«Какая стыдобища!»

Так сказал М. Горбачев после развала Союза. Можно ли было его предотвратить?

Как свидетельствуют последние соцопросы, симпатии к ГКЧП сегодня испытывают почти вдвое больше россиян, чем 10 лет назад. По данным фонда «Общественное мнение», 17% населения РФ считают, что для страны было бы лучше, если б путчисты в августе 1991-го удержали власть. Ровно столько же убеждены в обратном. Кто прав? Что мы потеряли и что приобрели в результате событий 20-летней давности? Как все было на самом деле? Почему, когда наступил «момент истины», народ не вышел защищать СССР? Об этом «Труду-7» рассказали ключевые участники минувшего передела власти.

Дмитрий Язов, в 1987–1991 годах — министр обороны СССР, член ГКЧП:

— С чего началась перестройка — предтеча ГКЧП? Тут есть одна деталь, о которой мало кто знает. Перед тем как в марте 1991-го Горбачева избрали генеральным секретарем, между ним и министром иностранных дел Андреем Громыко через подставных лиц была заключена договоренность: Громыко, как один из старейших членов Политбюро, предлагает на пост генсека Горбачева, а тот сразу после своего избрания ставит его на должность председателя президиума Верховного Совета. Все «старики», главы СССР — и Черненко, и Андропов, и Брежнев — имели по две должности: и секретаря, и председателя. Ну, Громыко и клюнул на это. И провозгласил на пленуме: «Я, товарищи, предлагаю самого молодого, энергичного...» И мы, как дураки, проголосовали.

Меньше чем через месяц, 14 апреля, Горбачев выступил с программной речью: «Надо перестраиваться!» И весь смысл перестройки изложил в двух словах: «Доход по валовому национальному продукту — всего 4%. Он уходит на подрастающее поколение — в СССР рождается миллион человек в год. А на развитие промышленности и сельского хозяйства средств уже нет». Значит, мол, надо повысить производительность, улучшить то, се... А что за этим стояло? Смена общественного и государственного строя. Это стало ясно в июне 1988-го на 19-й партконференции, где идеолог перестройки Александр Яковлев выступил перед своими соучастниками по разгрому Союза и впервые публично объявил им об их с Горбачевым целях. Если бы я, говорит, сказал правду с самого начала, то меня повесили бы на осиновом колу в первый же день после моего возвращения из Канады... (А. Н. Яковлев работал послом в Канаде в 1973–1983 годах. — «Труд-7»).

Не применять силу против не согласных с ГКЧП — это было мое личное решение. Кого убивать-то? Своих? А ради чего? Из-за того, что Горбачев хочет еще немного побыть у власти? Но он к тому времени уже опростоволосился дальше некуда... Когда он узнал о Беловежской Пуще, то больше возмутился не самим фактом предательства Ельцина, Шушкевича и Кравчука, а тем, что первому они об этом доложили не ему, а Бушу. Он воскликнул: «Какая стыдобища!» То есть стыдобища в том, что его уже не стали признавать коллеги. Если бы он на самом деле хотел сохранить государство, он бы предпринял попытку это сделать. Что стоило прислушаться к здравому совету, который ему тогда давали, выслать десантную бригаду и арестовать эту троицу в Пуще?

Анатолий Лукьянов, в 1990–1991 годах председатель Верховного Совета СССР:

— Это абсолютная липа — утверждение, будто ГКЧП собирался ввести чрезвычайное положение во всей стране. Задача была установить режим ЧП в очень небольшом круге районов. И все. Цель преследовалась одна: не допустить развала Союза и экономики. Помню, было сильное возмущение приватизацией. Тогдашний премьер Валентин Павлов считал, что все это, в том числе и развал СССР, — специальное изобретение Горбачева. Был и протест против того, что и политика, и все экономические рычаги, бюджет сосредотачивались в руках Ельцина. Это тоже разрушало Союз. Прибалтика, Молдавия и остальные республики предъявили свои претензии к центру, когда у них стали отнимать бюджетные деньги, и полное распоряжение всеми финансами переходило в руки Бориса Николаевича.

Так что в августе 1991-го был ни в коем случае не путч и не переворот. ГКЧП не планировал слом всех государственных институтов. Путчисты даже поехали и предупредили Горбачева. Куда же дальше?

Руслан Хасбулатов, в 1991–1993 годах — председатель Верховного Совета РСФСР:

— Разваливать Союз первым начал сам Михаил Горбачев. Своим «новым мышлением» он разогрел Прибалтику, Грузию — и пошло. Что самое опасное — дело касалось не только СССР, но и территории России. Весной 1991-го, во время Ново-Огаревского процесса Горбачев предложил поднять статус всех 19 автономий до уровня союзных республик. Позже Ельцин, обращаясь к главам регионов, произнес знаменитую фразу: «Берите суверенитета столько, сколько проглотите!» А это означало неминуемый распад Российской Федерации. Процессы разложения Союза быстро перешли бы на нее. Была ли возможность предотвратить распад страны? Центробежные процессы тогда действительно нарастали. Но все-таки, если бы не Беловежская Пуща, думаю, Горбачеву удалось бы создать конфедерацию из 7–8 республик. Например, все республики Центральной Азии и Казахстан были против роспуска Союза. Они голосовали бы за такую конфедерацию двумя руками. Через некоторое время к ней присоединились бы еще два-три государства — Закавказье, Молдавия. На более серьезных основаниях, чем пресловутый СНГ. Но Ельцин нанес удар в спину — заключил Беловежское соглашение.

Почему население так спокойно восприняло роспуск СССР? В беловежских документах было записано, что по-прежнему остается почти все: единый рубль и единая граница, свобода передвижения, общее социальное законодательство, гражданство и т. п. То есть для простого человека почти ничего не менялось. С отделением Прибалтики общество уже смирилось. Но оказалось, что произошло огромное политическое мошенничество — подмена понятий. Лучше ли было бы для страны, если б ГКЧП победил? Я думаю, нет. Было бы лучше, если б никакого ГКЧП вообще не случилось, а республики смогли мирным образом договориться о реальной конфедерации.

Так или иначе, но, если вдуматься, винить во всем теперь приходится прежде всего самих себя. После провала ГКЧП глава Казахстана Нурсултан Назарбаев сказал: «Если бы не сама Россия, то развала СССР не случилось бы».