Половина россиян мечтают открыть свой бизнес. Почему же у большинства не получается?
У нас снова меняется отношение к занятию бизнесом. Если в начале 90-х переквалифицироваться в предприниматели надеялось большинство населения, то в прошлом десятилетии эта доля упала до 10-15%. Ныне вектор снова поменялся: по данным исследования сервисов «Работа.ру» и «СберСтрахование», в 2021 году свой бизнес мечтают открыть более половины россиян.
Впрочем, россияне хотят «переквалифицироваться в управдомы» не от хорошей жизни. Опросы показывают, что 68% желающих заняться бизнесом не очень задумываются о сфере применения своих талантов, а просто хотят улучшить финансовое положение. Мотив понятен — кто же этого не хочет?
А еще учтем, что за последние семь лет реальные доходы населения России упали более чем на 10% и обратного движения пока не наблюдается. Зато усугубляется недофинансирование основных социальных статей госбюджета, прежде всего — образования и медицины. Следовательно, для достижения более-менее приличного уровня жизни, близкого к европейскому, нужно к бесплатным государственным благам все больше приплачивать из собственного кармана. С обычной зарплаты в 25-40 тысяч рублей это невозможно — нужно пробиваться в чиновничью элиту или воровать. Другой путь — попробовать заняться бизнесом, а вдруг получится?
У большинства не получается. Алексей Петропольский, руководитель юридической компании Urvista и владелец сети кофеен Take & Wake, свидетельствует: «Я в течение 10 лет занимаюсь регистрацией нового бизнеса. В первый год жизни закрываются 70% компаний. Во второй год — от оставшихся 30% еще 20%. То есть выживаемость в первые два года составляет не более 10%. И первые несколько лет этим „счастливчикам“ надо трудиться круглые сутки, а зарабатывать со своего бизнеса они будут меньше, чем получали в найме».
Эксперт московского отделения «Опоры России» Сергей Маликов подтверждает: в прошлом году прекратили существование 1 млн индивидуальных предпринимателей. Часть перешли в категорию самозанятых — так дешевле. Но переход означает, что бизнесмен не видит для себя перспектив развития. И это понятно: потребительский спрос не растет, а ведь именно он рождает предложение.
Оба приведенных примера относятся к общепиту и бытовому сервису. А в Германии, например, малые и средние предприятия (МСП) составляют основную долю промышленности — 83%. Около 68% оборота этого бизнеса связано с экспортными операциями — в результате на долю Германии приходится 20,4% мирового машиностроительного экспорта.
Для России такая направленность МСП явно предпочтительнее. Почему страна не идет этим путем? Пять лет назад доля малого бизнеса в российской обрабатывающей промышленности по числу предприятий составляла 8,9%, по обороту — 9,5%, по численности персонала — 14,6%. Сегодня цифры ниже. А на недавнем заседании Экономического клуба ФБК говорилось, что данные Росстата о 20-процентной доле малого бизнеса в ВВП страны — иллюзия. Потому что в отечественной промышленности наш малый бизнес почти не выпускает готовой продукции, а занят изготовлением комплектующих для госпредприятий или крупных корпораций. При этом он может считаться вполне успешным и прибыльным. Но такие предприятия «на подхвате» не развивают экономику, не устремлены на поиск нового, а тупо выполняют контракты с заказчиком, придерживаясь спущенных параметров. Поэтому говорить о каком-то прогрессе в российском промышленном производстве бессмысленно. Ибо этот прогресс во всем мире преимущественно движется самостоятельным малым бизнесом, которого у нас катастрофически мало. Результат: доля России в мировом экспорте высокотехнологичной продукции в 2002-2018 годах
варьировалась в пределах 0,2-0,5% (данные ВШЭ). И нынче эти показатели не изменились.
«Это сильно влияет на качество человеческого капитала, — говорит авторитетный экономист Евгений Гонтмахер. — Отсутствие сначала возможностей, потом стимула к развитию рано или поздно приведет к тому, что в стране окажется некому производительно работать: недостаточно образования, недостаточно квалификации, недостаточно желания...»
Кстати, в сферах общепита, где российский малый бизнес самостоятелен и находится в конкурентной среде, успехи налицо: Европа признает высокое качество российских ресторанов и в отношении кухни, и по уровню сервиса. Москва готовится в этом году получить не менее девяти «мишленовских звезд» на лучшие столичные рестораны, на очереди — Санкт-Петербург и Новосибирск.
Что же мешает добиться малому бизнесу высоких результатов в других сферах? Например, в сельском хозяйстве, которое по объемам экспортной выручки обогнало оборонно-промышленный комплекс, но оказалось неспособным накормить отечественного потребителя качественными продуктами по приемлемым ценам. Почему?
Известный экономист Андрей Мовчан, недавно сменивший московский домашний адрес на лондонский, уверен, что главной бедой российского сельcкого хозяйства стал курс на монополизм в пользу аграрных баронов.
«Я теперь могу наглядно оценивать здешние овощные и фруктовые прилавки. Так вот, по качеству российские продукты значительно хуже, а цены примерно одинаковые. Хотя в Европе доходы и покупательная способность населения значительно выше — из-за чего у производителей и торговли есть возможность повышать цены. Но... не повышают. И не потому, что запрещает власть, а из-за множества производителей-фермеров, конкурирующих между собой за покупательский кошелек.
Зато в России доукрупняли сельскохозяйственные предприятия выше всяких пределов — особенно в зерновом секторе. Количество фермерских хозяйств уменьшается почти вдвое каждую пятилетку. В итоге результативность с единицы земельной площади вдвое ниже европейской, где превалируют небольшие, 100-150 га „семейные“ хозяйства. Качество труда даже наемной — сезонной рабочей силы здесь выше уже потому, что хозяйский глаз всегда лучше контроля наемного менеджера. А конечный результат виден на прилавке», — подытоживает Мовчан.
По данным одного из ведущих консалтинговых агентств Knight Frank, Россия находится в лидерах по числу бизнес-иммигрантов. Только за последние 10 лет страну покинули не менее 20 тысяч предпринимателей. Казалось бы, немного — в сравнении с человеческими потерями других секторов: ученых, врачей, квалифицированных рабочих. Но потерю научных кадров власть пытается восполнить программой мегагрантов. В нынешнем году из-за пандемии коронавируса образовался дефицит гастарбайтеров на стройках и в сельском хозяйстве — появились предложения о введении льгот на въезд трудовых мигрантов из Средней Азии. И лишь постоянно растущий дефицит предпринимателей никого не встревожил. Хотя социологи регулярно публикуют пугающие результаты опросов очередных «кандидатов на отъезд».
Практически сошла на нет забота местных властей о подготовке новых предпринимательских кадров. Даже в Татарстане, относительно благополучном для бизнеса регионе, в прошлом году закрылись все четыре бизнес-инкубатора, входивших в структуру республиканского фонда поддержки предпринимательства. Один из них — Чистопольский — занимал третье место по России среди классических бизнес-инкубаторов после Москвы и Санкт-Петербурга. Два десятка лет назад в стране не было города без бизнес-инкубатора. Впрочем, на бумаге эти структуры кое-где числятся. Минпромторг даже заявляет, что намерен потратить 42 млрд рублей до 2035 года на создание в стране десятков промышленных парков и технопарков. Аудиторы Счетной палаты, проверяя, куда в действительности уходят казенные деньги, сильно удивились, познакомившись с документами о финансировании индустриального парка «Оренбургский пуховый платок». В заключении СП так и написали: «Раньше в России оренбургские пуховые платки бабушки вязали без всякой господдержки, а сейчас на это миллиарды уходят...»
Исчезли в большинстве вузов студенческие конструкторские бюро, из которых вырастали первые в России технологические стартапы. Тогда система высшего образования находила деньги на эти цели, а в нынешнем году президент РАН Александр Сергеев, ознакомившись с состоянием вузовской науки, с изумлением отметил: «Коэффициент износа основных средств исследовательских организаций составляет больше 67%, средний возраст использования оборудования — свыше 10 лет. Это делает наших исследователей неконкурентоспособными и стимулирует дрейф ученых за рубеж, где есть нужные приборные базы для реализации их идей».
P.S. В среду в Послании президент Владимир Путин сообщил, что «с текущего года не менее сотни вузов будут получать гранты от 100 млн рублей и выше на открытие студенческих технопарков, бизнес-инкубаторов, обновление учебно-лабораторной базы и программ обучения». Но кто и как вернет в страну «бизнес-ангелов», без которых уже родившиеся высокотехнологичные стартапы не могут стать полноценными предприятиями — востребованными, знаменитыми и богатыми? Сейчас в России этих структур и этих людей почти не осталось.
Правда, в марте в Томске тамошний политехнический университет и АО «Силовые машины» заключили генеральное соглашение о создании студенческого конструкторского бюро (СКБ) для учащихся 3-4-го курсов бакалавриата и 1-2-го курсов магистратуры. Причем для «Силовых машин» оно станет четвертым в стране — после Санкт-Петербургского политехнического университета Петра Великого (СПбПУ), Национального исследовательского университета «МЭИ», а также Санкт-Петербургского государственного университета аэрокосмического приборостроения (ГУАП).
Может быть, с этого можно будет начать возрождение российского молодежного высокотехнологического предпринимательства?