Если Габриэль Гарсиа Маркес о чем и жалеет, то лишь о том, что он не сможет никому рассказать, что такое смерть
Конечно, мне повезло. С Габриелем Гарсиа Маркесом я познакомился в июле 1987-го, когда шестидесятилетний писатель приехал в Москву во второй раз (его первая, журналистская еще командировка в СССР была в 1957-м). Формально он явился на этот раз как гость столичного кинофестиваля. На самом деле — для тайной встречи с Михаилом Горбачевым, который в ту пору интересовал многих левых интеллектуалов.
Среди прочего Маркесу устроили встречу в редакции перестроечного «Огонька», где, собственно, и произошло наше мимолетное знакомство. Он произвел на меня впечатление вполне европейского бонвивана. Твидовый песочный пиджак в мелкую клеточку, усы с проседью, слегка насмешливый взгляд. Лауреат Нобелевской премии, а потому уже несколько вальяжный. Одним словом, классик. Мы говорили по-испански, и Маркес все время повторял одну и ту же мысль: не стоит слепо доверять Западу, который в отношениях с СССР всегда будет держать за спиной фигу. Потом он как-то по-кошачьи зажмурился и добавил: «Горбачев, мне кажется, очарован Западом. Но это скоро пройдет. Он поймет, кто его настоящие друзья». Эта короткая встреча с классиком мировой литературы, впрочем, не имела никакого продолжения, за исключением переписки с его литературным агентом Кармен Бальсельс (Большой Мамой) много лет спустя.
Тем не менее Маркес все эти годы не уходил из моего сердца. Каждый его новый роман, каждая неудачная экранизация (каковых было большинство), его фундаментальная автобиография и биография, написанная Джеральдом Мартином, сообщение о раке легких, а затем и о лимфоме, наконец, его смерть — все это вызывало и вызывает в моем сердце какие-то почти родственные чувства.
Душа Маркеса, думаю, испытывает в эти дни свои самые сильные потрясения, каких она не испытывала, быть может, с тех пор, когда, задыхаясь, появилась на этот свет в теле мальчика, опутанного фиолетовой пуповиной. В эти дни душа его столкнулась с той самой смертью, которая при жизни писателя была предметом его пристального и неустанного исследования, поскольку, если внимательно прочесть всю его прозу, она именно о смерти. Не считая, конечно, любви.
В своих мемуарах Маркес пишет об одной из первых встреч со смертью. «У смерти не было ничего общего со мной до тех пор, пока я не увидел во время одного заупокойного бдения, что вши убегали из волос покойника и беспорядочно носились по подушкам. То чувство, что возникло у меня тогда и закрепилось во мне надолго, — это был не страх смерти, вовсе нет. Это был стыд, стыд за то, что так же и от меня убегут вши на глазах у наших родственников на моих похоронах».
Думаю, именно этот, как он говорит, стыд заставлял его беспрекословно исполнять все предписания врачей, когда дважды речь заходила об окончании его жизни. Литератор, посвятивший сотни блестящих страниц исследованиям человеческого ухода, панически боялся ухода собственного. И вот она, смерть, настигла его. Как настигнет любого из нас когда-то. Смерть, которой всю свою жизнь страшился Габриель Гарсиа Маркес, не сделала никаких скидок на Нобелевскую премию, миллионные тиражи книг на всех языках планеты, любовь простых людей и почтение сильных мира сего.
Единственное послабление, которое она сделала для этого немощного старика с признаками прогрессирующего маразма, так это выбрала для него хорошее время. Смерть забрала Габо в Страстную пятницу, обеспечив ему скорый переход в райские кущи и жизнь вечную. И думается мне сейчас, что это не простое совпадение. Величайший писатель, воспевший самые отвратительные грехи человечества от инцеста до педофилии, агностик и революционер по самой своей сути, для которого Христос был одним из призраков, обитающих в бабушкином доме в Аракатаке, алчный старик, требующий по 50 тысяч долларов за короткое интервью и миллионы долларов — за переиздания своих романов... Не будь он наделен таким потрясающим талантом, Маркеса следовало бы отправить в ад.
Однако Господь, забрав его мятущуюся душу в Страстную пятницу, хочется верить, открыл ему двери в рай. Всего лишь для того, чтобы показать, что смерть — это не только расползающиеся по подушкам вши. Что это, прежде всего Царствие Небесное.
Встретив однажды Габриеля Гарсиа Маркеса и изучив его творчество, я все же смею утверждать, о чем он сожалеет сейчас больше всего. Нет, ни о жене Мерседес, с которой прожили долгую жизнь, ни о детях своих, внуках и правнуках, которых оставил на грешной этой земле, ни о женщинах, деньгах и славе. О том, что теперь, когда он узнал, что такое смерть, когда увидел, какое оно, Царствие Небесное, он не сможет нам об этом рассказать.
Никому и никогда.