.jpg)
А в новом фильме Валерии Гай Германики популярная актриса выступила в образе следователя по делу о насилии
В онлайн-кинотеатре KION — премьера сериала Валерии Гай Германики «Обоюдное согласие». В основе сюжета — история учительницы Анны Николаевны, подвергшейся сексуальному насилию со стороны своих друзей. Она подает на них заявление в полицию, но добиться справедливости совсем непросто: абьюзеры — весьма влиятельные люди в своем маленьком приморском городе. История, про которую не скажешь «снято по конкретным событиям» только по одной причине: подобных реальных коллизий великое множество в малых и больших городах страны. Следователя, советующую Анне «не поднимать шум ради своей же пользы», сыграла Мария Голубкина. Актриса рассказала «Труду» о своем персонаже и собственных школьных годах.
— Чем вас привлек проект «Обоюдное согласие»?
— Я считаю Валерию Гай Германику одним из самых интересных современных кинорежиссеров, мне всегда хотелось с ней поработать. Это и на мое отношение к съемкам повлияло — обычно я на них довольно спокойна, а сейчас волновалась, подходила к работе очень трепетно.
— На площадке Германика жесткий человек?
— Я бы так не сказала, но она, безусловно, лидер. А как иначе — когда в коллективе свыше полусотни человек, надо быть командиром. Валерию все уважают и слушаются.
— Ваша героиня-следователь — тетка простая и жесткая...
— Я вообще, как правило, играю простых теток: Насть, Люсь, Дусь. Воплотить в кино образ английской королевы мне не пока предлагали. Но все мои роли для меня ценны: чтобы заинтересовать зрителей, я сама должна быть сложнее своих персонажей. Что же касается жесткости характера моей героини — а какой ей прикажете быть? Она ведь работает не на конфетной фабрике, а в мужском коллективе, допрашивает уголовников. Но, во всяком случае, она честный человек.
— И как «честный человек» советует главной героине забрать заявление об изнасиловании, потому что та преподаватель и должна беречь свою репутацию. По-моему, до сих пор у многих странное представление о репутации учителя, а особенно учительницы, которую иной раз за выложенный в соцсетях безобидный снимок в купальнике могут выгнать из школы.
— Уверена: так не должно быть. Сейчас у всех телефоны с камерами. И почему бы учительнице, как тысячам других женщин, не выставить свое фото, например, на пляже? Какой оттого вред? Особенно если учительница молодая. Другое дело, что, когда снимки в купальниках демонстрируют возрастные тетки, это, на мой взгляд, выглядит странно. Но, конечно, про то нельзя говорить в общем: каждый случай индивидуален.
— У вас в школьные годы складывались доверительные отношения с учителями?
— К сожалению, от той советской школы, в которой я училась, осталось ужасающее впечатление, просто психологическая травма на всю жизнь. Мне казалось, что я день за днем попадаю в какую-то тюрьму, хотя дело было в Москве, и школа находилась не на окраине, а в центре города. Учительницы нас оскорбляли, а мы их страшно боялись. Вот честное слово, лучше бы они свои фото в купальниках выставляли!
Сейчас я уже понимаю, что то были несчастные женщины, которые пошли преподавать потому, что больше ничем не могли заняться, и для них школа была таким же пленом, как и для нас. Но тогда у меня от всего этого возникла депрессия, да и не только у меня. Наш класс ненавидел всех преподавательниц, за исключением учительницы биологии. Ее мы с бывшими одноклассниками до сих пор вспоминаем и желаем здоровья, если она жива, и Царствия Небесного, если ее уже нет на свете. Возвращаясь к «Обоюдному согласию», можно сказать, что моя героиня — это продукт того кошмара, который в детстве довелось пережить мне самой.
.jpg)
— Неужели ваши родители, одни из самых популярных людей в стране, не пытались вмешаться в сложившуюся ситуацию? Знаю, что кто-то из артистов и концерты в школах своих детей давал...
— У моих мамы и папы — Андрея Миронова и Ларисы Голубкиной — просто не хватало времени для этого, ведь они, суперзвезды, были нарасхват. Да им подобное и в голову не могло прийти. Хотя, думаю, если б кто-то из них хоть раз выступил в моей школе, мне действительно жилось бы легче. Но когда учителя на меня жаловались, родители были на их стороне. Это не вина мамы с папой — просто сами они учились в другое время, когда все было гораздо строже. Это сейчас мы знаем, что если учебные дела у ребенка идут наперекосяк, то его надо переводить в другую школу, потому что многое зависит не только от самих детей, но и от педагогов. К счастью, мне с моими дочкой и сыном не пришлось сталкиваться с подобными проблемами. У них была прекрасная лингвистическая школа, бесплатная, по месту прописки, и с меня там не требовали ни концертов, ни денег. Спасибо директору — креативной молодой женщине из другого, не советского поколения. Детей я туда привела по совету Юлианны Шаховой. Ее дочка после этой школы поступила в МГИМО, а мои Настя с Ваней прошли экзамены в школы Англии.
— Когда ваши дети были маленькими, вы еще играли в репертуарном театре. Но больше 10 лет назад оставили его — не возникло желания вернуться?
— Я не любитель работать за низкую зарплату на посторонних людей. Приходить по часам за тридцать тысяч рублей, и чтобы какой-то завтруппой еще объяснял, как мне жить — зачем?! Наверное, только в Малом театре, который можно назвать нашей «Комеди франсез», я бы не отказалась играть. Но, кажется, до него я пока не доросла. Сейчас с удовольствием работаю в антрепризе. Меня возмущает, когда кто-то говорит о ней пренебрежительно. Антреприза — это самое честное, что есть в театральном искусстве. Она целиком зависит от зрителя, а его не обманешь, публика не будет платить за что попало. Есть известные актеры, которые стали популярны именно благодаря антрепризе, а потом уж их пригласили на хорошие роли в кино.
Я сама недавно напросилась играть бабу Шуру в спектакле «Любовь и голуби», где уже четыре года исполняла роль Нади Кузякиной. Над моей Шурой коллеги хохотали, сказали, что это было весело и прекрасно. Мотив озорства, хулиганства в театре должен быть обязательно.
— Что бы вы себе пожелали как актрисе?
— В продолжение своего предыдущего ответа скажу: развития нашей антрепризы. Да, мы крутые, потому что зарабатываем сами, без господдержки — но все-таки где-то она необходима. Например, в провинции, куда мы нередко ездим на гастроли, надо ремонтировать дома культуры. Некоторые из них остались еще с советских, а какие-то — даже с царских времен. Вы ведь знаете, что до революции была программа постройки культурно-просветительских народных домов? В зданиях некоторых из них нам приходилось играть спектакли, и такое ощущение, что ремонта там не было все сто лет, что они существуют. А иногда заходишь внутрь подобного помещения, и там стены пестрые, занавесочки кружевные на окнах. Спрашиваешь — что это, местные отвечают: «Денег на ремонт нам не дают, сами сделали, что могли». А как иначе, если, например, в городе с населением шесть тысяч человек некуда пойти, кроме как в два ресторана и этот самый ДК?! Конечно, хорошо бы, чтоб государство о таких зданиях позаботилось, сделало их современными, удобными, подходящими и для показа спектаклей, и для дружеских встреч. Еще очень хочется, чтобы везде в нашей стране были хорошие дороги, и мы могли бы погрузить в автобус ту декорацию, которая нам реально нужна, и во всех провинциальных залах была бы возможность ее установить. А пока наши декорации должны умещаться в двух чемоданах и одном кофре, иначе это будет нерентабельно. Вообще, чтобы заниматься антрепризой в нашей стране, надо быть авантюрным и уверенным в себе человеком.
— Как провинциальная публика принимает московских артистов?
— Прекрасно, однажды за нашим автобусом даже бежали дети. Это было в городке, находящемся километрах в четырехстах от Благовещенска, туда и поезда не ходят. Местные нас благодарили, говорили, что на их памяти никогда к ним театр не приезжал. Растрогало это до слез.
— В маленьких городах, наверное, есть желающие пообщаться с вами помимо спектакля. Вы на это идете?
— Вы знаете, я в такие поездки все-таки отправляюсь работать, а не мило проводить досуг. Для общения же у меня есть собственный домашний клуб. Придумала его два года назад, когда на свой день рождения собрала нескольких подписчиц из соцсети. С тех пор периодически устраиваю подобные встречи, на них приезжают мои поклонницы из Казани, Тулы, Санкт-Петербурга... На День святого Валентина у меня дома игрался антрепризный спектакль «Итальяно аморе», и посмотреть его прилетели люди с Сахалина. После «официальной части» мы обычно собираемся за столом, и вот тут появляется возможность поговорить, обсудить, кто как и чем живет, мне это важно и интересно. Знаете, Стенли Кубрик не выезжал из своего города, но переписывался с людьми из разных уголков земного шара, спрашивал даже у жителей маленьких городков, как проходят его фильмы, как на них реагирует публика. Этих своих респондентов он называл агентами Стенли Кубрика. Так и я членов своего клуба могу назвать агентами Маши Голубкиной.
.jpg)
— Ваш клуб базировался в «Инстаграме», но его ведь теперь прикрыли.
— Значит, перейдем в другую соцсеть и, надеюсь, не потеряем друг друга. За два года образовался костяк клуба — около 200 человек, по-настоящему сдружившихся между собой. И на меня мои поклонницы действуют вдохновляюще, как болельщики на спортсмена. Когда люди говорят, что им нравится то, что ты делаешь, хочется и дальше организовывать для них что-то оригинальное и душевное. Ощущение, что мы есть друг у друга, очень поддерживает, особенно в наше непростое время.
— А что бы в это непростое время вы посоветовали себе и окружающим?
— Перестать дергаться и нервничать, это ничему не поможет. Излишние эмоции надо постараться выключить и просто погрузиться в работу, продолжать делать на совесть то, в чем вы профи. Искусство — тоже хорошее терапевтическое средство. На прошлых выходных я была в Пушкинском музее, там идет прекрасная выставка. Это магазины сейчас закрываются, а в музеи и театры, слава Богу, всегда можно сходить.