«Толстовец» Павел Басинский считает, что писатель не должен тиражировать прежний успех
Лауреат Госпремии и «Большой книги» Павел Басинский, знаменитый циклом книг о Льве Толстом и другими серьезными исследованиями, вдруг написал любовный «роман-фейк». Что побудило, как он сам говорит, «поженить ежа с носорогом»? Не повредит ли его писательской репутации этот зигзаг карьеры? О читательских ожиданиях и писательском предложении, о том, как толстовство обретает новую жизнь в XXI веке, и многом другом – разговор с прозаиком.
– Представив на недавних книжных ярмарках в Москве и Минске свое «Любовное чтиво», да еще и публично охарактеризовав его как «роман-фейк», вы покинули солидную академическую нишу биографа великих писателей и подставили себя под высоколобую критику.
– В одном из интервью я пошутил, что этим романом хотел поженить ежа и носорога, имея в виду жанровый эксперимент. «Любовное чтиво» – это попытка соединить психологическую прозу с жанром любовного романа в самом его массовом изводе, с теми «лавбургерами» в мягкой обложке, которые продаются в газетных киосках. Вскоре в Сети вышла разгромная рецензия и карикатура, где я в облачении священника венчаю носорога с ежиком в чепчике.
– Обиделись?
– Ни в коем случае. Это обычный читательский консерватизм. От меня по привычке ждут основательных биографических книг, поэтому, когда пишу художественные романы, это не очень приветствуется. Примерно так же критика щипала и мой первый роман «Полуденный бес, или жизнь и приключения Джона Половинкина». Спрашивали: зачем вообще он это писал? У меня нет ответа. Я пишу то, что мне хочется писать.
– Кажется, подобный вопрос задавали и герою самого знаменитого вашего биографического цикла Льву Николаевичу Толстому, когда тот писал «Анну Каренину».
– Я далек от мысли сравнивать себя с Толстым, но факты таковы, что в 1873 году, через четыре года после выхода мощного исторического романа «Война и мир», имевшего огромный успех, он пытается писать о Петре Первом, создает хрестоматию «Азбука». И вдруг ни с того ни с сего начинает писать любовный роман, причем в письмах к Страхову и Фету сетует, что сюжет пошлый, надоел ему «хуже горькой редьки», он хочет поскорее с ним покончить, чтобы заняться другой, более важной работой. Но пишет, пишет, пишет целых четыре года. И создает роман, который до сих пор считается лучшим в мире.
Если же говорить обо мне – убежден, что писатель не должен бесконечно тиражировать прежний успех. Мне было интересно написать пародию на жанр, но без пренебрежительной иронии к такого рода «поделкам». На мой взгляд, глупо смотреть на жанр сверху вниз – раз люди читают, значит им это нужно, значит это и есть литература. Кстати, не нужно думать, что писать в этом жанре легко – ничего подобного. Вокруг этого и сам сюжет вещи разворачивается. Серьезный писатель Иннокентий Иноземцев пытается написать любовный роман, а параллельно в его жизни происходит настоящий любовный роман. И развивается он весьма прихотливо, каждая следующая глава опровергает предыдущую. События вроде бы повторяют то, что обычно пишется в любовных романах, но мистическим образом имеют совсем другой смысл. Это ошарашивает героя, ставит в тупик – получается роман-головоломка, но в конце все сходится в единой точке.
– Финал счастливый?
– Он иронически-счастливый. Мы – взрослые люди и знаем, что полного счастья не бывает. Да, герои женятся. Но постоянно подшучивают друг над другом. Неслучайно их свадебное путешествие проходит в зимнем Таллине с его климатом, чреватым сюрпризами. Еще в романе есть тема, которая и в моей жизни реально была, – тема гор. А горы – это всегда чрезмерно, непредсказуемо и опасно. Мне неинтересно писать линейные романы.
– Документальная проза, как говорят ее авторы, – своего рода писательский пост. Тогда любовный роман – это пиршество?
– В определенном смысле документальную прозу писать легче – у тебя уже есть интересный герой, есть история, опирающаяся на документы – остается сложить этот материал в конструкцию. Напротив, художественная вещь не предполагает никакой заданности – здесь нужно подключать фантазию, чтобы создать свой маленький отдельный мир… Хотя, если говорить именно о любовном романе, в нем тоже присутствует свой канон. Вот, например, классическая схема: героиня — простая девушка из провинции или из бедной семьи, такая Золушка, которая влюбляется в своего босса или в знаменитого актера. Он сначала смотрит на нее снисходительно, а потом она одерживает над ним победу. Или наоборот: героиня – преуспевающая бизнесвумен, но с несложившейся личной жизнью. Еще есть любовные романы для юных девочек – там романтическая влюбленность… Все это заведомо пишется в соответствии с читательскими ожиданиями, обманывать которые нельзя. Скажем, в такой истории не должно быть много героев – лишние лица отвлекают от сюжетной линии. Понятно, обязателен счастливый конец. Я все эти тонкости изучил, перед написанием «Любовного чтива» перечитав множество любовных романов – того сорта, где на обложке героиня изображена в кринолине и обнимает мускулистого мужчину, похожего на Тарзана.
– Одновременно с «Любовным чтивом» вышла ваша новая книга толстовского цикла «Соня, уйди!». Как ее встретила публика?
– У биографии Софьи Андреевны отличные рейтинги, и мне самому кажется, что она вышла живой. По форме это диалоги-споры между мужчиной и женщиной, и писали мы ее вдвоем с поэтом и прозаиком из Санкт-Петербурга Екатериной Барбанягой. Катя – молодая мама двоих детей и в каких-то вопросах лучше, чем я, понимает Софью Андреевну. В первом же диалоге «Введение в софьеведение» мы сразу обозначили, что говорим не о спутнице и тени гения, а о яркой личности, которая сумела написать на полях его биографии свою историю. Неслучайно ее мемуары называются «Моя жизнь». Да, это жизнь при муже, но притом самостоятельно мыслящего человека с собственными взглядами, привычками, характером, мировоззрением. Читательницы даже говорят, что это инструкция к счастливой семейной жизни.
– Ничего себе инструкция! Насколько жизнь четы Толстых была далека от идиллии, можно понять уже из заглавия вашей книги.
– Это длинная история. 48 лет совместной жизни. Они переживали разные времена — и семейного согласия, и отчуждения, закончившегося уходом Льва Николаевича из Ясной Поляны. «Соня, уйди!» – фраза, которую Толстой выкрикнул жене еще на начальном, казалось бы, безоблачном этапе их совместной жизни. Она сидела на полу, что-то шила, вошел Лев Николаевич и сказал: «Соня, встань!» Она удивилась: «Зачем? Тут же тепло». И вдруг у него сделалось злое лицо, он закричал «Соня, уйди!», разбил барометр, заплакал. И она, не понимая в чем дело, выбежала. Он тоже не понял, что произошло. А первый серьезный конфликт случился после его духовного переворота. Софья Андреевна не то что не поняла идей мужа или была против них, но ее пугало, что он становится религиозным и государственным диссидентом. Тогда это было очень опасно, толстовцев преследовали нещадно – ссылали в Сибирь, отправляли в штрафные батальоны. Самого Льва Николаевича не трогали из-за его мировой известности, но для него это было худшей казнью – чувствовать себя виновным перед сторонниками. А она как консервативный человек, воспитанный в полунемецкой семье, боялась радикализима. Но супруги искали компромиссы. И в целом это была трудная, но очень интересная жизнь, о чем можно судить по переписке. Им не так часто приходилось расставаться, но Толстой написал два тома писем жене…
– Это ведь уже пятая ваша книга о Толстом. Первая, «Бегство из рая», вышла в 2010-м — и стала бестселлером.
– Я хотел написать историю ухода из Ясной Поляны – последнего, трагического и очень мучительного поступка Льва Николаевича, но книга разрослась до цельной биографии Толстого, описывающей его отношения с детьми, с Софьей Андреевной. Потом появился «Святой против Льва» – о полемике Толстого с церковью, потом «Лев в тени Льва» – об отношениях с сыном Львом Львовичем. Толстой не отпускает. Я и сейчас работаю над продолжением цикла – книга называется «Подлинная история Анны Карениной». Именно так, имя героини дано без кавычек. Речь не столько о романе, сколько о самой Анне.
– Толстой – еще и масскультный миф, отразившийся в анекдотах: ходил по деревне босой, очень любил детей, не ел мяса… Какие шаблоны читательского восприятия приходилось преодолевать?
– Толстой – идеальный писательский бренд мирового значения. Композитор — Бетховен, драматург – Шекспир, писатель – Толстой. Человек, не прочитавший ни строчки Толстого, тем не менее держит в голове образ седобородого учителя жизни. Его почитают интеллектуалы и панки, домохозяйки и «зеленые». При этом существует и множество злых мифов: например, что граф был страшным развратником и даже после женитьбы на Софье Андреевне продолжал соблазнять крестьянок. Или что он – виновник русской революции: не будь Толстого, ее бы не случилось. Ну, это глупость полная – примерно так же можно было бы винить в распаде СССР Солженицына. А вот то, что вина в обоих случаях лежит на интеллигенции в целом – факт. Мечта свергнуть Николая Кровавого была весьма распространена… А еще говорили про Толстого, что он фарисей, пахал, чтобы Репину позировать. Я уже устал опровергать все эти мифы. Обывателю хочется сказать про великого человека – «он мал, как мы, он мерзок, как мы». Так проще мириться с тем, что ты сам не стал великим.
– Многие его идеи казались утопичными.
– Да, потому что опережали время. Но то, что выглядело сумасбродным в XIX веке, оказалось совершенно нормальным в XXI. Например, отмена смертной казни, движение против убийства животных, вегетарианство, возвращение к жизни вблизи природы, религиозная толерантность, признание права каждого верить по-своему. Может быть, когда-то воплотятся и его антимилитаристские и антигосударственнические идеи. Просто пока мы не можем обойтись без армии и властной вертикали. Старик был мудр. И хотя с ним отчаянно спорили самые передовые русские философы, сколько ни читаешь Соловьева, Бердяева или Ильина, понимаешь, что Толстой смотрел дальше.