От Паустовского к Пушкину и обратно - маршрут по музейным антресолям и писательским дорогам
В Государственном музее Пушкина работает выставка «Воображаемые встречи. Литературное путешествие с Константином Паустовским», приуроченная к 130-летию со дня рождения писателя. В создании экспозиции приняли участие ГМИРЛИ имени В.И. Даля, РГАЛИ, музеи Михаила Булгакова, Марины Цветаевой и Сергея Есенина, заповедник «Киммерия М. А. Волошина» и, конечно же, Музей Паустовского, много делающий для того, чтобы имя писателя, столь чтимого современниками, не утратило своего значения и для потомков.
Так сложилось, во многом благодаря одному из неисчислимых изъянов школьной программы по литературе, что для большинства Паустовский — «это для пятиклашек»: всякие там «Барсучьи носы» и «Заячьи лапы». Если бы это было так, то зачем бы великой Марлен Дитрих при встрече с Константином Георгиевичем преклонять колени и целовать ему руки? Коротенький рассказ «Телеграмма» актриса считала одним из самых сильных потрясений в жизни.
«Идею выставки нам подсказал юбиляр, — признается директор музея писателя Анжелика Дормидонтова. — Для Константина Георгиевича было очень важно ощущать себя частью потока отечественной литературы. Он не мыслил себя — читателя, писателя и человека — без непрестанного внутреннего диалога с предшественниками и современниками. Тяга к путешествиям по местам, связанным с дорогими его сердцу писателями и поэтами, возникла у него еще в юности. Маршрут воображаемого путешествия, в которое мы приглашаем гостей выставки, проложен по местам странствий самого Константина Георгиевича: Переделкино — Пушкино — Константиново — Пятигорск — Старый Крым — Ялта — Дунино — Петербург — Таруса — Михайловское. Начинать можно с любой точки и идти в любом направлении».
Для самого Паустовского отправной точкой его литературной кругосветки служил городок Ефремов, где довольно долго жил горячо любимый им Бунин. Зимой 1917 года, только вернувшись с фронтов Первой мировой, Паустовский никак не мог определиться с литературным поприщем и положился на суд любимого писателя — отправил Ивану Алексеевичу свои стихи. Тот ответил юноше: «Мне кажется, Ваш удел, Ваша настоящая поэзия — в прозе. Именно здесь, если вы сумеете проявить достаточно упорства, уверен, сумеете достичь чего-нибудь значительного».
Спустя 30 лет эта история получила продолжение. В 1947 году писатель получил от Бунина открытку: «Дорогой собрат, я прочел Ваш рассказ «Корчма на Брагинке» и хочу Вам сказать о той великой радости, которую испытал я: если исключить последнюю фразу этого рассказа («под занавес»), он принадлежит к лучшим рассказам русской литературы». Прямоугольничек картона с этими лаконичными строчками, прилетевший в Советский Союз из Франции, был для Константина Георгиевича одной из самых дорогих реликвий. Бунинская открытка почти не покидает фонды музея, но для нынешней выставки было сделано исключение. В соседней витрине — не менее редкие экспонаты: письма вдовы Бунина Веры Николаевны. Паустовский приложил все силы к тому, чтобы произведения Бунина были наконец опубликованы в СССР. Первый бунинский сборник и вышел с предисловием Константина Георгиевича.
В 1965 году Паустовский включает подборку стихотворений Марины Цветаевой в знаменитый альманах «Тарусские страницы» — одно из самых ярких явлений в литературе 60-х. Это была первая публикация после долгих лет забвения. В то же время готовила издание цветаевского сборника Ариадна Сергеевна Эфрон, но «Страницы» вышли к читающей публике немного раньше. В витрине, посвященной Тарусе, где сам Паустовский прожил долгие годы, — номер журнала «Новый мир» с дарственной надписью Анастасии Цветаевой: «Дорогому Константину Георгиевичу в благодарность за его книгу о детстве шлю свое воспоминание — о Маринином и о моем детстве, и о нашей общей Тарусе».
Завернув за угол, из Тарусы за три шага можно попасть в Старый Крым, где жил Александр Грин. И в его посмертной литературной судьбе решающую роль играет именно Константин Георгиевич. Сегодня это может показаться странным, но после революции книги Грина долгое время не издавались. Только благодаря настоянию Паустовского в первый сборник включили «Алые паруса», которые сегодня почитаются неоспоримой классикой.
Впервые Паустовский приехал в Старый Крым в середине 30-х. Нашел дом Грина, познакомился с его вдовой Ниной Николаевной, посетил могилу. А вернувшись в Москву, принялся хлопотать о создании дома-музея писателя. Сохранилась его обширная переписка с Ниной Николаевной — несколько писем, где она благодарит Константина Георгиевича за работу с наследием мужа. И нежнейшие волошинские акварели с изображением любимых мест обоих писателей, тоже не часто покидающие родные пенаты. Сегодня в состав заповедника «Киммерия Волошина» входят и дом Грина, и дом Паустовского — они расположены на одной улице в 15 шагах друг от друга.
В витрине, посвященной Чуковскому, почетное место занимает фотография, на первый взгляд ничем не примечательная: писатели сидят у стола, и Корней Иванович внимательно читает какую-то бумагу. На самом деле запечатлен судьбоносный момент: в руках у Чуковского — черновик письма в защиту Кижей. В 60-е Паустовский активно занимался сохранением памятников старины. Однажды к нему пришло письмо из Петрозаводска. Жители сообщали, что местные власти приняли решение разобрать все здания и сооружения Кижского комплекса на дрова, поскольку, по их мнению, никакой ценности те для советского человека не имеют. Копия этого «мудрого» документа, приложенная к письму, хранится в Государственном архиве социально-политической истории России. Паустовский вместе с Чуковским забили в набат — обратились в самые высокие инстанции и отстояли памятник.
Финальный аккорд выставки — пушкинское Михайловское, которому писатель посвятил проникновенный очерк «Михайловские рощи». Центром этого уголка экспозиции стала афиша спектакля «Наш современник», поставленного Малым театром в 1949 году к 150-летию со дня рождения Александра Сергеевича. Постановка, которая предполагалась лишь как одно из событий в череде торжеств, настолько полюбилась и публике, и артистам (Пушкина блистательно играл Михаил Царев, Арину Родионовну — Евдокия Турчанинова, а Елизавету Воронцову — Елена Гоголева), что она еще несколько лет не сходила с афиши театра.
Уже после ухода писателя из жизни близкие обнаружили в тетради, с которой он работал перед кончиной, короткую запись: «Мы жили на этой земле... Не отдавайте ее в руки опустошителей и невежд. Мы — потомки Пушкина, и с нас за это спросится».
Лучше и не скажешь.