Вера Глаголева - о тургеневских людях в настоящем времени
В эти дни в Варшаве на фестивале российского кино «Спутник над Польшей» — мировая премьера фильма Веры Глаголевой «Две женщины» по пьесе Тургенева «Месяц в деревне». А в Москве, в Пушкинском музее на Пречистенке, в ближайшие выходные откроется выставка «Две женщины. Предисловие», посвященная и фильму, и его драматургическому источнику, и целой тургеневской эпохе. Помимо фотографий, сделанных на съемочной площадке Глаголевой и британским актером Рэйфом Файнсом, сыгравшим Ракитина, будут представлены костюмы и предметы интерьера, среди которых есть и настоящие реликвии. Об источниках вдохновения и красоте XIX века корреспондент «Труда» расспросила у режиссера картины.
Почему вы выбрали именно эту пьесу?
— Она никогда не ставилась в кино, хотя театральных постановок — множество. Здесь, наверно, как нигде в драматургии прослеживается момент обретения и потери любви — в течение всего двух часов. Кстати, Наталью Петровну когда-то исполнила Хелен Миррен, а Беляева — Джозеф Файнс, брат Рэйфа. Важную роль сыграл и спектакль Анатолия Эфроса с Ольгой Яковлевой: я видела его больше 30 лет назад, но впечатление было настолько сильным, что сохранилось до сих пор.
— Как зазвали Рэйфа Файнса?
— Когда мы с продюсером Натальей Ивановой только задумывали фильм, намечтали себе, что идеальный Ракитин — именно он. Потом нас пригласили на фестиваль «Зеркало», где Рэйф был председателем жюри, и мы рассказали ему о замысле. Пьесу он, конечно же, знал: он вообще увлекается русской литературой. Дальше были переговоры. Думаю, если бы Файнс не видел наш фильм «Одна война», он не стал бы сниматься. В Рэйфе нет суетливости, он очень глубокий человек, не совсем сегодняшний. И роль он исполнил на русском, что очень важно для того, чтобы актер не играл, а жил в кадре.
— Это было его решение?
— И его, и мое — так совпало.
— Съемки проходили в очень живописном месте. Где это?
— В усадьбе Михаила Глинки. Увы, усадеб осталось немного. Эту — спасибо энтузиастам — восстановили буквально с нуля, с фундамента в 1980-е годы, чертежи и предметы быта сохранились у внучатого племянника композитора. Удивительно: дом был разрушен, а природа сохранилась — в Новоспасском есть многовековые дубы, яблоневый сад и потрясающая липовая аллея. «Темные аллеи» Бунина — это как раз про липы, и такие прогулочные аллеи были во многих усадьбах, но мало где сохранились. В усадьбе — дом-музей, там много того, что принадлежало Глинке. Комод, трюмо, стулья — абсолютно реальные. И масляные — не керосиновые! — лампы. Все живое, красивое, настоящее. И нам было позволено снимать в этой обстановке! Хотя директор музея, конечно, очень нервничала, когда актер садился в антикварное кресло хозяина.
— Экспонат не пострадал?
— Наоборот, мы даже какие-то костюмы оставили для музея. И веялку! Кстати, огромная благодарность музеям Тургенева и Пушкина. Не всякий фильм удостаивается выставки — а у нас ведь не блокбастер, а камерная драма. Но они увидели в этом зрительский потенциал.
— Костюмы — понятно. А что за веялка?
— Мы хотели сделать живописное кино, стремились к доскональности. В пьесе помещик Ислаев спрашивает Ракитина: «Ты видел мою веялку? Просто ураган!» Но что это такое, как выглядит? Начали искать, оказалось, в 1850-х веялки только появилась, они были детищем технического прогресса (первая Всемирная промышленная выставка в Лондоне прошла в 1851 году). Мы нашли чертежи, сделали машину, и в кадре она работает!
— А что было главным визуальным источником вдохновения?
— Живопись эпохи. Мы посмотрели много картин середины века, когда Тургенев писал свои произведения. Например, дорожный костюм главного героя взяли с портрета художника Федора Васильева кисти Ивана Крамского. Помещик Ислаев за работой в исполнении Балуева — с портрета архитектора Александра Михайлова кисти Павла Федотова. Крестьянский быт — от Венецианова и Григория Сороки, женские образы — с легких, эфемерных полотен Борисова-Мусатова.
— Да и вообще костюмы, предметы интерьера в вашем фильме светлые, невесомые...
— У нас нет черного цвета. Мы с оператором Гинтсом Берзиньшем хотели создать картину, написанную не маслом, а акварелью — прозрачную, наполненную тем самым бунинским легким дыханием. Даже карету перекрасили в темно-коричневый. Единственное черное пятно — бантик у доктора Шпигельского.
— А вы не хотели перенести тургеневский сюжет в современную жизнь? Как поступил, кстати, Рэйф Файнс в своем режиссерском дебюте по «Кориолану» Шекспира.
— У Файнса получилось, потому что та история — политическая, о диктаторе, и вполне перекладывается на сегодняшний день. Нашу историю трудно представить вне эпохи. Припомним, что цензура сначала запретила этот сюжет, который Тургенев разрабатывал в жанре водевильного романа: этические нормы не позволяли замужней женщине увлечься молодым человеком. Сегодня все иначе, пришлось бы переписывать Тургенева, а нам этого не хотелось. Хотя мы сделали купюры, но на это нашли «разрешение» в мемуарах петербургской актрисы Марины Савиной, игравшей роль Верочки в 1879 году. Она просила Тургенева сократить текст, и он позволил.
— Нет ли желания снять еще что-то в декорациях XIX века?
— Есть, нужно только передохнуть. Я прочла потрясающий сценарий, посвященный гению, который нас, можно сказать, приютил: Михаилу Глинке. И это такая красивая история, что можно задохнуться от счастья. Такое благородство и аристократизм были присущи только той эпохе. Она мне очень дорога. Тот мир, к сожалению, навсегда ушел. Но эти люди были. Их отношению к жизни, друг к другу стоит учиться. Хочется верить, что то благородство не уйдет бесследно.