога к Пушкину», где собрал свои стихи об Александре Сергеевиче. Она тоже ждет своего часа. Зато вышел диск песен, и снят фильм совместно с Натальей Касперович «Струна и слово», посвященный авторской песне.
— Той самой, которой много лет предрекают неминуемый конец?
— Да, той самой. Бардовская песня не первый год в кризисе, с этим трудно спорить. Но сам жанр тут ни при чем. Есть проблема с сердечной отзывчивостью, ее дефицитом. Совсем недавно, в канун нынешнего Дня Победы, подростки в моем родном городе взялись жарить шашлык на Вечном огне у братской могилы Марсова поля... Где и что мы упустили в нашей мирной жизни, если эти ребята дошли до такого?
— Вы сами войну помните? В каком образе она перед вами предстает?
— Долгие годы я вынашивал идею создания памятника Неизвестному Водителю в знак благодарности работавшим на Дороге жизни ленинградским шоферам, спасшим в блокаду, вывезшим на Большую землю тысячи детей. В числе этих спасенных был и я, тогда восьмилетний. У меня есть стихи об этом: «Водитель, который меня через Ладогу вез, / Его разглядеть не сумел я, из кузова глядя. / Он был неприметен, как сотни других в Ленинграде, / Ушанка да ватник, что намертво к телу прирос». Установить памятник хотим у того места, где заканчивалась легендарная ледовая трасса. Предполагали сделать это к нынешнему 75-летнему юбилею Победы. Но, к сожалению, не хватило денег, сбор которых объявил в свое время наш фонд. Даже несмотря на то, что скульптор Александр Таратынов отказался от гонорара. Средства нужны только на установку — 3 млн рублей. Собрано на сегодня 2,4 млн. Откликаются люди из разных концов страны. Надеюсь, к 8 сентября, к очередной годовщине начала вражеской осады Ленинграда, необходимая сумма будет собрана. И война с пандемией к этому времени закончится полной победой. И все у нас получится, как задумывали.
— Александр Моисеевич, вы человек науки. На ваш взгляд, почему человек, улетев в космос, создав уникальную технику, расшифровав геном, не может одолеть какой-то вирус?
— Не такой уж он и простой, как кажется. Доказано, что бактерии и вирусы составляют порядка 95% всей живой массы Земли. И я задаюсь вопросом: кто же в таком случае истинный хозяин жизни на планете? Мне кажется, некоторые отрасли науки не слишком продвинулись за последнее столетие на фоне других в познании человека. В частности, медицина. По крайней мере теоретической базы для сохранения гомо сапиенс как вида у нее нет до сих пор. С одной стороны, медики научились заменять больные органы донорскими, излечивать от многих еще вчера считавшихся неизлечимыми заболеваний. С другой — оказались фактически бессильны перед незнакомым вирусом.
Хотя я не устаю восхищаться нашими врачами. После пресловутой оптимизации в начале 2000-х им очень сложно стало работать. У меня есть стихотворение, которое, мне кажется, особенно актуально сегодня: «Когда над «скорой» свет мерцает синий, / Шепчу я про себя в минуты эти: / Благослови врачей своих, Россия, / Спешащих на работу на рассвете. / ...Осознаешь у края преисподней: / Лишь только эта специальность свята, / Когда страна огромная сегодня -/ Реанимационная палата. / ...Когда в надежде выиграть сраженье / В своих больницах, нищих и убогих, / Они от смерти держат окруженье, / Уже не помышляя о подмоге».
Он пережил в Ленинграде первую блокадную зиму. В апреле 1942-го был эвакуирован вместе с матерью по Дороге жизни. Геолог, геофизик, в 1950-х занимался поисками урана и медно-никелевых руд. Принимал участие в океанологических экспедициях, погружался в глубоководных аппаратах, работал на дрейфующей станции на Северном полюсе: А песни Городницкого пели и поют: «Снег», «Перекаты», «Атланты», «Над Канадой» и многие другие.