Странная вещь память - входишь в старинный подъезд дома, что в Брюсовом переулке, и как будто слышишь голоса, шаги людей, которые оставили здесь часть своей жизни. Соседями М. П. Максаковой были: И. Козловский, Н. Обухова, А. Нежданова и другие не менее известные певцы и музыканты. В жизни певицы было все: роли, успех, зрительская любовь, признание и когда она исполняла арию Далилы из оперы Сен-Санса "Самсон и Далила": "От счастья замираю, от счастья замираю", то от счастья замирали все, кто ее слышал. Любимица публики, трижды лауреат Сталинской премии, она получила такое признание, о котором и не мечтала. В доме оперной певицы все по-прежнему: старинный рояль, портреты на стенах, какая-то торжественная тишина.
И в этой тишине звучит голос ее дочери, Людмилы Васильевны Максаковой - ведущей актрисы театра им.Вахтангова.
- Людмила Васильевна, в чем, на ваш взгляд, секрет фантастической популярности вашей матери?
-Мама была не только великой певицей, но и замечательной актрисой. Любую музыкальную тему она умела выразить так, что каждая ее роль становилась художественным открытием. Для нее главным в жизни был шаляпинский принцип: "Чем больше Бог дал тебе таланта, тем щедрее ты должен отдавать его людям!" Наверное, судьбу человека нельзя отрывать и от времени, в котором жила мама. Помните ахматовские знаменитые строки: "Нет, не под чуждым небосводом и не под защитой чуждых крыл, я была тогда с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был". В то время было много замечательных певцов, но имена многих затерялись, не дошли до наших дней. 1937 год разделил судьбы людей на две половины: у одних было восхождение, у других - сплошные испытания. Но она была всегда именно с народом, и это не пафосные слова. Несмотря на тяжелое расставание с Большим театром, когда она в 5О лет получила уведомление о сокращении, и физические потери близких ей людей, она объездила весь Советский Союз с концертами - так хотели ее поклонники. Она желала всегда только одного, чтобы мир был заполнен музыкой. В 32 года - уже заслуженная артистка, но звания народной у нее не было. Чувствуя эту несправедливость, Екатерина Фурцева как-то позвонила мне: "Обрадуйте маму, ей присвоили звание народной". Мама была на даче, я с ней быстро связалась - хотела ее обрадовать. На что она мне сказала: "Боже, как это мне уже все равно".
- Расскажите о ее семье...
- Родом она из Астрахани. Девичья фамилия Сидорова. Ее отец управлял пароходством на Волге. Но после его смерти 27-летняя вдова осталась одна, без всяких средств к существованию с шестью детьми на руках. Маруся записалась певчей в церковный хор, принесла домой первый гонорар - 10 копеек и твердо поняла одно: надеяться ей, кроме как на себя, не на кого. В сентябре 1920 года в Астрахань на гастроли приехал баритон Максимиллиан Карлович Максаков. Он славился по всей России как создатель оперной труппы. Со своими подопечными не церемонился: "Кашу жуете, ничего не слышу!". К этому "чудовищу" и попала 17-летняя мама. Его отношение к ней было, скорее, отношением учителя к ученице. Но однажды все переменилось. "Я сделаю из тебя великую певицу," - пообещал немолодой маэстро, предлагая девушке руку и сердце. Слово свое он сдержал, и в 21 год она уже дебютировала на сцене Большого в "Аиде"...
- На сцене, как известно, Марию Петровну звали "Шаляпиным в юбке", а какая она была в кругу своих друзей?
- Человеком строгим, подтянутым, любила тишину, уединение. Образ внутренней душевной сосредоточенности был во всем. Разговаривала всегда тихо, берегла голос. Входя в дом, тут же выключала радио. Ей мешали посторонние звуки, она никогда почти не разговаривала по телефону, в ней вообще было много тайны. К ее облику в те годы подходили блоковские строки "...и веют древними поверьями ее упругие щелка, и шляпа с траурными перьями и в кольцах узкая рука": Да, да, траурные перья и некая тайна...
- Как складывалась ее личная жизнь после смерти Максакова?
- Он умер в 1936 году, и для мамы это была страшная потеря. Потом она научилась жить без него и познакомилась с человеком, который был в то время послом в Польше. Но счастье оказалось недолгим. Через полгода его расстреляли. Маму и балерину Семенову, муж которой тоже был дипломатом, пытались выселить из Москвы. А потом в ее жизни появился мужчина, ставший отцом ее дочери...У каждой женщины есть свой секрет. Я не знаю, кто мой отец. Эту свою тайну она мне так и не открыла.
- Кто из знаменитостей бывал в вашем доме?
- Чаще других бывали Нежданова, Козловский, Голованов, Обухова, Нина Макарова - жена Хачатуряна. Дом наш считался хлебосольным, и гостям было всегда очень уютно. От женщин сладковато пахло "Красной Москвой", все, как правило, делились впечатлениями о прошедшем спектакле, и часто эти посиделки заканчивались далеко за полночь.
- В 1956 году Мария Петровна спела в Большом Кармен в последний раз. Вы были на этом спектакле?
- Да, ей тогда предложили выступить после долгого перерыва. Мама засомневалась, принимать ли это предложение. Ведь ее лишили возможности в свое время проститься с публикой, но она, в конце концов, согласилась. Мы едва смогли протиснуться сквозь толпу у Большого театра. Все спрашивали лишний билетик, а когда отзвучала музыка к выходу Кармен, и мама появилась на сцене, зал встал. И раздалась такая овация, что запеть она смогла лишь после огромной паузы. Каждый, кому довелось видеть ее в этой роли, считал, что именно такой и была Кармен у Проспера Мериме. А когда спектакль окончился, на нее обрушилось море цветов... Это было настоящее счастье.
- А вам мешало или помогало то, что вы были дочерью великой Максаковой?
- Тогда об этом не думали. Век был очень закрытый. Существовала одна газета "Правда" и одна программа радио. У меня была только повышенная требовательность к профессии, которую я унаследовала от мамы. Окончила музыкальную школу по классу виолончели, потом поступила в Щукинское училище, меня взяли в Вахтанговский и по сей день служу в нем. Моим первым учителем был Рубен Николаевич Симонов. И меня, девчонку, которая мало тогда что умела, он "кинул" на сцену, как в открытое море. С самых первых своих спектаклей я привыкла к тому, что у меня в зале был "глаз". Мама всегда поразительно остро улавливала, когда я внутренне растрепана, но ни разу меня не ругала - знала, что от этого я играть лучше не буду. Ни мамы, ни Симонова давно нет на свете, но я по сей день ощущаю их присутствие в зале, стараюсь представить, как бы они оценили то, что я делаю сейчас.
- Похоже, и ваша дочь не случайно носит имя своей легендарной бабушки. Вы теперь понимаете, что Маша рождена для оперной сцены?
- Знаете, я в тот момент об этом как-то не думала. Когда родилась Маша, у меня уже был сын от первого брака - Максим, и я понимала, что Максиму нужен друг, родная душа. Кроме того, мой муж, Петер Игенберс очень хотел ребенка. На самом деле некая мистическая связь между моей мамой и Машей действительно была: муж утверждает, что когда он впервые привез Машу в нашу старую московскую квартиру, мама на портрете улыбалась... Маша - полная бабушкина тезка и ее судьба и ее имя - знак того, что она, как и моя мама, стала оперной певицей. С одной стороны, мама для нее родной и близкий человек, который постоянно присутствует рядом, а с другой - идеал певицы и актрисы. Хотя понимаю, что идеал весьма еще далекий. Мне интересно наблюдать, как она каждый раз "проживает" роль. Я чувствую, что она, как и я в свое время, поставила себе такую планку, что остановиться ей решительно нельзя никак, ни в какой момент. Во всяком случае, думаю, что ни бабушке, ни мне за нее не стыдно.
- Должна сказать, что у вас тоже редкая счастливая судьба.
- Счастливых судеб не бывает. Жизнь актеров складывается по-разному. Редко кому удается быть востребованным на протяжении всей своей актерской жизни. Актер живет фантазией и воображением. Мир актера - придуманный. Почему он мучается, если в простое? Не потому, что нет работы, а потому, что просто нет того другого мира, куда хочется уйти. Поэтому я не могу сказать, что это была какая-то счастливая дорога. Было много огорчительного. Надеюсь, что судьба еще подарит встречи с большими ролями. Вот этой надеждой, наверное, я и существую.
В самом Брюсовском переулке, где жила Мария Петровна Максакова, а сейчас живут дочь и внучка, многое изменилось. И лишь в квартире Максаковых время будто застыло: все тот же старинный рояль, в голубом зале с огромным эркером стоит неизменный старый буфет, круглый стол с оранжевым абажуром. На стене - портрет Марии Петровны - основательницы актерской династии - редкой певицы и мужественной женщины и старинные часы - как свидетели прошлого и настоящего времени.