Музеи Московского Кремля не побоялись развенчать мифы о своем собственном собрании
Произнося «шапка Мономаха», мы не всегда задумываемся, что стоит за этим звучным словосочетанием. Выставка «Легенды Кремля: русский романтизм и Оружейная палата» подталкивает к новому осмыслению этого и десятков других привычных символов. По сути устроители экспозиции с «вещдоками» в руках развенчивают множество романтических мифов, сложившихся вокруг героев национальной истории.
Коль скоро место действия — древняя крепость на Боровицком холме с резиденцией правителей Московского княжества, а затем и Государства Российского, то в центре повествования ее былые обитатели и связанные с ними атрибуты монаршей власти.
Держава и скипетр, разнообразные шлемы, сабли, доспехи, а также драгоценные кубки, посохи, даже конская упряжь — всё это носил, держал в руках тот или иной государь. И разумеется, ни один из этих сакральных предметов не должен был исчезнуть, всё бережно хранилось в Оружейной палате и скрупулезно вносилось в описи — аналоги инвентарных книг. Но знали бы царские слуги, как своеобразно перетолкуют предмет их кропотливого труда через несколько веков, когда Российская империя вступит в полосу всплеска патриотических чувств! Тогда, на рубеже XVIII-XIX столетий ревнители отечественной славы вдруг обнаружили в Оружейной палате «детские доспехи великого князя Дмитрия Донского», «саблю и цепь великого князя Владимира Мономаха», «шлем великого князя Юрия Всеволодовича», «посохи Андрея Боголюбского и Ивана Калиты». На самом деле названные так памятники были созданы в XVI-XVII веке и никак не связаны с поименованными персонажами русской истории, жившими гораздо раньше. Тем не менее на протяжении XIX века одни исследователи, рьяно опровергая других, подчас сами предлагали еще более фантастические версии, в нашем новоязе «фейки».
Новые веяния проникли в Оружейную палату, когда в 1806 году в тамошнем «древлехранилище» по указу императора Александра I был создан «музеум». По всей Европе тогда возникали публичные музейные собрания, причем почти все, от галереи Уффици до Букингемского дворца, — в бывших или даже действующих монарших покоях. Один из самых наглядных символов «демократизации дворцов» — парижский Лувр, отобранный у королей и преобразованный в музей. И всё это происходило в период бурного развития исторической науки, безусловно важной для стран и их граждан. Сегодня нам кажется, будто таковая существовала всегда, да и привычно связываемая с ней муза Клио известна с античности. Однако это иллюзия: возраст истории как науки — чуть более двухсот лет. Трудно поверить, но до XIX века ее не было среди университетских дисциплин.
Стоит ли удивляться, что в стремлении найти как можно больше свидетельств героических свершений предков тогдашние архивисты и литераторы сплошь и рядом старили памятные предметы на столетие-другое, а то и побольше. Яркий пример — Костяной трон царя Алексея Михайловича, второго в династии Романовых. Эта прекрасная вещь XVII века с отделкой слоновой костью была «назначена» троном великого князя Ивана III, жившего аж на двести лет раньше, а впоследствии «завещана» его внуку Ивану Грозному. А что, ведь и на скульптуре прославленного Марка Антокольского царь восседает на этом кресле! Правда, сие популярное произведение искусства само создано в так называемую эпоху историзма под влиянием возникших тогда мифов. Только в наши дни тщательные изыскания позволили доказать, что трон сильно моложе своего «обладателя».
Свой нынешний рассказ о регалиях музей ведет максимально полно и разносторонне. Из кропотливых исследований стало понятно, что Антокольский, скорее всего, исходил из атрибуции архивиста Алексея Малиновского, в 1807 году предположившего, будто это «кресла греческие», привезенные «послом греческих царевичей» по случаю женитьбы великого князя Ивана III на Софье Палеолог. Напомним: в ноябре 1472 года в Успенском соборе Кремля вдовец Иван Васильевич был обвенчан с племянницей последнего из императоров Византии Константина ХI Палеолога, впоследствии бабушкой Ивана Грозного. Это событие много значило для русской государственности, с ним связан даже двуглавый орел в нашем нынешнем гербе, не говоря об особом значении такого брачного союза для утверждения Великого княжества Московского как оплота православия. И по-своему логично, что художник второй половины XIX века пожелал усадить первого русского царя на византийский, как думалось ему, трон. К слову, византийским он до недавних пор числился даже в музейных документах, не говоря уж о народной молве...
Первые русские историки, включая сотрудников Оружейной палаты, вообще испытывали особый пиетет перед Рюриковичами. Все-таки более 700 лет непрерывного правления — такое мало в каком еще государстве сыщется. Стоит ли удивляться, что им были переданы и другие предметы старины, пусть не такой глубокой? Тут вне конкуренции великий князь Александр Невский. Предания, бытовавшие в Оружейной палате XIX века, приписали герою XIII века и лаконичный серебряный шлем следующего, XIV столетия, и богато украшенный мастерами той же Оружейной булатный головной убор османской ковки конца XVI века. Сохранившаяся пометка, что эту «шапку ерихонскую» носил царь Михаил Фёдорович Романов, не помешала «словесному преданию», будто в музее хранится шлем именно Александра. Это подавалось как «научная» атрибуция во многих изданиях XIX века и даже советской эпохи.
Не станем особо корить отечественных романтиков от истории — в то время большинство европейских стран, в немалой степени из-за наполеоновских войн и стремления отстоять национальную независимость, были охвачены патриотической волной. Отсюда — полет фантазии, с каким исследователи и без того старинных памятников делали их всевозможными «кубками Святого Грааля» и прочими свидетелями изначальных времен.
Вот и у нас немецкий жезл XVII века превратился в «посох великого князя Ивана Васильевича», а его ровесник из мастерских Кремля был опубликован в труде «Древности Российского государства» как посох великого князя Андрея Боголюбского. В категорию даров, «присланных из Византии», попал и золотой скипетр, увенчанный алмазным крестом с двумя двуглавыми орлами. Читаемая на предмете дата «1638», относящаяся к уже упомянутому Михаилу Федоровичу, не помешала историкам сделать его регалией Владимира Мономаха.
В 1875 году художник Александр Литовченко невольно создал целый дайджест таких состаренных предметов в картине важнейшего в ту эпоху исторического жанра «Иван Грозный показывает сокровища английскому послу Горсею». В центре полотна — фигура царя, он указывает на арчак — седло с подушкой. Но такая форма седел появилась только в XVII веке. Тогда же и был создан этот образец из мастерских Кремля, как и большинство фигурирующих в картине экспонатов нынешней выставки: фляга и кувшин английского серебра, роскошный кубок-наутилус и конская сбруя, кубок «Петух» и настольное украшение «Олень». Коллекция действительно царского уровня, вот только Иван Грозный в момент визита английского дипломата (примерно 1573 год) ну никак не мог обладать большинством из ее предметов... А жаль, правда? Ведь так соблазнительно сделать образ и без того мифологизированного царя еще более мифичным...