Этот конкурс певцов все вроде бы презирают, но отмена его чуть ли не культурная драма
Вы в курсе, что «Евровидение» в этом году транслировалось в интернете? Нарезки клипов-участников, песнопения фанатов, архивные записи... Не от хорошей будто бы жизни, но новая одежка на старом проекте смотрелась как влитая. Да, кстати: и конкурса не было — ни жюри тебе, ни баллов. Что к лучшему: меньше ора насчет «унижений России». Те, кто просто хотел посмотреть шоу, в кои-то веки смогли это сделать без «пятиминутки ненависти» в нагрузку.
«Евровидение» модернизируется. А почему бы нет? Мы привыкли небрежно так замечать про «отстойные песни», «политпристрастия» и «шоу для домохозяек». Типа, приличный человек такое смотреть не станет. Но по некоторым данным, шоу смотрит миллиард человек на планете! Получается, «Евровидение» все вроде бы презирают, но отмена его чуть ли не культурная драма.
Разберемся с ярлыками. Насчет «шоу для домохозяек» позвольте не комментировать: что, домохозяйка не человек? Другие два довода поинтереснее, хотя и являются полной ахинеей. «Политический конкурс»? Так именно таким «Евровидение» и задумано. Ничего удивительного в том, что через 11 лет после окончания Второй мировой войны несколько европейских стран, бывших противниками, избрали телевизионную площадку, чтобы продемонстрировать миру: мы теперь не враждуем, а поем друг другу песни. Это случилось 24 мая 1956 года в швейцарском Лугано. Мудро и политически, и по-человечески. А конкурс — это так, для безобидной интриги. Какое на самом деле соперничество между песнями? Они же не бегуны и не пловцы.
Еще претензия к «Евровидению»: в нем не музыка главное, а картинка. Так ведь это и было изначальной задачей: в три минуты заставить зрителя поверить, что страна, представитель которой выступает, — прекрасная и дружелюбная. И для этого вовсе не нужно было бегать за суперзвездами — достаточно малоизвестного, но, разумеется, симпатичного артиста.
Так, за редкими исключениями вроде АВВА, было несколько десятилетий. Но с приходом нового века случились тектонические сдвиги: взрывной рост интернета подорвал былое могущество рекорд-бизнеса, и суперзвезды, чьи хиты раньше и без всякого «Евровидения» звучали из каждого утюга (как у Мадонны, Майкла Джексона, Питера Гэбриела, Фила Коллинза), столкнулись с необходимостью менять технику продвижения. А «Евровидение» в этой новой ситуации, наоборот, подросло в статусе и за неимением новых мировых звезд само стало как бы коллективной звездой.
Повторю, речь не о качестве музыки. Четыре десятка песен, ежегодно предлагаемых аудитории конкурса, можно свести к трем вариантам: надрывная баллада, игривое диско и попса с этнической мелодией. Редкие вкрапления рэпа и метала — не в счет. Но теперь уже состоявшиеся артисты и продюсеры рассматривают «Евровидение» с его миллиардной аудиторией как лучший инструмент промоушена. Это хороший трамплин не только для перспективного новичка (как удачно подсуетилась Россия с «Тату», чье 3-е место дало толчок их мировому турне). Можно и карьеру постаревшей звезды попробовать перезапустить (вспомним Патрисию Каас, Бонни Тайлер и других). Кстати, от Бельгии нынче выдвинулись Hooverphonic — группа, выступившая в Москве аж в 2004-м на фестивале Maxidrom.
«Евровидение» как шоу давно перешагнуло пределы Европы, его смотрят в Азии, Южной Африке. В 2015-м присоединилась и Австралия, которой, между прочим, начхать (уж ее обывателю — точно) на европейскую геополитическую возню. Это еще раз насчет ярлыка «политизированный». А несколько лет назад конкурс начали транслировать в США.
Вдумайтесь: страна, крайне редко воспринимавшая чужую поп-музыку, привыкшая к тому, что на ее звезд равняется остальной мир, теперь готова слушать импортное. А в качестве специальных гостей (а в будущем, может, и участников) на «Евровидении» рады выступить Джастин Тимберлейк и Мадонна. И уже не только они нам нужны — эти фрики-европейцы, включая и нас с украинцами, нужны им.
Мир решительно меняется. А вы все со старой песней: да кому это «Евровидение» нужно...