Михаил Козаков: «Мне не хватает воздуха в груди дочитать «Духовной жаждою томим»

Михаил Козаков умер в израильской больнице перед Пасхой, в Страстную пятницу. Сегодня «Труд» публикует никогда не издававшееся интервью выдающегося российского актера, которое Михаил Михайлович дал нам полтора года назад.

— Вы производите впечатление человека разочарованного. Неужели больше ничто сильно не радует вас, не заводит или, в конце концов, не злит?

— Cегодня я не совсем хорошо выгляжу, но в остальном у меня все нормально. Что же касается моего разочарования, то оно, надеюсь, не хроническое.

— Вы играли у самых больших режиссеров. Почему вы согласились сняться в комедии «Любовь-морковь» с Гошей Куценко и Кристиной Орбакайте в главных ролях?

— Люблю молодежь. К тому же меня привлек жанр молодежной комедии. Кстати, и в театре я до сих пор играю в комедийных спектаклях. А как режиссер в последнее время снимаю серьезное кино «Очарование зла» — о трагических судьбах русских людей в эпоху тирании.

— У каждого свое представление о трагедии. Что для вас самая большая трагедия?

— «Очарование зла» говорит о любви Цветаевой к Константину Родзевичу и о любви Родзевича к Вере Гучковой, которая была агентом НКВД. Четыре года картина пролежала на полке — ее не хотел показывать ни один канал. Когда я обращался к чиновникам и руководителям каналов с вопросом «почему?», за их молчанием скрывалось: «Кто ты такой, что мы тебе должны что-то объяснять?» Вот если «Очарование зла» не дойдет до зрителя, это будет трагедией. А вообще самая большая трагедия, когда люди любят друг друга бесконечно, но все против них. Это трагедия Ромео и Джульетты, Родзевича и Веры Гучковой, Цветаевой и Арсения Тарковского.

— Арсений Тарковский, которого вы хорошо знали, рассказывал вам о своих отношениях с Цветаевой?

— Арсений Александрович был настоящим мужчиной и поэтому не распространялся о своих романах. Разумеется, я его спрашивал, какой была Марина Ивановна. И он сказал, что она стремительно двигалась, говорила коротко и обрывисто. Рассказал о ее ироничности, о том, что она была большой максималисткой. Кстати, стихи Тарковского было запрещено читать на радио. Да и отдельные стихи Пушкина запрещали читать.

— А вы все стихи Пушкина, которые относите к своим любимым, читаете со сцены?

— Очень редко читаю одно из своих любимых стихотворений «Духовной жаждою томим, в пустыне мрачной я влачился». У меня не хватает воздуха в груди, чтобы дочитать его до конца. Каждое новое слово этого стиха должно звучать все выше и выше, с большой мощностью и силой. Чтобы донести смысл «Духовной жаждою томим» до слушателя, требуются ноты и голос Федора Шаляпина.

— Еще один поэт, которого вы часто читаете, — Иосиф Бродский. Чем он вас так влечет?

— Меня всегда восхищала его бесстрашная готовность смотреть правде в глаза и говорить эту правду. Бродский был стоиком, и это особенно меня в нем привлекает. Сам я, увы, не таков. Преклоняюсь перед аскетами, способными отказываться от земных благ ради своего истинного предназначения. Если бы Господь даровал мне это качество — служить только искусству и не отвлекаться!

— Как вы понимаете семейное счастье?

— Мои попытки обрести семейное счастье и так всем хорошо известны. Мне понравились слова театроведа Анатолия Смелянского, сказанные обо мне: «Детей и внуков у него больше, чем у шекспировского короля». Но мои дети от первого брака Катя и Кирилл никогда не считали себя безотцовщиной. Не забываю я и других своих детей, хотя они живут в других странах — в Грузии и Израиле. Мне жаль, что мой сын Кирилл не смог построить отношения с дочерью от актрисы Алены Яковлевой. Из-за Кирилла я не могу общаться со своей внучкой Машенькой, и меня это угнетает.

— Хореограф Михаил Лавровский в мемуарах признался, что это вы посоветовали ему писать о своей жизни всю правду без утайки — дескать, в противном случае автобиография будет никому не интересна. Почему?

— Без предельной искренности нет ни хорошего кино, ни театра, ни литературы, ни любви. Интересно, когда автор выворачивает душу наизнанку.

— Судя по «Актерской книге», со второй женой Медеей вы поступили жестоко: «ночью вышвырнул ее на улицу, а следом выбросил и ее дорогую шубу». Не об этом ли случае вы вспоминали, вживаясь в роль бессердечного мужа в фильме «Безымянная звезда»?

— Когда снималась «Безымянная звезда», я уже был женат на другой женщине — Регине, с которой прожил 18 лет. Все это ворошить в памяти у меня нет сил.

— А потом вы познакомились с Анной Ямпольской. Не показалось ли вам тогда, что наконец-то Дон Жуан нашел свою донну Анну?

— Все так и было. И я сам виноват в том, что Аня не выдержала. Но никакой я не Дон Жуан. Как честный мужчина, я всегда женился на своих дамах.