ЛЮБОВЬ И КАПЛЯ МОЛОКА

Всякий, кто читал хоть один рассказ Екимова, наверняка запомнил писателя. И хотя все его герои - жители задонских хуторов, каждый скажет: это про нас, про меня. Про нашу жизнь - тревожную, разбитую на осколки. Силой таланта и любви писатель бережно собирает эти осколки в повествование, которое, думаю, надолго останется в русской литературе как честное свидетельство обо всем, что мы испытали в последние 20 лет.Борис Петрович Екимов живет то в Калаче-на-Дону, то в Волгограде. Я с ним встретился в один из приездов в столицу.

- Когда читаю ваши новые рассказы в журналах, то замечаю, как одиноко они там выглядят. Вокруг нагромождения холодных, отстраненных слов, а у вас окошки светятся живым теплым светом, ваши герои с первых строк - узнаваемые, близкие люди...
- Беда, что журнальная литература стянулась в Москву и замкнулась в достаточно узком круге. Печатать нашим литературным журналам особенно нечего. Когда я прихожу в редакции, спрашиваю: "Ну что хорошего у вас можно почитать?", честно так и говорят: год прошел, а почитать нечего.
Провал в литературе, какое-то обмеление чувствуют все. В русской прозе осталось совсем немного людей. Мои ровесники и несколько тридцати-сорокалетних, а между нами - никого. Произошел разрыв длиной почти в поколение. Из этого поколения никто не пришел в настоящую литературу, было не до нее - надо что-то есть, кормить семью. Те, кто могли стать писателями, ушли в другие места, более хлебные. Хотя мы в свое время шли в литературу не за куском хлеба с маслом.
- У вас профессия электромонтера была, вы бы прожили и без писательства. Что же вас вело?
- А этого никто не скажет. Почему, в честь чего человек начинает писать? Самое хорошее определение было у Есенина: Божья дудка.
- Ныне все торопятся, сочинительская реактивность переворачивает все представления о писательстве, сложившееся в России...
- Дело не в торопливости. Что - Достоевский не торопился? Торопился. Но оставался Достоевским. Шукшин писал часто на коленке, на кухне или в перерыве между съемками, но это все равно был Шукшин. Помню, в Игарке, в гостинице, в комнате на двенадцать человек, я писал рассказ "Путевка на юг" - хорошо писалось. А иногда в Переделкине ходишь две недели из угла в угол - ничего не напишешь.
- Но сейчас жизнь заставляет быстро произвести текст, выпустить, "раскрутить" - и сочинять новый.
- К русской художественной литературе все эти "тексты", вся эта деятельность не имеют никакого отношения. Это способ зарабатывания денег. Если наутро прочитанное забывается, то это просто литература. А если меня задело, я начал думать - это художественная литература. При чем тут вообще деньги? Дар слова - это все-таки Божий дар...
- Но нас убеждают, что литература не должна касаться вечных вопросов, а должна отвлекать, развлекать...
- Пусть развлекают на здоровье. Так было и раньше, только не в таких масштабах. Но всегда, пока существует человечество, будет художественная литература. Если бы можно было ее отбросить, давно бы отбросили. Но в ней душа народа.
- Я знаю, что люди пишут вам. О чем?
- В Калаче знакомые спрашивают: что происходит, когда это кончится - мол, вы в Москве бываете, так скажите нам... Но это они говорят об обыденной жизни. А смысл художественной литературы состоит в том, чтобы люди сами находили ответы в книге. И дело не в том, что я дал эти ответы, а что подтолкнул кого-то к раздумьям о жизни.
Вот прочитали люди мой рассказ "Говори, мама, говори..." в декабрьском номере "Нового мира" и говорят мне: прочитали и вспомнили маму. А другие вздыхают: так захотелось в деревню, пожить бы там со своими стариками, пока они живы. Вот они - ответы...
- Вас называют последним деревенщиком...
- Все это условности, милые глупости. Что такое последний? Литература русская, что ли, кончилась?
- Какие писатели вам интересны, кого вы читаете?
- Возраст не позволяет все прочитать. Но вот Алексей Варламов. Его вещи мне не всегда нравятся, но я чувствую талант. Или Антон Уткин. "Бледный город" Игоря Савельева из Уфы. Андрей Волос - мне понравилась его первая вещь, великолепная. Денис Гуцко из Ростова. Конечно, есть и еще талантливые люди.
- Вы не прячетесь от жизни, и сюжеты ваши подчас трагичны, но на душе - не тоска, а собранность, желание преодолеть невзгоды...
- Последние пятнадцать лет у нас тяжкая жизнь. А в войну она была сладкая? А в революцию была сладкая? Всякая эпоха бывает тяжела, но жизнь не может остановиться на нашей очередной беде.
У меня внук Митя, я его фотографию вожу с собой. Утром встаешь - старому человеку и это иногда трудно - а малыш мне с фотографии улыбается. Вот пора человечества, которую надо стремиться сохранить! Ему улыбнешься - и он улыбается во весь рот. Ему еще не надо ни золота, ни автомобилей, ни дачи; ему не надо завидовать Абрамовичу, потому что он знает наитием от Бога, что главное - любовь и капля молока.
- Национальные проекты сейчас славят, а народ уходит почти по миллиону в год. Даже президент удивляется: чего происходит-то с нами?
- Власти не знают, как живет народ, и, похоже, знать не хотят. Подвесили на веревочке эти 250 тысяч материнского капитала, но тронуть не смей. Живи вприглядку. Не рожают, потому что боятся - а как дальше жить? В государстве продолжаются какие-то ломки. Все дорого, работы мало, платят мало, а запросы уже большие. Многим хочется жить как в сказке, иметь по две машины и по четыре телевизора на одну семью. Зачем это? Ведь так живут лишь Европа и Америка, и то - не все, а остальным-то хлеба не хватает. И мы хотим, чтобы Россия пировала на этом неправедном пиру?
В интернете вы видите фотографии детишек с призывами о помощи, с материнской мольбой: нужны деньги на операцию, на лечение, иначе дети умрут. А пройдите по Москве: коробочка с "эксклюзивными" подарками - 60 тысяч. На эти деньги у нас в Калаче можно десять операций сделать.
- Вы слышали о программе переселения соотечественников? Будет от нее толк?
- Переселить можно, а работать-то где люди будут? Где и чем жить? Почему уходят у нас с хуторов - нет работы. Колхозы ушли, сельское хозяйство развалилось, в малых городах производство закончилось, да и в больших тоже. У нас в Волгограде, помните, какой был тракторный? Все рухнуло. Сейчас многие мои земляки нанимаются вахтовым методом работать - едут в Москву, на Север, в Сибирь. Живут без семей, часто в ужасных условиях, надрывно работают - так, как, может, только в годы первых пятилеток.
А в это время наши самые популярные и привечаемые телевидением болтуны внушают, что Россия - страна лодырей и пьяниц. Я не говорю, что работает "штаб по дискредитации". Думаю, это от глупости и от невежества. В "Известиях" читаю речь лауреата "Большой книги", он талдычит, что "мы не хотим работать". Кто "мы"? Мне хочется сказать ему: когда ты ругаешь Россию и русский народ, вспомни в первую очередь свою мать, своего отца. Это про них ты говоришь, что они пьяницы и не умеют работать?
Вот и Василий Аксенов вещает: "Русский народ очень симпатичный, но вороватый..." О своем народе прежде всего судят по родным и близким. Их лучше и дольше знаешь. В моем близком и далеком круге родных и знакомых воров не было и нет. Аксенову, видимо, не повезло. Круг его родных и близких - "симпатичные, но вороватые".
Все это - смердяковщина: хулить вскормивший тебя народ, а свою родословную искать на стороне, как делал шукшинский герой счетовод Баев, размышляя: "А в кого я такой башковитый?.. Не приспала ли меня мать-покойница с кем другим...".
- Нынешний год объявлен Годом русского языка...
- Слава Богу, что не российского. А то ведь говорят: российская литература. Какая российская? Русская! А еще есть татарская, башкирская и т.д. А что год назвали - это же чиновные игры, проведут два заседания и три митинга. Все это течет вне жизни, в том числе и жизни языка. Лучше бы издали на эти деньги хорошие книги. А перед тем как издавать, спросили бы учителей - чего в школах не хватает. Начинать национальные проекты надо было с духовности, с культуры, с возрождения школы, с воспитания в высоком смысле.
- На днях об этом же говорил Валентин Распутин, комментируя проект по повышению рождаемости: "России требуются не просто цифры пополнения народонаселения, не поголовье, а полноценные граждане... Сбережение для последующего растления - это никакое не сбережение".
- Без сомнения, это так. Прежняя власть, сама не блистая манерами и моралью, все-таки понимала необходимость воспитания. "Честное слово" Леонида Пантелеева - этот маленький рассказ воспитал многих и многих. Сейчас власть этого не хочет понять. Она все об усилении милиции печется, о тюрьмах на европейский манер. Но воспитанному человеку, достойному гражданину Отечества, милиционер не нужен. А если нет ничего в душе, то смешно полагаться на милицию.
Настоящий патриотизм в том, чтобы речка под окном была чистой, чтобы взаимовыручка была между соседями, дети не рылись в мусорных контейнерах, у людей была работа и достойная зарплата. Я давно об этом говорю, а меня упрекают в приземленности. Но так было и так будет: чистые дети, чистый дом, чистая душа - вот он, патриотизм. В хорошей семье он сам собой разумеется - без крика и шума, без собраний, в меру сил своих.
- В нашу жизнь возвращается Церковь. Вы видите какие-то изменения в обществе?
- Слишком короткий срок, чтобы увидеть изменения. Церковь еще так слаба, что круги добра от нее почти не расходятся. Может, оттого, что забылась старая истина: вера не в бревнах, а в ребрах. И все-таки что-то стронулось, пошли в храмы люди, потихоньку поднимаются школы воскресные. И слава Богу. Там - дети.
Вел беседу