.jpg)
Современная детская литература в России на подъеме, убежден популярный поэт
Конкурс детской литературы имени Корнея Чуковского в этом году удивил даже опытных специалистов: с апреля по июль в адрес оргкомитета, по традиции учрежденного московским Департаментом культуры, поступила почти тысяча заявок из 70 регионов и 101 города страны. Это чуть ли не вдвое больше, чем бывало в прошлые годы. И уже сейчас, не дожидаясь октябрьских итогов премии, председатель жюри, известный поэт Андрей Усачев утверждает: российская детская литература на подъеме, а отечественные дети — читатели куда более честные, чем многие взрослые.
— Итак, Андрей Алексеевич, интерес писателей и издателей к детской литературе возрождается?
—По-моему, он никогда не ослабевал, а в последнее время число пишущих растет просто от года к году. Вот только одна из причин нынешних «рекордных надоев». Ну, и сам конкурс приобретает популярность, о нем узнает все больше пишущего народа.
— Но сегодня постоянно слышишь стоны: отечественная детская проза и поэзия — на периферии внимания общества.
— От меня вы их не услышите — считал и считаю, что наша детская литература в очень хорошей форме. Каждый год выходит большое количество качественных книг, расширяется круг жанров — фэнтези, хоррор, комиксы... Возникают новые небольшие издательства, которые ищут авторов и активно с ними работают.
— В конкурсе довольно много номинаций с четко прописанным возрастным цензом — «лучшее произведение для детей в возрасте до 7 лет», «... от 8 до 12 лет»... Зато вовсе не охвачена такая специфическая категория читателей, как «янг эдалтс», то есть, говоря более привычным языком, подростки до 16 лет... Как тут не вспомнить слова Льва Толстого, а вслед за ним и Константина Паустовского, что литература не бывает взрослой и детской, только хорошей и плохой...
— Как писал Козьма Прутков, «нельзя объять необъятное». У каждой премии есть свои особенности и ограничения. Премия Чуковского, как и премия Эдуарда Успенского «Большая сказка», занимается детской литературой в ее классическом понимании: от 0 до 12. Для «янг эдалтс» существуют другие премии. Насчет разграничений — конечно, они условны, но все-таки необходимы. Иначе как сравнивать в одной номинации, допустим, стихи для самых маленьких а-ля Барто и поэму про алопецию, то бишь облысение (в этом году поступила и такая)? Или маленькие сказки и здоровенные фэнтези на 10 авторских листов... Насчет «не бывает литературы взрослой и детской»... Бывает. Другое дело, что многим взрослым нравятся детские книги, а некоторые взрослые книги могут быть интересны детям. Хорошей же должна быть любая литература: и детская, и взрослая. Если она не хорошая, то она и не литература. А уж сакраментальная фраза «как для взрослых, только лучше», приписываемая то Горькому, то Маршаку, по-моему, вовсе бессмысленна.
— Существуют ли «правила хорошего текста для детей» — увлекательный сюжет, неожиданные герои, юмор, волшебство?..
— Вы их почти все и назвали. Можно добавить динамичность повествования, непереусложненность сюжета и синтаксиса, ну и разумеется, качественный язык.
— О чем пишут теперь писатели? О чем хотят читать дети? Чем это отличается от того, что писали и читали во времена Кассиля, Носова, Энтина?
— Писатели пишут о разном: о том, что их волнует, что в тренде, или по заказу издательств. И ребенок хочет читать о разном: о себе — настоящем и мечтаемом, о мире — знакомом и фантастическом. Кому-то интересна реальность, кому-то параллельные миры. Принципиального же разрыва между запросами советских и сегодняшних детей я не вижу. Просто современный сад детской литературы богаче и шире, в нем цветет большее число разных цветов и деревьев. И это понятно: нет советских ограничений — автору не нужно пробиваться в Союз писателей, ждать очереди, когда ему раз в три года (в лучшем случае!) разрешат выпустить новую книгу. Советскую литературу превозносят ностальгирующие бабушки и дедушки, вспоминающие самые яркие образцы — Гайдара, Успенского, Драгунского, Коваля — и забывающие, сколько ерунды выходило в те годы. Безусловно, современные дети более продвинуты, информированы, реактивны, но в то же время и более инфантильны, оторваны от реальной жизни. В силу клиповости как всеобщего принципа построения современной жизни знания их шире, но поверхностнее. В них больше свободы и непосредственности и одновременно меньше ответственности и самостоятельного критического мышления.
— Одно время было модно стебаться над мифологическими советскими персонажами — например, пионерами-героями. Но теперь Владимир Мединский и другие идеологи говорят, что народу все-таки нужны мифы. А те, кто не верит в историю, допустим, 28 панфиловцев, «конченые мрази».
— Ну, стебались не столько над «пионерами», сколько над халтурными писательскими поделками. Стеба над «Тимуром и его командой» и другими книгами Гайдара не помню даже в перестройку. И стеб-то был в основном взрослый. У детей не выработана привычка держать кукиш в кармане: если книга им нравится, они читают, если нет, оставляют в стороне. Это честнее, чем у взрослых, которые берутся за модный роман, потому что «все читают» или чтобы «мнение составить». Если же говорить о самих персонажах, то понятно, что время изменилось, и того же Павлика Морозова вряд ли станут возвращать в пантеон. А вот Зоя Космодемьянская, вокруг имени которой в перестроечное время было много «разоблачений» и грязной возни, наверное, останется. Что до гнева Мединского — он меня не пугает, и никого не должен пугать. По-моему, это фантомные интеллигентские страхи. Повторю: у нас, в отличие от советского периода, не два, а сотни детских издательств. Не государственных, а частных, независимых. Вот если государство (в лице Мединского или кого-либо еще) станет заниматься запретительством, то с этим, безусловно, нужно бороться. Отдельный вопрос — об идеологизации: она всегда была и будет. Природа не терпит пустоты. Только последние 30 лет у нас активничала западная идеология (сколько «толерантной» европейской фигни успели напечатать в стране, где пионеров-героев на время сменили голубоватые дяди), а теперь маятник качнулся в обратную сторону.
.jpg)
— Вы сказали о клиповом стиле, но классические клипы — просто образец обстоятельности рядом с сегодняшним тик-током. Подарило это поветрие новые образы, сюжеты, взгляд на мир? Или перед нами просто еще один способ засорения мирового эфира чепухой?
— Боюсь, что во второй части вашего вопроса — и ответ. Добавить что-то новое к семи (некоторые теоретики насчитывают 12) классическим сюжетам мировой литературы, известным с глубокой древности, тик-току трудновато. Во всяком случае нового взгляда на мир я пока что не заметил. Скорее эти короткоживущие поделки вызывают ассоциация с одноразовыми шприцами...
— Каких жанров не хватает современной литературе, а каких в ней бы лучше не было? Морализаторство прочно ушло в отставку?
— Опять же — жанров в литературе не так много. И плохих (извините, что повторяю банальные вещи) не бывает. Все у нас есть: чего-то больше, чего-то меньше. Я, например, всегда считал, что если в поэзии для детей мы «впереди планеты всей», то в прозе сильно отстаем от тех же европейцев. Однако в последнее время (и это отмечают все эксперты) появилось много отличных прозаиков и сказочников. Не поленитесь, поднимите списки лауреатов Премии Чуковского и Премии Успенского: Ася Кравченко, Анна Игнатова, Ксения Горбунова, Михаил Ниссенбаум, Анна Старобинец...
Насчет назидательности...Древние дети, навроде меня, ее тоже особо не воспринимали. А длинные описания природы, например, у Жюля Верна пролистывали, чтобы поскорей добраться до сюжета.
— Почему о войне мы все чаще рассказываем в жанре фэнтези? У нас инфантильное сознание теперь свойственно не только детям— все общество инфантилизируется?
— Если тридцатилетние неженатые и бездетные балбесы полночи играют в компьютерные игры и запоем читают сказки для взрослых, то каким еще словом, кроме инфантилизации, это назвать? Что касается темы «дети и война» — это сложная и неоднозначная материя. И подходить к ней надо осторожно. Хотя бы потому, что детская психика не в состоянии адекватно реагировать на смерть. Ребята азартно рисуют танки и ракеты, с удовольствием играют в войну, не очень-то представляя, что за этим стоит.
— В конкурсе довольно много номинаций для переводчиков. А нужна ли нашей литературе такая конкуренция? Издатели, писатели, а часто и читатели жалуются, что Гарри Поттер перекрыл путь книгам о российских реалиях.
— Читателей и издателей обсуждать не стану, но вот писатели-то чем недовольны? Вам не нравятся иностранные сюжеты — пишите свои, лучше тех. Плохим танцорам мешает известно что, а плохим писателям — Гарри Поттер. Не спорю, среди переводных книг, конечно, масса всякой шелухи. Но и хороших вещей достаточно. Считаю, что от качественной переводной литературы нашей словесности — прямая польза. В том же подъеме отечественной прозы, думаю, немалое влияние зарубежной литературы.
— Как оцениваете состояние детское кино? Есть ли среди сегодняшних фильмов такой, что произвел на вас впечатление, сравнимое, допустим, с «Гостьей из будущего» или с «Добро пожаловать...»?
— Думаю, какое бы слово подобрать к современному детскому кино, чтобы не так сильно оскорбить его производителей: пластмасса? Фанера? Ламинат, покрытый 3D-пленкой? Может быть, с точки зрения производства оно и дорогое, но по качеству — очень дешевое, ненатуральное. Нет нормальных сценариев. Технологии — освоили, но потеряли содержание.
— Недавно слушала по радио песенку «А ты любишь просто так бродить по городу?» Подумала — может, кто-то из современных авторов: сегодня моден такой полуджаз. Но что-то подсказало — нет, это ближе к классике. Так и оказалось: Геннадий Гладков, Юлий Ким, из фильма Владимира Грамматикова «Точка, точка, запятая...». Что было в тех песнях, чего нет в сегодняшних, ни одна из которых не может похвастаться народной любовью, которой пользовались вещи Гладкова, Шаинского, Пахмутовой?
— Прежде всего — уровень дарования и мастерства. При всех недостатках советского устройства жизни — в области музыки и текстов существовал институт редактуры, так сказать — государственный контроль качества. Со сломом старой системы исчезли все запреты. Я не за цензуру, но если авторитетов нет, то «все возможно»: и пошлые сюжеты, и плохие рифмы, и музыкальный плагиат. Хороших песен, знаю, много и сейчас, но практически нет хорошего кино. А ведь большинство чудесных песен советского периода писались для фильмов — игровых, мультипликационных — и приходили к нам с экранов.
— Ваша серия про собачку Соню, выдержанная в форме поэтического дневника (редкий сегодня жанр!) стала детским бестселлером. Планируете ли продолжение?
— Осенью выйдет последняя, пятая книга «Соня на даче». В любом, тем более писательском деле важно вовремя поставить точку. Форму же дневника я выбрал, потому что она очень удобна для всяких мелких поэтических мух, из которых не хочется «делать слонов». Типа: «Эй, соседи, чьи псы/ У меня стащили чипсы?!».
.jpg)
— В своих интервью вы говорите, что пишете для себя маленького. Не боитесь отстать от сегодняшней публики?
— Перефразируя Гоголя («истинная национальность состоит не в описании сарафана»), могу сказать, что современность — не в описании джинсов и гаджетов. Времена меняются, но основные ценности остаются прежними. Современных детей, как и меня, волнуют темы любви, дружбы, предательства, одиночества, непонимания близких. Это главное. И если ты не так ловко владеешь телефоном, как пятилетний ребенок, это не значит, что ты безнадежно устарел. Я старше своих читателей на полвека, но пока что мои книги печатают и читают. Значит, не так уж времена изменились. Или я в беге времени не очень сильно хромаю.
— В вашем собственном доме вы авторитет?
— Мой «авторитет» не мешает моему сыну читать внучке другие хорошие детские книги.