- Александр Борисович, в отрочестве вы 7 лет занимались на скрипке у известного педагога. Почему бросили?
- Педагог Соколов, кстати, ученик Елены Фабиановны Гнесиной, действительно замечательный специалист, и на скрипке я играл хорошо. Но у меня не было возможности заниматься как положено, по 5 - 6 часов в день, поскольку жили мы в коммуналке, в которой были прописаны 38 человек. О чем тут говорить?
- Неужели так много?
- Конечно. Нормальная московская коммуналка: 9 или 10 семей, один туалет, одна ванная, 8 плит на кухне. К тому же подвальный этаж - два метра ниже уровня земли. В нашей восьмиметровой комнате - мама, папа, я и бабушка. Плюс пианино. Так - или почти так - жили тогда многие. Нам еще повезло с районом. Дом стоял на Фрунзенской набережной, в двух шагах от метро "Парк Культуры". Мы ходили гулять вдоль Москвы-реки до Кремля.
- Мальчика со скрипкой пацаны не обижали?
- Нет. Я был крепким: играл в футбол, хоккей... Лихие дворовые компании были сильны на Сретенке. А у нас в районе каждый подросток жил сам по себе. Конечно, и мы время от времени собирались в стаи. В школе я водил компанию с тремя боксерами. Могли отметелить какую угодно шайку. Про это знали и нас обходили стороной. Интуитивно мы добились результата, которому впоследствии меня учили в Кьекшинкае-каратэ: ты можешь и не драться, создав у противника впечатление, что с тобой лучше не связываться. В жизни своей я дрался всего раза 3 или 4. Большое дело - не ударить человека. Это возвышает тебя в собственных глазах. Хотя, по правде сказать, иногда так хочется кое-кому дать по шее. Но людей бить нехорошо, даже если они очень провинились. Нужно как-нибудь по-другому. А бить не надо.
- В советские времена во всех общеобразовательных школах были детские хоровые коллективы, куда рекрутировали голосистых ребятишек. Вы избежали этой участи?
- Когда жизнь в коммуналке совсем уж доставала, мы переезжали на время к другой моей бабушке, Марии Ивановне, у которой был небольшой домик в подмосковном Расторгуеве. Там я ходил в местную школу. Помню, прослушивался в хор Дворца культуры соседнего поселка Видное и спел, тогда еще мальчишеским дискантом, песню Серафима Туликова: "Ленин всегда живой, / Ленин всегда с тобой, / В горе, надежде и в радости". А когда спустя 29 лет меня принимали в Союз композиторов, то единственным воздержавшимся из 14 голосовавших был Туликов. Я потом пошутил: "Что ж вы, Серафим Сергеевич, меня забаллотировали? Я же в детстве так хорошо пел вашу песню про Ленина". На что он мне ответил: "Извините, Саша, но я всегда воздерживаюсь - ни в плюс, ни в минус. Это мой принцип. Но если бы я знал... "
- Вы автор музыки к более чем 40 фильмам. Не было искушения попробовать себя в актерской ипостаси?
- Никогда. А в последнее время не вижу и кинопроекта, в котором бы хотелось поработать композитором. Три года назад мне показалось, что фильм "В августе 44-го" может получиться интересным. Я к нему написал большой саунд трек. Но когда работа уже была сделана и начался монтаж картины, продюсер и режиссер начали тянуть одеяло каждый на себя, не понимая, что, во-первых, оно короткое, во-вторых, у них очень слабые руки. А в результате получается просто плохо. Я сказал им: "Ребята, у меня 44 фильма. Дайте мне возможность нашу картину улучшить за счет грамотной расстановки музыкального материала, за счет правильного монтажа..." Мне ответили: "Нам столько музыки не надо, мы не оперу снимаем". Я засомневался - может, отстал от жизни. Дома просмотрел подряд кассеты "Матрицы" и "Гладиатора" и понял, что прав. Современные масштабные постановки невозможны без мощнейшей поддержки большого блока симфонической музыки. Особенно, когда в картине плавный сюжет: бродят по лесу солдаты - и все. Если такое изображение не насыщено музыкальным материалом, то это скучно. И никакие сверхпопулярные актеры ситуацию не спасут.
- Как понимаю , вы солидарны с автором романа "Момент истины", потребовавшим снять свое имя с титров?
- С Владимиром Богомоловым мы сошлись во мнении: картина не получилась настолько хорошей, насколько она должна была получиться. Сначала писатель дал согласие на экранизацию, в процессе съемок делал замечания, но к ним не прислушивались. Мне кажется, если бы "В августе 44-го" получилась эмоционально наполненной, то Богомолов не смог бы устоять. Он бы сказал: да, к моему роману картина не имеет прямого отношения, но это сделано здорово. Но когда Владимир Осипович увидел конечный вариант, он разочаровался. При этом у фильма была хорошая прокатная судьба и признание кинофестивалей.
- Вы закончили Гнесинку по специальности "оперный и концертно-камерный певец", а спели только одну партию Звездочета в опере "Золотой петушок" Римского-Корсакова в Большом театре. Вам скучна театральная поденщина?
- Шаляпин в течение последних 25 лет карьеры пел всего 5 или 6 партий. Я бы застрелился со скуки.
А с Большим театром дружбы не получилось вот почему. Евгений Светланов позвал меня поработать в "Золотом петушке" как приглашенного артиста. И очередной спектакль был назначен, кажется, недели через три. Но мне вдруг звонят из театра: у нас замена, у вас вечером спектакль, будет австрийский посол. Я сказал, что вчера пил пиво и отказался. Не могу же я экспромтом после вечернего возлияния петь сложнейшую партию с диапазоном в три октавы. О таких вещах надо заранее сообщать. К приглашенному исполнителю нужно относиться с уважением. В Большом по этому эпизоду было разбирательство, и Градского решили больше не приглашать. Светланов мне звонил: "Я буду с ними ругаться, мне очень важно, чтобы пел именно ты". Но я его отговорил скандалить. А потом надо знать Евгения Федоровича: он делал что-то гениальное, фиксировал результат, и шел делать что-то новое. Я и сам такой.
Сегодня в Большом театре с балетом вроде бы все в порядке - танцовщики пашут с утра до ночи. А вот с оперой просто беда: замшелая атмосфера, плюшевые декорации... Помню, лет семь назад с "Бориса Годунова" ушел после первого акта. Невозможно было ни смотреть, ни слушать. Скукотища.
- Наверное, на Западе в академических театрах тот же плюш...
- Но там есть пылесосы. А если серьезно, то в европейских театрах действует система приглашенных "звезд" мировой величины. К примеру, в Метрополитен-опера в этом сезоне Паваротти поет в понедельник и субботу, а во вторник и четверг - Хосе Каррерас. А у нас до сих пор в ходу изжившая себя идиотская репертуарная система, к которой "звездам" трудно приладиться. Сегодня успешное классическое искусство без "звезд" невозможно. Психофизика современного человека не выдерживает, к примеру, спектакля "Тоска". Это очень красивая, но тяжелая и долгая музыка. Между тремя знаменитыми ариями Коварадоси рядовой зритель откровенно скучает. А большие певцы способны насытить содержание. Чтобы ты не ждал обещанного си бемоля, а увидел, как это все здорово сыграно, спето, прожито на сцене...
- Рок-музыка считается бунтарским направлением...
- Говорят, что да. Но я так не думаю. Когда-то это было новым течением. Новое всегда воспринимается в штыки. А те, кто создает это новое, уже заранее выставляют защитные иголки.
- В сопротивлении режиму, вроде бы, надобность отпала. Что теперь происходит с роком, лишенным бунтарского духа?
- Все разговоры о бунтарстве - это к критикам. Они в музыке ни хрена не смыслят, а писать о чем-то надо. Вот они и родили такую фальшивую теорию, которую потом подхватили и превратили в журналистский штамп. Большинство наших "рокеров" вообще никогда не играли рок-н-ролл. Они не знают, что это такое. Сыграй какую-нибудь их рок-композицию просто под гитару - получится чистый блатняк. Глушить слушателя тяжелым звуком, орать: "Пошли вы все к чертовой матери", - ломать на сцене инструменты - на все это много ума не надо. Вот мы какие "протестанты". А в чем протест? Очевидно, отвергается якобы причесанное и прилизанное советское искусство. Но, протестуя против одного, нужно взамен предлагать что-то другое. А что они могут предложить? Внешний вид, активную позицию, социальные тексты? Все это звучит эмоционально, жестко, истово. Но что тут нового в музыке? Квинтовый круг и привет. Спой это под семиструнку - получишь незамысловатую дворовую песню. Послушайте лучшую западную рок-музыку, какая там полифония, ритмы, гармония, оригинальные звуковые находки! Это по-настоящему другая музыка.
- Очевидно, поэтому у наших эстрадных исполнителей (за небольшим исключением) не получается работать на западном музыкальном рынке?
- Конечно. Наша эстрада на Западе ничего не стоит. До мастерства германских, нидерландских, бельгийских, шведских эстрадников ей далеко. До уровня британских групп она не дотягивает. А уж про американских сольных певцов и говорить нечего. По западным меркам это просто неважно сыграно и плохо спето. Но такой продукт нравится здесь. И музыкальный рынок СНГ в 300 миллионов потенциальных покупателей - это совсем неплохо.
- О постановке собственного мюзикла не задумываетесь?
- Как только закончится строительство моего театра, я сразу там что-то поставлю в этом жанре. Постараюсь не совершать ошибок других. Например, "Норд-Ост" погубили ежедневные показы. Даже московская публика такого напряженного графика не выдержала. "Нотр-Дам" идет раз в неделю и живет уже не один год - грамотные люди... Я пока не знаю, о чем будет мой мюзикл. Думаю, иголка потянет за собой нитку. Буду отталкиваться от конкретного сюжета. Если для него чечетка будет органична - будем бить чечетку, если нет - танцевать не будем. Драть непосредственно с Бродвея - глупо. Но главный принцип останется: актеры должны уметь двигаться. Даже в опере певец обязан быть во всем органичным, уметь двигаться, а не только стоять у колонны и, схватившись за сердце, орать в зал.
Беседу вел