«На Новый год танцую в Иркутске и ныряю в Байкал»

Прима Большого театра Екатерина Шипулина – за то, чтобы сказок в театре и в жизни было больше

Екатерина Шипулина — одна из наиболее ярких и устойчиво светящих звезд современного русского балета. Без ее Жизели, Одетты-Одиллии, Китри, Эгины и многих других ролей невозможно представить себе афишу Большого театра. А ее дерзкая, опасная и неотразимо манящая Ундина в спектакле «Герой нашего времени» по Лермонтову стала одним из главных творческих открытий 2015 года, за которое Екатерина вместе с коллегами по постановке выдвинута на премию «Золотая маска». А еще Катя — симпатичный, улыбчивый, отзывчивый человек. Настолько, что в горячую предновогоднюю пору нашла время зайти в редакцию «Труда» и побеседовать с его корреспондентом.

— Откуда вы так спешили?

— Прошу прощения, вообще-то балетные люди — одни из самых дисциплинированных в мире. Если опаздывают, значит совсем форсмажор. А тут вдруг назначили примерку костюмов к «Дон-Кихоту», который переносят с Новой сцены на Историческую.

— Вы там главная героиня — Китри?

— Да, уже 10 лет. А до того прошла в этом спектакле весь путь: и сидела в придворных, и стояла в цветочницах, и была повелительницей дриад, и танцевала вариации...

— Как говорится, от рядового до генерала.

— Абсолютно. В Большом театре это было железное правило: отбирали только лучших детей с выпуска (Московской государственной академии хореографии. — «Труд»), но никогда не ставили сразу в солистки — только в кордебалет. И ты там стояла, сидела, танцевала. С трепетом и волнением смотрела, как танцуют народные артисты — Нина Ананиашвили, Надежда Грачева, Анна Антоничева, Галина Степаненко, Алла Михальченко, Нина Семизорова... Сама параллельно готовила сольные партии, тебя смотрели и после этого какую-то из них давали. Либо не давали. Т.е.возможность творческого роста была у всех, но от тебя зависело, как ей воспользоваться. Чтобы кому-то на блюдечке поднесли ведущую роль — такое появилось разве что в самое недавнее время. Конечно, когда оглядываешься на свой путь, иной раз бывает жаль — ведь еще тогда я могла бы станцевать столько ролей! С другой стороны, это была замечательная школа выносливости.

— Наверное, для вас главным событием 2015 года стала партия Ундины в «Герое нашего времени»?

— Знаете, каждый, даже рядовой спектакль — событие, которое может стать выдающимся, если все — и твои партнеры, и кордебалет — соединяются в едином порыве. Вот таким потрясающе эмоциональным спектаклем стала две недели назад «Легенда о любви». Она давно не шла, все по ней соскучились, в зале переаншлаг, присутствует сам автор — Юрий Николаевич Григорович. Я танцевала Мехмене Бану, а партию Ширин в нашем составе впервые исполняла Анастасия Сташкевич. Может быть, в связи с этим было больше репетиций, чем обычно, мы все старались поддержать Настю, чтобы ей было комфортно, не страшно, не волнительно.

В роли Ундины из спектакля 2015 года «Герой нашего времени»

Но конечно, мировая премьера — это нечто особенное. Подготовка произведения, которое специально задумано для Большого театра, до тебя никто его не танцевал, — всегда интересный, хотя порой невыносимо трудный процесс. Важно, чтобы артист на 200 процентов выполнял задачу балетмейстера, а не жаловался: ой, мне здесь больно, неудобно, не нравится... Отбором артистов занимался хореограф-постановщик Юрий Посохов. Я уже имела счастье работать с ним, делать с нуля совершенно новые постановки — «Магриттоманию», «Золушку»... Поэтому его выбор роли приняла безоговорочно. Хотя, когда повесили составы — Бэла, Ундина, княжна Мери, Вера — некоторые солистки расстраивались: а почему не я — княжна Мери? Юра отвечал: да далась вам эта княжна, у вас намного интереснее партии будут, поверьте. Тем более что Печорин-то ее никогда и не любил... Конечно, это был риск и смелость — мне кажется, никто раньше не пытался интерпретировать Лермонтова на балетном языке. По-моему, получилось очень удачно.

— Многих удивило, что помимо хореографа постановщиком значился и режиссер Кирилл Серебренников.

— Кирилл в техническую балетную часть не вмешивался. Только стремился к тому, чтобы было больше непрерывного действия, а не просто ряд концертных номеров. Мне подсказывал какие-то вещи эмоционального плана — где сделать резче, где романтичнее...

— По-моему, вам, человеку энергичному и деятельному, ближе первое.

— Многие так думают. Оттого, например, «Жизель» я станцевала позже, чем «Лебединое озеро» или «Дон-Кихот». Хотя обычно бывает наоборот, этот спектакль считается менее сложным. Там действительно нет супертехники, сумасшедших вращений, как в других спектаклях. Но его сложность другого плана — эмоционального. В 18 лет такое не поймешь, не прочувствуешь. Мы с моим педагогом Т.Н.Голиковой мечтали, чтобы я выступила в «Жизели», но мечта сбылась уже после того, как Татьяны Николаевны не стало... Многие поклонники, не сомневаясь в моей технике, но зная мой темперамент, опасались: а ну как выйдет из домика Жизели не скромная крестьянская девушка, а сама повелительница виллис Мирта. И были обрадованы — мне удалось сломать стереотип, доказать, что я могу быть балериной романтического плана. Кстати, моя мама Людмила Валентиновна Шипулина в 1993 году получила премию Москвы в области литературы и искусства как раз за исполнение партии Жизели.

— Раньше, случалось, Одетту и Одиллию в «Лебедином озере» танцевали разные балерины, настолько это несхожие амплуа.

— Ну, этого давно нет. Хотя люди, не слишком близкие к балету, до сих пор иногда спрашивают: вы какого лебедя танцуете, белого или черного? И очень удивляются, слыша: того и другого. На самом деле балерина в «Лебедином» проверяется именно по «белому» акту. Конечно, чисто «свертеть» фуэте в партии Одиллии тоже важно, но главные сложности — отрешенность образа, «певучесть» рук — это все Одетта. Вы вообще видели лебедей в жизни? Это большая, смелая, даже агрессивная птица. И ведь она, Одетта, доказала свою силу, спасла Зигфрида. Правда, себя уже спасти не смогла.

— От примы в театре многое зависит? Вы, например, можете подойти к генеральному директору и попросить себе тот или иной спектакль?

— Театр — очень большой и сложный механизм. У нас 10 прим, если все будут подходить и выставлять свои требования, никакого репертуара не хватит. Конечно, художественный руководитель балета старается, чтобы все были довольны. Но если, допустим, «Лебединое» в этом месяце и в следующем, то не получается одной балерине станцевать оба спектакля: другие тоже имеют право на эту роль. Зато тебе обеспечено разнообразие: за «Лебединым» будет «Спартак», затем «Жизель»...

— Вы могли бы больше танцевать вне Большого театра?

— Как ни пафосно это прозвучит, я патриот Большого. Так нас с детства учили: родной театр — абсолютный приоритет в жизни. Но, конечно же, я выезжаю, танцую в разных частях света, одна из моих недавних серьезных, больших работ — Анна Каренина с труппой Бориса Эйфмана.

Екатерина Шипулина в роли Анны Карениной

— В Мариинском театре доводилось танцевать?

— На выездных спектаклях Большого. А в собственные постановки они не очень нас зовут. Больше их артисты к нам ездят. Чуть ли не половина питерских прим у нас работают.

— Говорят, Петербург сильнее техникой, а Москва — эмоциональной непосредственностью.

— На мой взгляд, это миф. Московские артисты обладают и высочайшим уровнем техники, и эмоциональной выразительностью. Дай Бог петербуржцам такой иметь. Может быть, с приходом Николая Максимовича Цискаридзе в Академию Вагановой что-то меняется? Я занималась у него в классе и знаю, какой он требовательный. Желаю ему добавить московского азарта в размеренную питерскую балетную жизнь.

— Мир балета красив своими художественными результатами, но внутри, бывает, кипят такие страсти — могут и кислотой в лицо плеснуть.

— Балетный век короток. Если у драматических артистов есть возможность продлить его возрастными ролями, то у нас жестко: 20 лет, и ты идешь на пенсию. Хочется за это время станцевать как можно больше, поработать с разными балетмейстерами, поездить по миру. От такого напряжения — психологические срывы, травмы. Ты можешь сам не сознавать, насколько твой организм устал и нуждается в отдыхе. Болит — помазал, сделал укол, перебинтовался и пошел танцевать.

— Вас тоже не миновали травмы?

— Однажды в первом акте «Спартака» лежу после своего соло на полу, партнер должен подбежать, чтобы поднять меня — но подбегает так неудачно, что прыгает прямо мне на руку. На морально-волевом усилии дотанцевала спектакль — как-никак рука не нога, и опять-таки в зале автор, Юрий Николаевич Григорович. А уже после узнала: перелом. Потом весь отпуск (это был последний спектакль сезона) ходила с гипсом. А в другой раз на репетиции неудачно приземлилась после прыжка, и травмированное колено вывело меня из строя на 13 месяцев.

— А как насчет классических театральных подлостей, вроде стеклянных шариков под ноги, как в фильме «Шоугелз»?

— Это скорее легенды. На моем веку если что-то подобное происходило, то, конечно, не по чьему-то злому умыслу, а случайно. Реальный случай: у балерины порвались бусы на сцене, а следом выхожу я. К счастью, сцена имеет наклон, и все это быстро скатилось к оркестровой яме. В то, что какой-то артист может сознательно подрезать тебе ленточку на пуантах или разлить лужу на сцене, я не верю. Перед выходом к зрителю все мысли только об одном — как самому достойно выступить.

— Николай Цискаридзе (может, в шутку?) объяснял свою травму кознями Пиковой дамы, которая-де мстила за вторжение в ее судьбу в спектакле Ролана Пети.

— В мистику я тоже не верю. Например, танцевала «Собор Парижской Богоматери» того же Пети, где меня на виселице вешают. В «Жизели» каждая из нас сколько раз умирает... Ну и что?

— То, что балет прекрасен, но жесток, можно наблюдать на самих балеринах. Издали все немыслимо красиво, а вблизи видишь и изможденные лица, и ноги с искривленными переломанными пальцами. Но не у вас! Как удалось сберечь красоту?

— Спасибо природе, родителям. Но конечно и самой тоже надо что-то делать. Кстати, о лице заботишься в последнюю очередь. Пока сделаешь все процедуры по реабилитации — сходишь к массажисту, либо к остеопату, если у тебя где-то что-то вылетело-съехало, либо поплаваешь в бассейне, погреешься в сауне или просто в ванне дома посидишь — на остальное просто не хватает времени и сил. Лучшее лекарство — это просто сон, но его катастрофически не хватает.

А возвращаясь к изможденным лицам — это не только от тягот профессии. Важнее характер, который с возрастом все больше сказывается на внешности.

— Судя по вашему свежему улыбчивому лицу, у вас отличный характер.

— Не жалуюсь!

— Ваша сестра-близняшка — тоже в балете?

Катя (слева) и Аня Шипулины. Около 1990 года

— Нет, хотя мы из балетной семьи. Аня всего на 15 минут старше, но характерами мы совершенно разные. Если я активная, то она гораздо спокойнее. Но когда у тебя родители — танцовщики, выбора практически нет. Во всяком случае, нас с Аней особо не спрашивали, кем мы хотим быть, когда отводили в Пермское хореографическое училище. В детстве у меня не было ни коньков, ни велосипеда — мама считала, что от них не те мышцы нарастают.

С мамой, балериной Людмилой Шипулиной

Категорически отказалась отдавать меня на фигурное катание — только балет. У балетных детей, можно сказать, вообще нет детства... Потом родителей пригласили в Москву, в театр имени Станиславского и Немировича-Данченко. Естественно, они взяли с собой и нас, мы вместе прошли отбор в московскую хореографическую академию, но тут сестра сказала, что с нее хватит балета. Училась в ГИТИСе на продюсера, теперь растит дочку.

— Подходит Новый год, отчего же вас нет в афише самого сказочного спектакля в мире — «Щелкунчика»?

— Я в нем участвовала, когда только пришла в кордебалет. Потом пару лет была в шестерке солистов. Тогда «Щелкунчики» начинались не 18 декабря, как сейчас, а прямо с 1-го числа. По два спектакля в день! Т.е. их могло быть до 30 штук, при том что тебе надо было работать и в других спектаклях. Я натанцевалась этого вальса до конца жизни. А вот Машу, к сожалению, не довелось приготовить. Мой рост — метр семьдесят пять, а почему-то принято считать, что Маша должна быть совсем дюймовочкой... Зато, когда для остальных артистов с середины декабря по середину января наступает адская страда с этими «Щелкунчиками»-двойниками, то у меня — период затишья. Сейчас, например до Нового года мне осталось станцевать только один «Светлый ручей», а следующий выход, «Лебединой озеро», уже в январе. Могу насладиться подготовкой к празднику, встречами с друзьями, походами в драматические театры, в кино, на выставки. Да просто почитать на диване.

— Но «Спящую красавицу»-то вы танцуете. Это ведь тоже сказка, отчего же ее не ставят в афишу на Новый год?

— Не знаю. Хотя это роскошный спектакль. И «Золушка» была потрясающей постановкой, но сейчас не идет. «Чиполлино» снят с репертуара... Вообще есть целый ряд спектаклей, можно сказать, обязательных для театра уровня Большого, но уже два сезона не идет «Баядерка». «Корсара» нет сезона три. А когда шла последний раз «Раймонда», не могу и вспомнить. Хотя, может быть, мои молитвы услышаны? Кажется, с февраля «Баядерка», «Корсар» и «Раймонда» снова у нас в репертуаре.

— Не секрет — ваша дружба с пианистом Денисом Мацуевым. Вы познакомились на творческом проекте?

— Нет, просто на открытии ресторана у общих знакомых.

— Но было у вас и совместное выступление?

— Да, в проекте американского продюсера Сергея Даниляна «Отражения». Там 5 балерин, на каждую поставлен номер одним из 5 балетмейстеров. Мой номер ставила канадка Азур Бартон. Пианист на сцене играет «Думку» Чайковского, он — такой же участник композиции, как балерина. После американской премьеры мы показали спектакль в Москве, и тут Сергей говорит: вот здорово, если бы Денис сыграл... Я пообещала спросить — и неожиданно Денис ответил, что в субботу у него «получится забежать». Конечно, на репетиции времени не осталось, мы смогли только чуть-чуть попробовать перед самым выходом на сцену. Темп, в котором мы танцевали, Денис назвал «заунывным» и категорично заявил: «Буду играть так, как написано у Чайковского». Пришлось мобилизовать организм. Зато какой сюрприз для публики! Представьте, перед номером полностью погашен свет, и вот прожектор высвечивает пианиста, потом выходит балерина. Дениса в афише не было, но конечно его сразу узнали, пошел гул, вспыхнули аплодисменты. Уже успех! Да еще я и станцевала в три раза скорее, чем было поставлено.

— И не спорили, не говорили, что вам неудобно?

— А чего качать права? Помню ответ Геннадия Николаевича Рождественского, дирижировавшего у нас «Щелкунчиками», одной балерине, которая попросила: маэстро, не могли бы вы сыграть мою вариацию помедленнее, я не успеваю. Он ей сказал: не можете танцевать — до свидания, Чайковский обойдется без вас.

— Где встретите Новый год?

— Мы уже много лет встречаем его вместе в Иркутске, на родине Дениса, на его традиционном новогоднем фестивале. И на этот раз будет музыка, танец, обязательные ныряния в Байкал.

— В прорубь?!

— А что? Прекрасная традиция. Тем более для меня, родившейся на Урале, где зима покрепче московской. Получаешь такой заряд энергии, что на весь год хватает. Не представляю себе новогодний праздник под пальмами. Уже огромное количество и музыкантов, и балетных людей благодаря Денису прошло это сибирское крещение.

— Чего ждете от следующего года?

— Как говорят, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах... В нашем сумасшедшем мире все так быстро меняется, что планировать нереально. Самое главное — здоровье. Если у балетного человека год прошел без болезней и травм, считайте его уже удачным.