- Леонид, вы все-таки вошли в новый совет директоров НТВ или не вошли?
- Я состою в списке и должен в совете директоров представлять журналистский коллектив.
- В редакционный совет канала вы тоже вошли?
- Да, но это не должность, у меня вообще нет никакой должности. Редакционный совет - коллегиальный орган, у меня там нет никакой специальной, отдельной функции. Как член редакционного совета отсматриваю, например, пробы потенциальных ведущих утренних выпусков новостей, где сейчас их не хватает.
- Судя по вашему открытому письму, опубликованному в "Коммерсанте", вы уже давно конфликтовали с Евгением Киселевым?
- Нет, я с ним не конфликтовал до последней недели этого противостояния. Бурные события тех двух недель проблематику этого письма как бы смыли: уже после было столько всего - и с той, и с другой стороны.
- Вы-то за что боролись - тоже за "свободу слова"?
- Мою свободу слова никто не ущемлял. Надеюсь, я вообще не боролся - я работал. Мне не все нравилось из того, что происходило в родной компании. Но у меня на НТВ было особое положение: последние три сезона я делал только циклы документальных фильмов, которые показывались часто, в смысле повторялись, но от одной премьеры до другой расстояние было большое. Поэтому, с одной стороны, я достаточно активно присутствовал на экране, а с другой - не считая рубрики "Особый взгляд" в "Итогах", в общем-то, очень мало участвовал в текущем эфире. И работал, если называть это по-энтэвэшному, как автор и ведущий.
- Ваше решение остаться на НТВ сторонники "команды Киселева" расценивают как предательство.
- Знаете, кто-то как предательство расценивал мой уход, кто-то расценивал так же мой возврат сюда, а кто-то одобрял и то, и другое. Ведь на всякий сколь-либо значимый поступок всегда найдутся те, которые с ним согласны, и те, которые не согласны. Что ж теперь - никак не поступать, все время бояться, "что станет говорить княгиня Марья Алексевна"?
- Правда ли, что вы теперь вместе с оставшимися на НТВ ведете активную работу по привлечению сюда ушедших из компании журналистов: сулите эфир, карьерные блага, творческое раздолье, финансовую стабильность?
- Никакой работы я не веду, никому не звоню, ничего не обещаю хотя бы потому, что не занимаю никакой должности. Более того, те, у кого есть должность, тоже ничего не обещают. С коллегами, которые ушли, я сейчас не общаюсь совсем. Единственное и главное, о чем я могу говорить с теми, кто здесь остался, - это как построить работу, учитывая опыт, особенно горький. Мы очень хотим, чтобы на новом витке не было того, что стало разрушительным на предыдущем.
- Новое руководство НТВ обещает, что сейчас для телекомпании наступает период подъема. Как вы считаете, изменится ли концепция вещания и вообще возможен ли подъем?
- Очень хочется, чтобы кризис был очистительным, чтобы из всего случившегося были извлечены уроки, чтобы во многом разрушенное здание было восстановлено с учетом того, о чем я уже говорил. Получится или не получится - не знаю, но шанс есть. Результаты будут видны осенью. Сейчас больной пока в реанимации. Во-первых, более чем заметны эфирные потери - не выходят многие программы, во-вторых, моральная травма, которую все переживают, и в-третьих, есть просто обанкротившийся предыдущий курс: финансовый, политический и профессиональный. Так что все равно формулировать задачи нужно заново. Дело же не в вещательной сетке: есть она или нет. Во-первых, ее нет, а во-вторых, просто механическое восстановление: а) невозможно, б) а что тогда изменится? Опять все регенерируется и превратится в то же самое, но только с каким-то другим политическим знаком?
- Вроде бы вас прочат на место ведущего "Гласа народа"?
- Вовсе нет, с чего вы взяли?
- А вообще вам хотелось бы вести ток-шоу?
- Дело в том, что не бывает вообще ток-шоу, как не бывает вообще передачи - нужно все рассматривать в конкретном виде. В принципе, наверное, я могу вести ток-шоу, а получится ли - это другой вопрос. Когда-то мне хотелось вести телеигру. Несколько раз собирались, но как-то все не получалось. Если делать что-то отличное от тех проектов, которыми я занимался всегда, - условно говоря, типа "Живого Пушкина" и "Российской империи", - то это должно быть принципиально другое, и тогда сам я - тоже другим, чтобы было понятно, зачем за это взялся. Меня немножко смущает, что в ток-шоу на более или менее серьезную тему я могу оказаться в чем-то сходным с тем, какой был в прежних своих проектах. Мне хотелось бы и технологически, и эмоционально, и профессионально делать что-то такое, когда, скажем, в течение пяти дней записывается сразу десять выпусков, которые потом выходят в эфир. Иначе я боюсь, что не смогу быть разным, боюсь самоповтора.
- После выхода в эфир "Живого Пушкина" некоторые депутаты потребовали привлечь вас к ответственности за "очернение" образа поэта. Это имело какие-то последствия, и как вы прореагировали?
- Да ради Бога, у депутата Астраханкиной одно мнение, у меня - другое, а у третьего - третье. Ну и что? Пусть высказываются, коль задело, - значит смотрели, заинтересовались. А почему это должно было иметь последствия? Их мнение остается их мнением, а наше мнение остается нашим мнением.
- Историки тоже высказывали свои претензии к "Российской империи"...
- Какие-то историки были недовольны, а какие-то - довольны. Да перестаньте вы к телевидению относиться как к научно-исследовательскому историческому институту! С сожалением прочитал упрек, что в серии про Анну Иоанновну ничего не сказано об Остермане. Но говорить о нем в прайм-тайм, в 22 часа по телевидению нельзя. На выставке, как раз проходившей в Историческом музее, в тексте каталога я прочитал такую фразу: "Впервые в России устраивается специализированная выставка, посвященная Остерману". Представьте себе, у Исторического музея наконец-то дошли руки до такой выставки, и очереди на нее не было, а критик-историк требует, чтобы коммерческий телеканал в вечернее время рассказывал об Андрее Остермане!
- Вы и дальше собираетесь реализовывать свои ретро-увлечения?
- Это не ретро-увлечения, а современные телевизионные фильмы. В конце мая - начале июня, полагаю, в эфир выйдут три серии, посвященные Александру I, две - посвященные Николаю I и две - об Александре II.
- Проект "Намедни" будете продолжать?
- А как его продолжать? Он закончился 2000-м годом.
- Например, подвести итоги 2001-го.
- Можно сделать - ничто этому не мешает. Посмотрим. Решение о "Намедни-2000" тоже ведь было принято осенью того же года. Когда сделано 40 серий, то снять 41-ю не составляет труда. Если в этом есть потребность, то подведение итогов за год - важных и не важных, бытовых и политических, таких и сяких - по-моему, вполне универсальный способ.
- Вы не думали снять фильм об Александре Башлачеве, с которым дружили?
- Я думал о таком проекте, но не знал, как к нему подступиться. Во-первых, боюсь, что я с этим, выражаясь языком профессионального цинизма, материалом как журналист работать не смогу. Журналистская работа требует определенной отстраненности, а это тот случай, когда я сам буду слишком увлечен, потому что это слишком личное, и тут мне трудно будет остаться в границах ремесла. Во-вторых, очень мало осталось Сашиных съемок, и на фильм их явно не достаточно. И, в-третьих, Саша не очень вписывается в контекст жанра бардовской песни - он был все-таки исключением. Думаю, не стоит его соединять с Науменко, Цоем или с тем же Гребенщиковым - это все-таки было совсем другое... Потом, понимаете, нельзя все свое тащить в профессию.
- Вы говорили, что привели на телевидение Новоженова и Диброва. А вас кто привел?
- Да нет, я их не приводил - просто тогда в качестве главного продюсера телекомпании я имел отношение к их переходу на НТВ. Меня на телевидение привело постановление Вологодского обкома о недостатках в газете "Вологодский комсомолец", где я работал. Так что я стал телевизионщиком случайно. Что же касается Центрального телевидения, как раз вот этого 12-го этажа, где мы сейчас с вами сидим, то всерьез работать я здесь стал благодаря Эдуарду Михайловичу Сагалаеву в Молодежной редакции ЦТ.
- Помните свой дебют в теле- эфире?
- Вы знаете, у меня не было явного дебюта. Тогда же человеку было не просто попасть в кадр: сначала ты мог появиться ухом на чьем-то интервью, потом - в пол-лица еще где-то и так далее. Я делал материалы в "Пресс-клубе", которые обсуждались в эфире, вместе с Кирой Прошутинской снимали "Репортаж с последнего ряда" из Дома кино с заседаний межрегиональной депутатской группы, позднее появилась отдельная программа "Намедни", которую я вел.
- Одно время на ТВ выходил ваш цикл "Портрет на фоне". Почему вы его быстро закончили, хотя для такого рода фильмов всегда есть герои?
- Знаете, всегда кто-то на что-то находится, но ведь невозможно все делать одновременно. Я тогда пошел на НТВ, которое только что создавалось, и занялся программой "Намедни". Телевидение - прежде всего технология, процесс, я попал в другую команду и на другой канал, у которого были свои задачи и свои потребности. Тогда никто и подумать не мог, что на НТВ будет собственное производство таких телевизионных форм, которые являются скорее киношными.
- Почему вы ушли с должности главного продюсера НТВ?
- Прежде всего я - журналист, и в своей профессии знаю, что и как мне надо делать. Я предлагаю продукт, за качество которого отвечаю, и могу расписаться на каждом из своих проектов. Но я не очень знаю, как отвечать за качество чужого продукта.
- Для вас важно то, как будут смотреть ваш проект, или до-статочно творческого удовлетворения?
- Одно с другим связано нерасторжимо. Самовыражение само по себе мне не нужно, поскольку я профессиональный человек. Но и уж совсем потакать публике тоже не хочу. Мне все время нужно знать и то, что я делаю или хочу делать, и то, что хочет или захочет смотреть публика. Например, была некоторая проблема, когда делали "Пушкина". Мы понимали, как в юбилейную неделю все "наедятся" этого профиля с бакенбардами, поэтому задача состояла в том, чтобы начать с чего-то такого, чтобы зрителю стало ясно: это сделано по-другому, без хрестоматийного глянца. Если бы мы начали с гусиного пера и оплывшей свечки, все сразу выключили телевизор - и были бы правы.
- Насколько мне известно, есть заповедные темы, которых вы никогда не касаетесь, когда даете интервью, - скажем, не распространяетесь о своей личной жизни. С чем это связано?
- Жизнь моих родных принадлежит все-таки им, а не мне. В связи с интересом к тем вещам, которыми занимаюсь по профессии, я не вправе к этому приплетать и то, как живут они. Я убежденный противник того, что люди, известные лишь потому, что их показывают по ТВ, считают очень важным по этой причине рассказывать еще и про свою жизнь. Мне достаточно вопросов, касающихся профессии, - по принципу "я поэт - этим и интересен". Да, это публичная профессия - так давайте говорить про публичную профессию. Ведь в ней и так хватает публичности.
- Что может послужить причиной вашего ухода с телевидения?
- Только невозможность работать свободно - так, как считаю нужным. Телевидение - это фабрика, цеха которой мне не принадлежат. Оно - очень дорогая вещь, чтобы самовыражаться на нем просто так, для себя, - это обойдется слишком дорого. В том случае, если бы я был не согласен с тем, что происходит на канале, то вынужден был бы стать производителем, идти на сторону, чтобы делать свой продукт и пытаться его кому-то предложить.
- С новым руководством НТВ вы согласны?
- Да мне не нужно быть "согласным" или "несогласным" с каким бы то ни было руководством. Мне важно, что происходит в эфире. А от руководства это будет зависеть или не от руководства - мне вовсе не важно.
- Вас устраивает нынешний эфир НТВ?
- Да, по крайней мере новости на НТВ выглядят новостями.
- То, что вы выходите с программой "Герой дня", которую когда-то вели на пару с Киселевым, - это попытка занять вас чем-то в эфире?
- Это моя попытка быть полезным каналу в трудной ситуации, когда нужно, чтобы кто-то выходил в эфир. Это я помогаю, а не мне помогают.