Писатель Денис Драгунский приглашает на разговор о чувстве сколь прекрасном, столь и опасном
Журналист и писатель, известный сын знаменитого отца Денис Драгунский на встречах с читателями в Гоголь-центре расскажет о том главном, что удалось понять за немаленькую жизнь. И первую встречу, назначенную на 30 апреля, решил посвятить теме – как «Не умереть от любви», а пустить самое прекрасное из человеческих чувств на созидание…
– Денис Викторович, на чем будет построен большой разговор о любви – на вашем жизненном опыте, или, может быть, анализе научных трактов?
– Любовь – тема моих рассказов, повестей и романов. Буду читать эти тексты. Мы рассмотрим самые разные ситуации: отношения мальчика и девочки, юноши и девушки и даже – бабушки и дедушки. Конечно, я поделюсь личным опытом, вспомню собственные истории – счастливые и не очень, события – свершившиеся и нет…Главный вывод, который хочу донести до публики: любовь – это то, что придает силы, делает жизнь полнокровной, интересной, осмысленной. Но вот парадокс – нельзя позволить этому чувству поглотить тебя целиком!
– Увы, находясь на пике эмоций, об этом совершенно забываешь. Как быть?
– Как раз и собираюсь в общении со слушателями ответить на этот вопрос. Если коротко – конечно, любить нужно горячо, всем сердцем, всеми фибрами души. Но важно не терять себя и помнить, что жизнь – шире любви. И самая большая драма на личном фронте – еще не окончательное поражение.
– О ваших мальчишеских проделках вся страна узнала из «Денискиных рассказов» Виктора Драгунского. Вы ощущали себя этим трогательным персонажем из книжек?
– Если честно, то нет. Мне просто повезло стать его жизненным прототипом. Но я никогда себя не путал с этим героем. Знал, что я – это я, а Дениска Кораблев – это Дениска Кораблев.
– Вы не ревновали отца к этому образу?
– Никакой ревности не было. Тем более что книжка создавалась, когда мне было лет 10 – 11, я тогда о подобных вещах и не думал. Помню, папа устроил в моей школе литературный вечер. Собрался полный актовый зал, все слушали, хлопали. При этом никто из одноклассников и учителей даже не заподозрил, что им читали тексты про меня. Никто не поздравлял меня и тем более не смеялся надо мной… Мы тогда существовали очень естественно и просто. И разделяли жизнь и литературу.
– А вы не испытывали дефицита отцовского внимания из-за того что он был востребован, известен, а значит, сильно занят?
– Ни в коем случае. Папа очень много мной занимался, так же как и мама. Они создали прекрасную крепкую любящую семью с правильными ценностями. Потому что не важно, насколько знаменит человек и как много он работает. Чтобы сохранить тепло в доме, надо всегда помнить, что у тебя есть жена, муж, дети. И уделять им внимание и время. Даже если ты сверх-знаменитость, не ленись, не подменяй общение с ребенком показом мультфильмов, и тогда все будет!
– У вас в доме на кабинете отца периодически не появлялась табличка «папа работает»?
– Первые годы мы жили в коммуналке – впятером в одной комнате. Потом улучшили условия – и поселились втроем в одной комнате: мама, папа и я. Ну, и уже спустя годы переехали в роскошную по тем временам 3-комнатную квартиру. Но ни там, ни на нашей просторной даче у папы не было кабинета. Был стол, придвинутый к окну в большой «общей» комнате. И когда он там работал, никто не ходил на цыпочках. Я мог в любой момент заглянуть, взять книжку с полки, что-то спросить. Никакого раздражения у отца это не вызывало.
– Вы когда-нибудь ощущали «давление фамилии»?
– В детстве – точно нет. Скорее это началось, когда мне было лет 25 – 30. На эту пору пришелся самый пик популярности «Денискиных рассказов». И я мог по нескольку раз в день услышать за своей спиной: «Это тот самый Дениска идет!». Красивые молодые женщины на прогулке с детьми при виде меня широко улыбались. Но вместо того чтобы сказать мне что-то приятное, начинали нечто объяснять своим детям. Один раз это весело, потом смешно. А потом уже хотелось доказать, что я сам по себе заслуживаю внимания.
– И для этого вы решили по примеру отца «взяться за перо»?
– Я начал писать в 57 лет. До этого работал журналистом, политическим аналитиком, читал лекции в МГИМО, преподавал греческий язык в Дипломатической академии и о литературе не помышлял.
– Отец как-то повлиял на ваш выбор профессии?
– Он дал мне очень полезный совет – надо получить редкую профессию, в которой очень немного специалистов, и в ней достичь большого совершенства. Поэтому я пошел на филологический факультет, выбрал древнегреческий язык и стал специалистом по греческой палеографии, т. е. старинным рукописным книгам. Потом занялся политической аналитикой. В общем, был вполне успешен в тех сферах, в которых трудился.
– Изменить род деятельности около шестидесяти лет – это смело. Как на такое отважиться?
– А не надо засиживаться! Я сознательно решил перестроить жизненный проект. Захотелось наконец делать что-то полностью для души. К тому моменту я почувствовал, что мне есть что сказать: встречался с огромным количеством людей, побывал во многих сложных и даже опасных ситуациях. Мне казалось – я что-то понимаю в человеческой психологии и могу лаконично изложить свои мысли.
– Когда вы садились за письменный стол, не боялись сравнений с папой?
– Я был к этому морально готов. Когда еще трудился в политике, моя хорошая знакомая Виктория Токарева предупреждала: «Только не становись писателем! Получится хорошо и напечатают в журнале – начнут говорить, мол, как же с такой фамилией по-другому! А если не опубликуют – все решат, что это уж совсем барахло, раз с такой фамилией и не напечатали…»
– И все же вы рискнули?
– Моя первая книжка называлась «Нет такого слова» – двести рассказов по полторы-две страницы каждый. В отличие от папы, который творил для детской аудитории, я выбрал «взрослую» тему. В моих историях обязательно есть он и она, которые встретились или разминулись, полюбили друг друга или возненавидели… Понятно, что время от времени какие-то сравнения все равно возникают. В основном они вполне благожелательные. Хотя, случается человек, намеренно желая меня обидеть, говорит: «Зачем ты пишешь, зачем позоришь фамилию?» Но я стараюсь не принимать подобное близко к сердцу и не обижаюсь.
– А свой опыт политического аналитика при сочинении прозы не используете?
– Напрямую – никогда. Этот опыт помогает мне осмыслить очень многие жизненные процессы. Но если и вплетаю политику в свои тексты, то максимально тонко, подспудно.
– Вы планируете выступать на модной и отчасти скандальной площадке – в «Гоголь-центре». Уважаете современное искусство?
– К любым творческим экспериментам отношусь хорошо. С оговоркой: я человек опытный, давно живу и вижу, где есть желание «пробить стену», а где – просто заработать деньги. Но любое движение в искусстве полезно, даже агрессивное. Ведь авангард всегда хочет, чтобы его услышали. А авангард – это Маяковский, Хлебников и другие смельчаки, которые постепенно и создают новую классику.
Одна девушка все время издевалась над своим парнем. Например, они приезжали в другой город, а в гостинице она вдруг говорила, что хочет на вокзал и домой. А перед дверью загса заявляла, что любит другого человека. И вот так – года три, наверное. А потом вообще его бросила. Но он все равно ее любил, и когда через пятнадцать лет узнал, что она развелась, живет одна, мало зарабатывает – примчался к ней, прямо в прихожей обнял ее и сказал:
– Я очень тебя люблю. Выходи за меня замуж.
Она спросила:
– А ты не будешь мне мстить.
Он сел на табурет и долго думал. А потом сказал:
– Буду!
На том и расстались.
***
Я слышал много рассказов, как мужчины или женщины прописывались в квартиру своих жен (или мужей), а потом быстренько разводились и разменивали жилплощадь. Но вот вам такая история.
Одна мамина подруга, актриса, возвращалась с гастролей. Шофер вытащил из багажника чемодан и уехал. Она взялась за чемодан, а он страшно тяжелый, просто с места не сдвинуть. Оглянулась – видит, идет симпатичный молодой человек. Она ему:
– Простите, вы мне не поможете донести чемодан до подъезда?
Он говорит:
– Конечно, пожалуйста.
Ну, сначала до подъезда, потом до лифта, потом в лифт, потом до квартиры.
Она открыла дверь, он втащил чемодан в прихожую, а потом в комнату, положил на пол, чтоб удобнее открывать и разбирать вещи.
Огляделся, на нее поглядел и говорит:
– Вы мне нравитесь. И квартира ваша нравится. Так что никуда я отсюда не уйду.
Они поженились. Он к ней прописался, конечно же. И они дожили до глубокой старости в любви и счастье, окруженные детьми и внуками.
***
Одна женщина рассказывала:
– В седьмом классе я была влюблена в одного мальчика из восьмого. Он на меня внимания не обращал: мелкота. Но в восьмом я резко так повзрослела, и теперь он в меня влюбился. Но я его оттолкнула: потому что шпана. Стоял на учете в милиции. Зачем это мне? Потом он сел в колонию. Так и пропал. А через двадцать лет я его встретила в Германии. В Мюнхене, в дорогущем ресторане. Вдруг вижу – он! Но теперь – ух ты ах ты, в английском стиле, твидовый пиджак, бабочка в клеточку, сигара, перстень с черным камнем. Я прямо язык проглотила. Вот это да! Смотрю на него во все глаза…
– А он что? – спросил я.
– Да ничего, – сказала она. - Присмотрелась – нет. Всё-таки не он.
***
А вот самый лучший диалог:
Они полгода не встречались. И вдруг встретились на какой-то выставке.
– Куда ты делась? – сказал он. – Я обзвонился!
– Три командировки подряд, – сказала она. – Все очень плотно.
– Как ты сегодня?
– К сожалению, я выхожу замуж.
– Ну, раз к сожалению, – сказал он, – тогда я, к счастью, еще не женился.
Взял ее за руку и повел к выходу.