23 февраля могло бы исполниться 75 лет народному артисту СССР Олегу Янковскому
На сцене театра Ленком и в кино он сыграл более 100 ролей, многие из которых вошли в золотой фонд отечественного искусства. Одну из лучших своих ролей он сыграл в фильме Романа Балаяна «Полеты во сне и наяву», который сначала был выпущен на экраны мизерным тиражом, прошел по окраинным кинотеатрам, а с годами приобрел статус культового явления. Это был первый совместный фильм режиссера и актера, но не последний. Янковский впоследствии сыграл еще в пяти лентах Балаяна. Вот они, в хронологическом порядке: «Поцелуй», «Храни меня, мой талисман», «Филер», «Первая любовь», «Райские птицы».
Накануне дня рождения Олега Янковского кинообозреватель «Труда» позвонил в Киев, где живет и работает народный артист Украины Роман Балаян.
— Роман Гургенович, как возникла ваша режиссерская любовь к Янковскому? И в чем для вас его уникальность как актера?
— У него было редкостное лицо. Редкостные глаза. Во всех его ролях (и не только тех, что он сыграл в моих фильмах) присутствовала некоторая недосказанность, недоговоренность, тайна. Вот он на экране, вроде сидит в окружении людей, разговаривает, шутит, смеется, но он не с ними. Его глаза живут самостоятельной жизнью, его герой (мы чувствуем это) обладает своей биографией, которая не всегда совпадает с тем, что мы буквально видим на экране. У его героев всегда есть объем, двойное дно. Вот эта загадка Янковского, его непознаваемая актерская глубина меня и привлекала. Я выражал через Олега себя, свои мысли, чувства, свое, скажем так, творческое эго.
— Как и когда вы с ним познакомились?
— В «Полетах во сне и наяву» должен был сниматься Никита Михалков, он уже был утвержден на роль. Но я случайно увидел фрагмент фильма «Мы, нижеподписавшиеся» с Янковским, в котором он просто резал лимон, но при этом жил какой-то своей отдельной жизнью, и сразу понял, что должен снимать в своем фильме его.
— Как отнесся к вашему коварству Михалков, с которым вы тогда дружили?
— Он не обиделся, он все понял. Попросил только снять его в какой-нибудь другой роли. Я не очень понимал, куда его, такого популярного, приткнуть — места для него в фильме не было. Тем не менее, сказал: приезжай в Киев, по ходу дела придумаю для тебя роль. Он приехал. Я снял Никиту, по сути, в образе его самого — известного режиссера, который снимает в ночном Киеве фильм.
— А Янковский легко согласился на съемки? Он ведь в ту пору был уже нарасхват и отличался щепетильностью в выборе ролей и режиссеров...
— Он вообще не знал тогда, кто такой Балаян, хотя к тому времени я уже снял «Каштанку» и «Бирюк» — считаю, лучшие свои фильмы. А когда Олег вдобавок услышал, что я работаю не на «Мосфильме» или «Ленфильме», а на Киевской киностудии имени Довженко... Тем не менее, сценарий, который по моей просьбе ему передал Виктор Мережко, Олегу понравился.
Мы встретились в буфете Ленкома. Я сказал ему тогда одну фразу: «Если вы сниметесь в моем фильме, то приз за лучшую мужскую роль на любом фестивале будет вам обеспечен. Но учтите, это будет мой приз». Он весело расхохотался. Это не относится напрямую к профессии режиссера, но я обладаю, как мне кажется, некоей личностной харизмой, которая позволяет уговорить практически любого человека на нужное мне дело. В итоге Олег согласился на съемки.
— Как Олег Иванович работал на площадке? Он был глиной в ваших руках или исходил из своего представления о роли?
— Он доверился мне с первого дня. Играл то и так, как мне было нужно. От него исходили встречные предложения, даже весьма талантливые, но они не совпадали с моим представлением о роли и фильме в целом. Конечный результат видит только режиссер. Олег это понял и принял как должное. И в последующие годы снялся подряд в четырех моих картинах. Он потом и Абдулова, который тоже играл в моих фильмах, уговаривал: «Слушайся Романа и все будет хорошо».
— У вас не было ссор, разногласий?
— С Олегом — ни разу. Никогда. С Абдуловым поговорили серьезно один раз. Когда работали над «Поцелуем», он повадился было опаздывать к началу съемок. Я ему сказал в какой-то момент: «Саша, я не могу тебя заменить другим актером, слишком много сцен придется переснимать. Но все, кто у меня работает, потом становятся моими друзьями. Ты просто не будешь в их числе». Назавтра он был на съемочной площадке раньше всех. Иногда приезжал туда прямиком из казино, где любил пропадать по ночам. Но больше ни разу не подвел группу. В результате мы с Сашей и Олегом стали близкими друзьями, братьями. На съемочной площадке смеялись, хохмили, подначивали друг друга. Если кто не знает, я самый легкомысленный режиссер на свете. И актерам разрешаю быть такими.
— Может, вспомните какой-нибудь забавный эпизод...
— В фильме «Леди Макбет Мценского уезда» главную мужскую роль играл Абдулов, а Олег не снимался. Он приехал к нам в Пущино проведать сына Филиппа, тогда студента ВГИКа, которого я взял на лето в группу помрежем. В фильме есть сцена, когда три мужика несут за плечами тяжелые мешки. Саша мне и говорит: «Поскольку Олег твой талисман, то пусть он тоже возьмет мешок и пройдет с нами в кадре, вот и отметится в фильме».
Договорились, что Олег снимется в этом эпизоде, но, естественно, как-то отвернется, спрячет свое знаменитое лицо. И вот звучит команда «Мотор!», мужики взваливают поклажу на плечи, а Олег свой мешок поднять не может. Камера тем временем уже работает, драгоценная пленка крутится. Олег кое-как поднял мешок, прошел с ним в кадре. Как потом выяснилось, это Абдулов набросал туда всяких неподъемных тяжестей, чтобы разыграть Янковского. Но, в конечном счете, благодаря этой шутке Олег оставил свой «автограф» и в этом фильме.
— А за пределами съемочной площадки вы общались с Олегом Ивановичем?
— Ну, а как же. Он снимался и гостил у меня в Киеве, я показывал ему свой любимый город таким, каким его люблю и знаю только я. Киев создан для пеших прогулок, и мы с ним вечерами ходили по дорогим для меня уголкам. А потом сидели в ресторане, немного выпивали. Олег по жизни предпочитал виски, было у него такое пижонство. Приезжая в Москву, я жил у Олега. Люда (жена Янковского Людмила Зорина. — «Труд») стирала мои вещи, кормила, поила. Как человек кавказский, я бы предпочел останавливаться в гостинице, но они настаивали. И я пошел у них на поводу.
— Каким Олег Иванович был дома?
— Лично я наблюдал у них в семье самые замечательные отношения, пронизанные любовью, неизменным юмором. В доме всем заправляла Люда. Олегу нравилось быть послушным. Что бы ни творилось на съемочной площадке, семья для него была главной ценностью в жизни. Он мог сорваться за 200 километров, чтобы на денек смотаться к жене и сыну Филиппу, которого очень любил.
Первый раз я попал к ним в дом в 1981 году. Филиппок был тогда еще подростком. Я рад, что с годами он стал замечательным артистом. Снимается в кино, сыграл, знаю, труднейшую роль Дмитрия Карамазова в спектакле у Константина Богомолова. Мне нравятся и режиссерские работы Филиппа — «Меченосец» и, особенно, его первый фильм «В движении». Некоторые говорили, что он снят под влиянием моих «Полетов», но я этого не заметил. В качестве председателя жюри в свое время с удовольствием присудил ему приз за лучший дебют на фестивале в Выборге.
— Сегодня поддерживаете отношения с семьей Олега Ивановича?
— Я в Москву в последние годы не езжу, но в день рождения Олега и в день его ухода всегда звоню Людмиле, Филиппу. Я тяжело переживал потерю Олега, как и уход Паши Лебешева, Саши Абдулова — не просто коллег, а моих дорогих друзей.
— Когда в последний раз видели Олега Ивановича?
— Это было 25 февраля 2009 года. Накануне, 23 февраля, у него был день рождения. По этому поводу я купил забавный сувенир с надписью «Все устаканится». Когда я пришел, Олег смотрел «Поле чудес», что на него было совсем непохоже. Обычно элегантно одетый, даже дома, в этот раз он сидел почему-то в валенках. Волосы, я заметил, были блеклые. Но Люда выглядела оживленной, веселой. Она мне ничего тревожного не сказала, я подумал, что Олег идет на поправку.
На самом деле, врачи уже сообщили ей, что жить Олегу осталось недолго. А она из последних сил делала вид, что все хорошо. Меньше чем через два месяца Олега не стало. У его гроба в театре Ленком, целуя Филиппа и Люду, я услышал от нее: «Вот так, Рома, оно устаканилось».
Я часто думаю об Олеге. Вспоминаю его остроумие, элегантность, отменный вкус. Как он одевался, как умел носить смокинг или белые костюмы! Он был последним аристократом в нашем кино. Не все фильмы с его участием я видел, но очень люблю его роли в фильмах «Щит и меч», «Служили два товарища», «Крейцерова соната», «Паспорт». Да у него практически не было неудач на экране. При этом он не играл своих героев, не перевоплощался в них, как, скажем, это потрясающе делал Евгений Евстигнеев. Янковский, обладая секретом Жана Габена, всегда был самим собой в предлагаемых обстоятельствах. Но в его глазах отражался целый мир.
Вадим Абдрашитов, кинорежиссер, народный артист России
«Ваше благородие» — так следовало бы обращаться к Олегу Ивановичу Янковскому. Потому что он был благороден во всех смыслах этого слова. Не только по происхождению (у него были аристократические корни), но и по творческой взыскательности, по линии поведения. Он был априорно доброжелателен к коллеге, другу, случайному собеседнику. С ним было легко и в работе, и в соседстве, и в застолье. Говорю это со знанием дела: мы жили в одном доме, часто и неформально общались.
Мы встретились для совместной работы, когда он уже сыграл в фильмах «Щит и меч» и «Служили два товарища». Но материал, который я ему предложил, был для него новым. Здесь я должен сделать отступление и сказать, что за свою жизнь он сыграл множество самых разных ролей. В том числе и в жанровых фильмах. Редко меняясь внешне, без париков, бород, накладок, умел преображаться внутренне. Он был одинаково органичен и в роли мачо, и в роли работяги, а то и бомжа. Но никто так глубоко, я бы даже сказал, графически рельефно не воплотил на экране образ молодого человека, который буквально задыхается в атмосфере застоя. В «Слове для защиты» и в «Повороте» он впервые и при этом виртуозно сыграл такой тип героя. После этого Олег уже был готов к «Полетам во сне и наяву».
Слава не вскружила ему голову. Он был и остался скромным человеком. Я не могу вспомнить ни одного его публичного выступления, когда бы он кого-то клеймил или, наоборот, славословил. Я его и на трибуне ни разу не видел. Свои амбиции он удовлетворял на съемочной площадке и на сцене театра. Умел выбирать роли, не разменивался на дешевку. Знаю, ему не раз предлагали большие деньги за участие в рекламе. Он ни разу на это не повелся. Служил только искусству. Вот это сочетание артистизма, таланта, преданности делу и сделали из него поистине выдающегося художника.