ЛЕОНИД ИЛЬИЧ И "ПРИКЛЮЧЕНИЯ ШУРИКА"

Сорок лет назад на экраны страны вышла кинокомедия "Операция "Ы" и другие приключения Шурика", положившая начало "золотому десятилетию Леонида Гайдая" в нашем кинематографе. С просьбой рассказать, как все было, "Труд" обратился к писателю и сценаристу Якову КОСТЮКОВСКОМУ - человеку, который по роду деятельности не только был в курсе происходившего на съемках, но и сам является одним из создателей трех лучших гайдаевских комедий.

- Многие до сих пор ошибочно считают, что меня с Леонидом Гайдаем познакомил его учитель по ВГИКу Григорий Александров, у которого к тому же на кинокомедии "Весна" работал еще один наш сценарист Морис Слободской. Но это не так. Автор "Веселых ребят" и "Волги-Волги" был человеком, зацикленным на самом себе, а потому вполне равнодушным к судьбам своих учеников. Кстати, студент Гайдай как круглый отличник был сталинским стипендиатом. Сводил нас в одну команду замечательный кинорежиссер Иван Пырьев, который тогда руководил 2-м объединением "Мосфильма". Горячо ратуя за развитие жанра комедии, он первым разглядел в Гайдае соответствующее дарование.
В первой нашей с Гайдаем работе, киноальманахе "Операция "Ы" и другие приключения Шурика", впервые появился незадачливый студент-очкарик, которого мы назвали сперва Владиком. Однако чиновники приказали переименовать героя, считая, что Владик - это ВладЛен, то есть сокращенное Владимир Ленин. Тогда появился Шурик в исполнении Александра Демьяненко, который до этого снимался только в амплуа романтического героя.
- Вам не кажется, что Гайдай передал образу Шурика многое от себя?
- Нет. Шурик не был альтер эго Гайдая. Леонид по характеру намного глубже, умнее и интереснее. К тому же невысокий Демьяненко даже внешне не похож на Гайдая. В первой новелле "Напарник" наш студент, подрабатывая на стройке, перевоспитывает дебошира, неподражаемо сыгранного Алексеем Смирновым. Вторую историю "Наваждение" мы закрутили вокруг чужого конспекта, зачитавшись которым, герой находит свою любовь. Помню, перед съемками эпизода с раздеванием долго не могли подобрать нужный купальник для Натальи Селезневой. Кто-то из костюмеров, потеряв терпение, проворчал: "Какая разница, во что она будет одета?" Гайдай на это ответил гениальной фразой: "Брижит Бардо в купальнике выглядит талантливее, чем Фаина Раневская". Мы расхохотались, представив Раневскую в купальнике.
- Слышал, что к тому времени у режиссера были натянутые отношения с троицей Никулин - Вицин - Моргунов?
- Это не совсем так. Им на откуп отдавалась третья новелла, для которой был придуман сюжет с фальшивым ограблением базы. Мы взяли его из жизни. В тот год в Москве было раскрыто подобное дело. Не сумев подкупить ревизора, жулики-кладовщики инсценировали кражу на уже разворованном складе. Эта фабула как нельзя лучше позволяла развернуть Гайдаю его неподражаемую эксцентрику с большим количеством трюков. Сначала Балбес, Трус и Бывалый должны были действовать самостоятельно, но потом пришла идея столкнуть их с Шуриком, и троица впервые обрела достойного противника. До этого в короткометражках "Самогонщики" и "Пес Барбос и необычный кросс" они как бы варились в собственном соку. Оказалось, что герой Демьяненко хорошо "держит" действие и цементирует все три новеллы киноальманаха.
Однако я почувствовал, что Гайдай уже охладел к троице как к "отработанному материалу". Тут он был глубоко не прав. И нас рассудила "Кавказская пленница", где троица блестяще вписалась в сюжет. Мы нашли ей подходящее применение. Потом к ним присоединились Владимир Этуш и Фрунзик Мкртчан - получился чудпый актерский ансамбль.
- А как вам позволили снять картину о том, что на советском Востоке, мягко говоря, не все в порядке с правами человека: невинных девушек продают старикам, а недовольных прячут в психушку?
- Действительно, в то время цензура внимательно отслеживала любую крамолу. Как сказал партийный идеолог Суслов: "При социализме происшествий не бывает". В кинематографе в основном был в ходу "конфликт хорошего с еще лучшим". Однако достоянием общественности все же стало несколько случаев, когда партийные босы в восточных республиках покупали себе несколько девушек, устраивая настоящие гаремы. Центральная пресса об этом помалкивала, а вот через местную кое-что просачивалось.
Очевидно, Гайдаю дали некоторую свободу действий на волне успеха картины "Операция "Ы", которую согласно статистике только в первый год проката посмотрел каждый третий гражданин нашей страны. Государство на этом заработало огромные деньги. Хотя тому же Суслову приписывалась фраза: "Мы идеологией не торгуем". Дескать, власть не интересует: есть сборы или нет, главное - чистота коммунистической идеологии. Но это было лукавством. В те годы кинопрокат составлял существенную строку госбюджета - посещаемость кинотеатров была фантастической. А с "Кавказской пленницей" чиновники спохватились, когда картина была практически готова. Госкино готовилось положить ее "на полку", а Гайдая занести в черные списки неблагонадежных. Спас случай. Как-то вечером в пятницу на "Мосфильм" позвонили от Брежнева и попросили прислать что-нибудь новенькое "на дачу". Ничего подходящего не было, кроме забракованной комедии Гайдая. Ее и послали. Брежневу картина так понравилась, что он за выходные пересмотрел ее несколько раз, показал членам Политбюро, а после позвонил председателю Госкино Романову и поздравил "с очередным успехом советской кинематографии". И генсек не ошибся: в первый год проката "Кавказскую пленницу" посмотрели 77 миллионов зрителей. Знал бы он, какой разнос нам устроил накануне Романов, обозвав картину "ярой антисоветчиной".
- После успеха у Брежнева вам дали "зеленую улицу"?
- Картину приняли, но с замечаниями. Например, потребовали заменить финальную фразу: "Да здравствует советский суд - самый гуманный суд в мире!" Ее сочли издевательством. Что делать? Без этой удачной концовки все рушилось. Тогда я предложил заменить слово "советский" на "наш". И чиновники с облегчением вздохнули: "Это же совсем другое дело". Вот какой чепухой приходилось заниматься вместо творчества.
Знаменитая песня "Если б я был султан" тоже едва не погибла. Но нам удалось ее отстоять, сократив несколько куплетов. А когда много лет спустя выходила книжка наших сценариев, мы хотели дать в ней полный текст песни. Но ни у нас, ни на "Мосфильме" он не сохранился. Мы уже потеряли надежду, когда одна моя знакомая сказала, что в детском саду, куда ходит ее внук, эту песню исполняют полностью. И действительно, это оказался тот самый вариант. Представьте себе детишек, поющих: "Если б я был султан, я б имел трех жен". Как это попало в детский сад? Мистика.
- Наверное, вам непросто было работать с Гайдаем, который, как и всякий крупный режиссер, очевидно, не отличался покладистостью характера?
- Напротив. Мы сразу почувствовали себя командой единомышленников, понимали друг друга с полуслова. Гайдай был младше меня на два года и поэтому ко мне обращался по имени-отчеству, при этом просил, чтобы я его называл Леней. Ну а Морис Слободской был старше нас, он 1913 года рождения. Мы собирались у меня дома за старенькой портативной машинкой "Эрика". Считаю ее счастливой и до сих пор на ней работаю. Каждый из нас, как говорил Леня, "приносил с собою в клюве" какую-то заготовку, и по команде Гайдая: "Ну, в закрома!" - мы сводили их воедино. Когда с каким-либо эпизодом дело стопорилось (Леонид это называл "заменжевало"), мы его откладывали - пусть зреет. Когда какая-нибудь удачная реплика нас смешила, Гайдай говорил: "Минуточку! А будет ли над этим хохотать зритель?" Проверяли на друзьях и родственниках. Гайдай был убежден, что комедия - искусство простое и даже грубоватое. Если зритель сразу чего-то не понимал - такой эпизод тут же переписывался заново.
Помню, однажды заспорили о какой-то сцене. Я сказал: "Леня, я вам не могу доказать свою правоту, но я печенкой чувствую, что сделать надо именно так". На режиссера этот аргумент неожиданно подействовал. А главное - на экране потом получилось хорошо. И Морис Романович еще не раз меня просил: "Скажи, что печенкой чувствуешь, чтобы Гайдай с нами согласился". Но я больше этой фразой не злоупотреблял.
- Что послужило толчком к сюжету "Бриллиантовой руки"?
- В поисках занятных историй я однажды натолкнулся на газетную заметку о контрабандисте, перевозившем из Италии в Швейцарию драгоценности в гипсе. Вокруг этой фабулы мы и закрутили пародию на положительного героя, КГБ и милиционеров, которые показаны добродушными идиотами. Стеб чистой воды. Как это пропустили цензоры - ума не приложу. Кстати, спустя много лет один настоящий, но, очевидно, лишенный чувства юмора контрабандист, посмотрев нашу картину, попытался провезти через границу бриллианты в гипсе на руке. Попался. Как мы взяли этот сюжет из жизни, так он потом в жизнь и вернулся.
- Фронтовик Гайдай не собирался снимать фильм о войне?
- Леонид Иович воевал в разведке, имел награды. Но за военную тему не брался, хотя у него были возможности это сделать. Народ, проливший столько крови в войне, продолжал жить тяжело, мечты о лучшей жизни не осуществились. Гайдай понимал, что дать еду, жилье или свободу он не может, но в его силах создать хорошее настроение у миллионов людей.
Мне не раз приходилось слышать суждение: когда Гайдай перестал работать с Костюковским и Слободским, он уже ничего оригинального не снял. Не согласен. Со своим новым сценаристом Владленом Бахновым он потом блестяще экранизировал булгаковскую пьесу "Иван Васильевич меняет профессию". Но "золотое десятилетие Гайдая" все же прошло. Изменились время и зритель. И, будем честны, Гайдай тоже изменился. Но я так скажу: при всех нервах, ссорах, муках, конфликтах годы нашей совместной работы вспоминаю как счастливейшее время в своей жизни.