ИНГА ОБОЛДИНА: ТЕАТР ВСЕ-ТАКИ ИГРА, ЭТО ЕЩЕ НЕ ЖИЗНЬ

Она родилась в уральском Кыштыме. И получила нездешнее имя от романтичных родителей-инженеров, впечатленных златокудрой колдуньей (кто не помнит этот блестящий дебют Марины Влади?). Ее детство - это первые роли на сцене местного Дворца культуры. И юность - тоже роли. И сейчас - снова. Но уже другие. Инга - "серая мышка" в фильме "Небо. Самолет. Девушка", общественница Нина в телесериале "Дети Арбата", нервная Варя в "Вишневом саде" Някрошюса, поселенка Марина в "Сахалинской жене", кокетливая Дуня в "Фантазиях Ивана Петровича", роковая Мата Хари в одноименном спектакле - словом, прима, новая звезда модного сегодня московского театра "АпАРТе", где, кстати, режиссером ее муж, Гарольд Стрелков.

- Удобно, наверное, когда муж - режиссер, жена - актриса?
- Обычно со стороны такой тандем выглядит ужасно. Талантливый режиссер тащит свою бездарную жену. Или наоборот. Бездарный режиссер и талантливая актриса. Я думаю, что у нашей семейной пары нет внутри дисгармонии. Мы совершенно равные половинки. То есть когда Гарик ставит без меня - у него получается спектакль. Я иду работать без него - и тоже получается. Но при этом он смотрит все мои спектакли, которые я играю на стороне, я прошу его совета, и он очень мне помогает. Даже в работе с гениальным Някрошюсом он подсказал мне многие моменты.
- Как вы нашли с Гарольдом друг друга?
- Мы вместе учились в Челябинском институте культуры, но он дружил с другой девочкой, я общалась с другим молодым человеком. Мы "параллельно" уважали друг друга, ходили вместе на рок-концерты. Но не воспринимали друг друга как партию на всю жизнь. Мы были очень разные. Я по ощущению жизни задорный пионер с косичками. Он - очень молчаливый, скрытный художник. Нас почему-то никогда не ставили играть в пару. А к концу четвертого курса поставили играть "Лисистрату". И мы по-другому друг на друга посмотрели. Как-то все сошлось на почве творчества. А потом вдруг поняли, что нам вместе так хорошо. И это "хорошо" может быть долго.
- Любовь не мешает работе?
- Нет. Я никогда не мечтала, что мне все достанется в одном флаконе. Что любимый будет еще художником, режиссером, будет играть на гитаре, петь... Это невозможно было себе представить. Но случилось. Бог дал. Главное теперь - чтоб не отобрал.
- Трудно пришлось поначалу в Москве?
- Мы знали, что это будет непросто. Гарик первый поступил к Борису Голубовскому в ГИТИС. А я приехала позднее, в ноябре. К тому времени я уже почти два года преподавала в Челябинском институте культуры на кафедре сценической речи. Поначалу все казалось очень здорово. У меня под боком, можно сказать, муж, и было где жить. Я завела себе халатик, научилась готовить... Но Москва убивала: все куда-то бегут, толкаются локтями, у всех дела в глазах, заботы. А у меня нет. Мне казалось, что никогда в жизни к этому ритму-бегу не привыкну. Я была разбита, рыдала ночами...
Главное - у нас было где жить: друзья Гарика, которые уже около десяти лет в Австралии, разрешили пожить четыре месяца в их квартире в Плотниковом переулке. Только нужно было ухаживать за 14-летним шотландским сеттером, который не видел, плохо двигался и, в общем, по нужде ходил везде, где считал нужным. Мы ухаживали за ним, возили в ветеринарку, лечили... А спал он только в хозяйской постели. И поэтому регулярно пробирался к нам в постель. Под утро чувствуешь ужасный запах - глянешь, морда на подушке.
А потом, когда хозяйка, разругавшись с дочкой, вернулась, мы оказались на улице. Но к тому времени мы уже нашли работу в школе-интернате для брошенных детей. Там директором оказалась свердловчанка, такая импульсивная, что сразу же закричала: "О, земляки!" И предложила нам работу и жилье. Гарольд стал художником в свободное от института время, а я вела театральную студию. Нам дали комнату, разрешили питаться... Какие-то минимальные жизненные условия у нас появились. Интернат нас спас. Удобно: встала утром, тапочки сняла, надела туфли - ты на работе. Наоборот - уже дома.
- С детьми легко нашла общий язык?
- Понимаешь, я с ними общалась абсолютно нормально. Они как бы приняли эти условия жизни, этот факт - что они такие. Они с этим смирились. Но при этом им все равно хочется интересно жить, творить. Мы делали массу спектаклей (особенно я обожала Андерсена), для которых сами шили костюмы. Дети оказались невероятно талантливыми. Они были на сцене настоящие, ничего не изображали, просто играли. И мы стали занимать первые места на всяких детских конкурсах.
Хотя материально было невероятно тяжело, тем более зарплату стали платить не сразу, а только через два месяца. Все золотые вещи, какие были, конечно, распроданы. А родителям мы говорили: "Все прекрасно!" Меня бы сразу за шиворот забрали домой, если бы они узнали правду. Поэтому и отказывались от помощи. Но я с удовольствием вспоминаю это время.
- А почему вы ушли к Фоменко?
- Я поступила в школу-студию МХАТ, Гарик, как я уже сказала, учился в ГИТИСе. Мы вдруг стали понимать, что такое раздельное обучение ведет к тому, что мы тихо-мирно можем распасться как семья. Уходили в девять, приходили в час ночи. Соответственно, кто-то идет меня провожать, кого-то - он. И вообще нам стало не хватать друг друга. Это была самая главная причина нашего общего прихода к Фоменко.
Почему Фоменко? Потому что он лучший. Он умеет в нужный момент сказать правильное слово - и все становится понятно. Он очень инстинктивно правильно чувствующий. Ему не надо даже высказываться. К нему приходишь на репетиции, на спектакли - и отношение к театру меняется в правильную сторону. Становится ясно, как дальше работать. Такое учение "не уча".
- А правда, что тебе пришлось и уборщицей поработать?
- Да. Как-то шла по Тверской, рыдая, что не могу позволить себе купить даже мороженое. Захожу в Дом журналиста - там объявление висит: "Требуется уборщица". Я в овчинной шубке, с красными губами и маникюром: "Товарищи! Я очень даже могу". А на самом деле не могла - я была ужасная брезгуша. И тут вдруг стать уборщицей! Завела себе рабочие бриджи, бандану на голову, разноцветные резиновые перчатки. Это было достаточно лакомое место, потому что, во-первых, там хорошая зарплата, а во-вторых, кормили обедами в ресторане Дома журналиста.
Эта работа не была для меня унизительной. Я понимала, что это не навсегда. А потом появился другой приработок. Можно сказать, я стояла у истоков рекламы пепси-колы. Тогда это были маленькие мини-спектаклики. И я неплохо зарабатывала. А потом мы очень красиво съездили в Англию - отдохнули, побывали везде, где хотели...
- А какой получилась свадьба?
- Мы очень долго жили неофициально, потому что хотелось сделать это красиво, незабываемо для себя. И тогда у нас получился целый квартал праздника. Лондон, свадьба, выпускной вечер в институте... Наша свадьба была трехэтапная. Мои родители не смогли приехать в Москву, и мы сделали маленький семейный вечер в кафе-пиццерии на три столика на пароходе на Москве-реке. После друзья в Барвихе отгрохали нам шикарную свадьбу. А потом мы поехали на Урал, и там была еще одна свадьба с родственниками, с массой подарков и впечатлений.
- Вы делаете подарки друг другу?
- Лучший подарок от Гарика - роль в его спектакле.
- Вы репетируете дома?
- Даже когда мы проходим сцену, где я одна, - дома никогда не репетируем. Едем в театр, он включает свет, и мы начинаем работать. Он репетирует со мной не как с женой, а как с актрисой. При этом он очень добрый человек вообще... Каждый актер, который с ним работает, может сказать, что он репетирует с ним по-родственному чутко.
- Неужели никогда не ссоритесь?
- Мы можем спорить, соглашаться или не соглашаться в чем-то... Помню только одну ссору после года совместной жизни. А в последнее время и спорим все меньше, потому что нет смысла сильно отстаивать свое видение какой-то сцены - в конечном итоге я прихожу к тому, что он прав.
- В чем твой источник силы?
- Это дом. Урал. Горы. Озера. Пещеры. Каждое лето мы туда приезжаем. Ходим в походы с ночевками и палатками. Как-то в августе пошел снег в горах. Жуткий холод, такой туман, что ничего не видно. Мы потеряли дорогу и все ориентиры. Дико замерзали, вымокли до нитки. Но вышли на правильную дорогу. Нас спасла домашняя самогонка. А через два часа уже были в приюте, рубленой юрте-шестистенке. Пели песни и чувствовали себя самыми счастливыми.
На следующий год мы пошли на Юрму, потом на Еремей, Джихан... Это же невероятная красота - дикие горы. Никакой юг, никакие моря, никакая Италия не заменят этого...
- Но гнездо свили все-таки не в горах, а в столице. У вас "дом - крепость" или...
- Это радость. На которую пока просто нет времени. Но нам все-таки удалось купить квартиру. А когда появились деньги, я смогла сделать ремонт. Это максимум, на что меня хватило. Все белое, аккуратное, в холодных тонах - металл, стекло. Белый цвет - лечащий, очищающий, гармонизирующий...
- А не кажется, что для полноты картины здесь не хватает малыша?
- Я поняла: театр все-таки игра, это еще не жизнь. Нельзя слишком "заигрываться". Ты же женщина - у тебя есть предназначение. Семья. Ребенок... Нет, я не заигралась... Хотя бывает нелегко. Как только начинаешь разгребать пространство для жизни - идут новые предложения. И я еще не умею отказывать. Но учусь.