Что нам ежедневно подсовывают социальные сети и что с этим делать
Каждый день «Фейсбук» мне сообщает: у вас 23 новых уведомления, у вас 17 новых уведомлений... Кто-то случайный хочет «дружить», как это теперь называется. Я их отметаю. Зачем виртуально-случайные, когда и реальных знакомых вполне хватает? За этими знакомыми довольно пристально слежу. Что их зацепило, с чем согласны, чего категорически не приемлют. В какие слова облекают свои эмоции. Осталось только выяснить, зачем мне чужие мысли и эмоции, когда от своих горбишься.
Да, говорю себе, совсем, оказывается, не знаешь ты людей, голубушка! Отписываться вроде неловко. Лучше просто не стоять в этом всем, если хочешь сохранить душевное равновесие и чистоту одежд. А главное, не читать новостные ленты и телевизор не смотреть! Оно тебе надо — про высказывания Собчак с Жириновским, про жену Грефа, про недвижимость Мутко и мытарства наших обесфлаженных и обезгимненных спортсменов? Зачем тебе отмечаться под оранжевым кружком «возмутительно» (оранжевый уровень опасности для здоровья!), когда речь идет о депутатских зарплатах и пенсиях? Зачем читать наивные выплески про то, что абсолютно безнравственно устроена жизнь, если на месячный «заработок» того или иного слуги народа можно легко содержать целый детский дом или богадельню для стариков?
И то: разве ты можешь что-то в принципе изменить? Ну выйдешь с плакатом на улицу... Хотя нет, с плакатом-то теперь как раз и нельзя — сразу под статью попадаешь. А получить на плакат санкцию в мэрии, так это ведь никаких сил и терпения не хватит...
Пару дней назад, в День Конституции, старейшина протестного движения Виктория Вольпина, жена Александра Сергеевича Есенина-Вольпина (в 1965-м они с мужем, ссылаясь на действующий тогда Основной закон, придумали и организовали первую послевоенную политическую акцию — митинг гласности), сказала точные слова: «Годы благополучия отняли способность сопротивляться злу». Максимум, что мы теперь можем, так это поставить лайк под словами Явлинского. Дескать, вот вам, мерзавцы, получите! Но мерзавцы, признаемся себе, вряд ли вздрогнут.
Моя приятельница, ныне проживающая в Англии, пишет, что, наслушавшись и начитавшись новостей, она порой балансирует на грани нервного срыва. И вдруг радостно присылает мне ссылку на YouTube: там немецкий дядечка, садовый фанат, рассказывает нечто важное про черенки: что из каких черенков можно вырастить и как. Уверяет, к примеру, что из косточки авокадо запросто вырастет полноценное дерево, если все делать по любви и по науке...
Юля немецкого не знает, но это оказалось и не столь уж важно. Главнее слов бывает интонация — спокойная, обстоятельная, доброжелательная. Под неспешные рассказы немецкого садовника она мирно засыпает и, возможно, видит во сне розы, авокадовые рощи и кисельные берега — вегетарианский вариант «Тысячи и одной ночи». Небось очередные «британские ученые» уже открыли, что рассказы на ночь про это — про листики-тычинки — куда эффективнее феназепама и прозака. И не спешите иронизировать.
Когда мы с мужем жили в Нюрнберге, один из местных телеканалов всю ночь транслировал в реальном времени передвижение пассажирского поезда. Отправление из Нюрнберга — в 02.30, прибытие в Баден-Вюртемберг — в 05.30. Вот едет он себе на запад и едет, и так до раннего утра. Картинку видим из кабины машиниста: эллипсоиды, кубы и пирамиды стриженых туй, островерхие черепичные крыши, ратуша вдали, зеленый от патины фонтанчик. Шварцвальд только называется черным лесом, а на самом деле леса здесь с яркой, сочной зеленью. А вот и олень у самой обочины, совсем как тот, с ковра моего детства. Стоит и не думает куда-то убегать.
Машинист, герр Цапфе, иногда что-то неспешно комментирует. Вот, говорит, и Фрайбург позади, подъезжаем к Баденвайлеру. А я жду. Жду, когда он скажет о самом важном, и сон мой потихонечку уходит. Но нет, машинист разглагольствует о своем, немецком, а главное упустил.
Эх, дяденька Цапфе! Ведь тут Чехов умер. И последние слова почему-то сказал по-немецки, хотя с русским у Антона Павловича все было в полном порядке. А сказал он: «Ich sterbe». То есть: «Я умираю». А перед этим попросил шампанского, они с доктором выпили — и Чехов умер...
Но герр Цапфе вспоминает фахобершуле, что-то типа нашего ПТУ, и свою первую любовь. Говорит, что, наверное, живет она по-прежнему в этих местах и что хорошо быть молодым и беззаботным. «А еще хорошо быть офицером или студентом, сидеть где-нибудь в кафе и слушать музыку...». Это уже Антон Палыч. Вот ведь какое созвучие бывает на свете!
Решила я действовать по Юлиной наводке, открыла файл про черенки. Знание языка только мешает, важнее интонация. Ну не хочу же я в реале вырастить авокадо из косточки... Или, может, все-таки хочу?
Людям хочется хотя бы во сне не бороться и не дискутировать, а гулять по райским кущам, тем более выращенным собственными руками. Людям хочется видеть добрые лица, слышать спокойную речь, улавливать искренность в интонации.
Разве это такая уж сказочная, несбыточная мечта?