.jpg)
Правдоискатель, правдоруб и романтический герой: к дню рождения Олега Ефремова
Осенью 1927 года Станиславский поставил во МХАТе один из самых жизнерадостных своих спектаклей — «Безумный день, или Женитьба Фигаро» по пьесе Бомарше. Тогда же на Арбате в семействе Николая Ивановича Ефремова (тоже из купеческого рода, пусть и не такого именитого, как Алексеевы) родился мальчик, которому суждено было продолжить дело великого реформатора русского театра.
Никто из родных Олега к искусству отношения не имел. Дверь в мир театра для него открыл лучший друг Саша — внук знаменитого мхатовского актера Василия Лужского. Потом был драмкружок Дома пионеров, а в мае1945‑гоЕфремов, побрившись наголо и одолжив у кого-то из родни брюки, приличные, но коротковатые для его высоченного роста, отправился поступать в Школу-студию МХАТ. На экзамене читал «Желание славы» Пушкина и был принят. Конкурс в тот год составлял 500 человек на место.
На третьем курсе Олег и его друзья принесли клятву верности театру, скрепив ее, в лучших романтических традициях, кровью. В своем наборе Ефремов был одним из лучших, но боготворимый им МХАТ в свою труппу его не взял. Он написал в дневнике: «Ничего, я еще въеду в этот театр на белом коне», — и пошел работать в Центральный детский театр. На сцене которого отыграл более двух десятков ролей. Первый большой успех принесла роль Иванушки-дурачка в «Коньке-горбунке». 13-летняя Аллочка Покровская (ее мама была помощником режиссера) из-за этого самого Иванушки с дивными глазами смотрела спектакль несчетное количество раз. Алла дождется своего часа. Они распишутся без всякой помпы, добежав до загса в перерыве очередной репетиции, когда до рождения сына Миши останется меньше двух месяцев. Знала бы она, сама талантливая, незаурядная актриса, какой жребий ей выпал...
О романах Ефремова ходили легенды, но он не был ловеласом в обычном смысле слова. «Состояние влюбленности, — уверял Олег Табаков, — необходимо было ему для творчества. Для него театр — это только про любовь. Значит, нужно наполнить ею новую роль или спектакль, поделиться этим чувством с коллегами и зрителями. Олег Николаевич верил, что тогда любви и в мире станет хоть чуточку больше». А потому ужасно злился на актрис, если они не давали ему повода влюбиться в них, — в ином состоянии работать не мог. А работал 24 часа в сутки. Кроме театра, для него ничего не существовало. И когда кто-нибудь из артистов заикался о своих проблемах, вставал на дыбы: «Я вам о вечном, а вы!».
Не все были готовы мириться с такой категоричностью, но единомышленников хватило для создания собственного театра. В 1956-м Ефремов со своими студентами из Школы-студии выпускает первый спектакль: «Вечно живые» по пьесе Виктора Розова, где сам играет ключевую роль — ушедшего на фронт добровольцем Бориса. После премьеры зрители не хотели расходиться. Задушевный разговор с артистами затянулся до утра, пока не открылось метро.
Так родился театр, взорвавший театральную жизнь страны. У новорожденного «Современника» не было ни своего помещения, ни средств на костюмы и декорации. О зарплате речь вообще не шла — ребята работали в разных театрах и собирались лишь в свободное время, как правило, по ночам. Ефремов добивался от актеров нужного градуса игры любыми способами. Галина Борисовна Волчек вспоминала: «Он мог позвонить среди ночи перед генеральной репетицией и начать кричать, что я никакая не артистка и ничего не умею. После бессонной ночи в слезах приходишь на генеральную. Ефремов мрачнее тучи. Играешь себя не помня, по окончании он сыплет восторгами и на вопрос: «Олег, как ты мог?!» спокойно отвечает: «Иначе ты бы так не сыграла».
Многие говорили Ефремову, что ничего нового он не открыл, повторив всего лишь «старый добрый МХАТ». А он был счастлив, потому что «Современник» был не старым — добрым, а новым — молодыми дерзким — МХАТом. Не оставь Ефремов своего детища, судьба обоих — и режиссера, и театра, — скорее всего, оказалась бы более счастливой. Но мхатовские старики сами попросили Олега Николаевича возглавить театр, билеты в который давно давали «в нагрузку».
Ефремов в это время снимался в картине Александра Митты «Гори, гори, моя звезда». Режиссер попросил его заменить Юрия Никулина, задержавшегося с цирком на гастролях. Роль молчаливого художника писалась специально для Юрия Владимировича, но из-за катастрофической занятости тот не успевал выучивать текст. Митта пообещал Ефремову дописать монологи для каждой его сцены, но Олег Николаевич отказался: «Ты снимай, как задумал, а я буду молчать и думать о своем». Роль получилась мощной, многие критики считают ее лучшей у артиста.
А думал он как раз о том, чтобы уйти из театра, который сам и создал. В 1970-мон покинет «Современник» ради МХАТа, уверенный, что все пойдут за ним и станут филиалом. Современниковцы были меньшими идеалистами, чем их режиссер, — в возрождение МХАТа им не верилось. Они понимали, что «группы крови» слишком различны и в театре будут две труппы, а это раскол. Так и произошло, хотя и несколько позже.
Словно компенсируя трагичность его театрального бытия, кино подарило Ефремову и блистательные роли, и всенародную любовь. Там он был свободнее, раскованнее, даже хулиганистей — в театре на него давила громадная ответственность, а на съемочной площадке он отвечал только за себя. Олег Николаевич всегда играл без грима, оставаясь узнаваемым и в то же время разным.
Предельно реалистичный, он был удивительно органичен в сказках. Достаточно вспомнить заглавную роль в «Айболите-66», волшебника Дурандарте в «Короле-олене» или Голос сказки в «Тайне Снежной королевы». Его Долохов в «Войне и мире» совершенно не похож на героя Толстого, но Сергей Бондарчук своим режиссерским чутьем уловил — артист имеет право на эту роль.
Олег Ефремов снялся более чем в сотне картин, но зрителю больше всего пришлись по душе таксист Саша из «Трех тополей на Плющихе» и следователь Подберезовиков из «Берегись автомобиля». Татьяна Лиознова пригласила его в свою картину без проб. Единственным условием было...научиться водить автомобиль. И Олег Николаевич, которому очень импонировал его герой, при огромной занятости пошел на курсы. И крайне огорчался, что большая часть сцен снималась в распиленной пополам «Волге», которую на трейлере возили по улицам Москвы. Публике это обстоятельство было неведомо, а потому вся ее прекрасная половина мечтала оказаться на месте Нюры в этом едущем к недостижимому счастью такси.
А вот Эльдару Рязанову для «Берегись автомобиля» пробы пришлось устроить. Ефремова, среди прочих претендентов, пригласили на роль Деточкина. «Он прекрасно сыграл сцену, — вспоминал режиссер, — но, увидев его на экране, наш художник Борис Немечек сказал: «Товарищи, это же волк в овечьей шкуре!». И действительно, сквозь мягкость, добросердечие и наивность проглядывал волевой, железный человек, художественный руководитель «Современника». Счастливое решение было найдено: следователь из него получился идеальный, ради чего пришлось Эльдару Александровичу уговаривать уже утвержденного на эту роль Юрия Яковлева согласиться на участь «голоса за кадром».
Фильм сразу же разобрали на цитаты, многие ушедшие в народ фразы принадлежали Подберезовикову: «Спектакля не будет!», «Простите, а вы не псих?», «Он, конечно, виноват, но... он не виноват». Но все рекорды побила «Эта нога — у того, у кого надо нога!» До сих пор она «шагает» с нами, не теряя бодрости и помогая сохранить оптимизм даже в самые в неласковые дни.