"МАДОННА", РОЖДЕННАЯ В АДУ

Старшего врача Курта Ройбера срочно отозвали из отпуска и вернули в часть за два дня до того, как под Сталинградом 6-я армия генерала Паулюса оказалась в окружении. Многие из обреченных еще не осознали неотвратимость грядущего разгрома. Вот и доктор писал в августе 1941 года своему учителю: "Советская армия будет уничтожена - быстрее или медленнее - по обстоятельствам".

Из-под Сталинграда в фатерлянд пойдут другие письма. "Страх, страх, страх без конца... Атаки и контратаки, грохот танков и орудий, вой "катюш", автоматы, гранаты - и все это лицом к лицу... Около меня лежал солдат с оторванной рукой и без носа, у которого хватило сил сказать, что ему теперь не потребуется носовой платок. Я спросил его, что бы он сделал, если бы мог плакать? В ответ - все мы здесь никогда не будем плакать, нас будут оплакивать другие..." - писал родным и друзьям Курт Ройбер.
Несколько посланий не дошли до адресатов, не попав и к цензорам, иначе не миновать бы врачу гестаповской расправы: "Мы ведем "крестовый поход" без креста. Нацизм и сталинизм - обе системы порождены сатаной, но фашизм - "обер-сатаной". Между тем он никогда не был активным противником гитлеризма. Родившийся в мещанской семье с небольшим достатком, Курт к окончанию гимназии разрывался между искусством, медициной и теологией. Родители предпочли для него бесплатную теологию.
Учился юноша блестяще, но, получив в 1933 году диплом, попросил послать его не в престижный храм, а в церковь деревушки Вихманхаузен. Не прерывая своей пасторской деятельности, через пять лет окончил медицинский факультет университета Геттингена и все эти годы занимался живописью.
Позднее его супруга вспоминала, что на проповеди приходили гестаповцы, вызывали мужа на допрос, но ничего серьезного не нашли да и во врачах нужда росла, так и отправили Курта Ройбера с вермахтом на Балканы, а оттуда - на Восточный фронт.
Общаясь с советскими людьми, медик-теолог летом 1941 года, по его словам, "встретился с серой массой без человеческого достоинства, у которой нет сил для обновления". Но не зря, видимо, учился служению Богу, а может быть, и врожденных душевных качеств хватило, чтобы признать в письмах летом 1942 года: "За год участия в русской войне становишься объективнее и справедливее в оценках. Я познакомился с прекрасными людьми... Сколько потоков крови и слез, террора души и тела прокатилось через эту страну..."
Из сталинградского котла он успел переслать около 150 рисунков, чаще всего углем и главным образом портреты русских людей. Почти пятьдесят работ пропало, оставшиеся семья передала в музеи и церкви. С некоторыми из них, как и с письмами, мне довелось познакомиться в берлинском "Храме памяти". Остальное восполнили участливые сотрудники этого мемориала.
Курт Ройбер до последних дней часто говорил о "непознаваемости русской души": "Никто не знает, что покажет русская душа, если она вдруг откроется : яркий свет или еще более глубокую тьму?"
Старик "Т.Н. Курочкин", совсем юная "Художница Маруся", "Женщина с прялкой", "Лейтенант Николай Мерошенко", который попал раненым в плен, потом служил у немцев переводчиком и погиб, когда его послали в сталинградском пекле за дровами, а может, и сам пошел на верную смерть, зная, что ждет его в родном плену. "Сапожник Коваленко", "Слепая" - молодая женщина с очень старым лицом. Ройбер писал об этом рисунке: "Слепая женщина вместе со слепым мужем и двумя детьми, умирающие от голода. Подобные картины встречаешь на каждом шагу". "Маленькая Нина" - эту акварель он послал младшей и любимой дочери Уте: "Когда я ее рисовал и начиналась очередная адская канонада, я брал дрожащую от ужаса девочку на руки. Но едва кошмар прекращался, она снова садилась на ящик и сеанс продолжался..."
Разные персонажи, разные портреты, но каждый исполнен состраданием, сопереживанием человека, сумевшего подняться до осознания бесчеловечности войны. Для этого Курту нужно было самому пройти сквозь ад на чужой земле под Сталинградом, где русская душа открылась безмерным самопожертвованием, неожиданной для врага стойкостью и мужеством.
В канун Рождества 1942 года в крохотной землянке с елкой из щепок и венками из давно пожухлой травы в редкие минуты, свободные от круглосуточного дежурства в госпитале, он снова и снова рисовал под грохот непрерывных боев. Сделал несколько акварелей с российским безлюдным пейзажем, четыре наброска блиндажей. "Я ни с кем не мог говорить, - вспоминал врач-художник, - оставалось только хвататься за голову и посылать безмолвно вопросы отчаяния в пустоту, и тогда Бог подал мне спасительную мысль противопоставить тьме, смерти и разрушению свет, жизнь и любовь..."
Он подобрал несколько угольков и на обратной стороне географической карты начертал справа эти три слова и нарисовал женщину, к плечу которой приник в надежде на защиту и спасение ребенок. Картина стала символом надежды в период страданий, и всю ночь перед Рождеством в землянку шли солдаты гибнущей армии, обмороженные, отощавшие, обмотанные тряпьем, нестриженные и небритые, не похожие на наглых завоевателей, чтобы помолиться в последний раз перед заслуженной карой. Через неделю землянку разнесло в прах прямым попаданием бомбы, врач в это время находился в госпитале.
13 января 1943 года с последним самолетом из сталинградского котла эта "Мадонна" Курта Ройбера улетела в руках тяжелораненого полковника. В том же "Юнкерсе 52" с особой миссией к фюреру отправился и порученец командующего 6-й армии Винрих Бер, который должен был убедить Гитлера в бессмысленности продолжения военных действий и получить для Паулюса разрешение на "самостоятельность действий".
Вот несколько фрагментов из воспоминаний ныне 85-летнего ветерана.
- В "Волчьем логове" перед встречей с фюрером меня обыскали эсэсовцы, заставили снять портупею с пистолетом, но на обратном пути не вернули - кто-то просто украл мое оружие. Гитлер в окружении генералов и штабных офицеров говорил целый час, повторив несколько раз: "Сталинград - моя большая, но не единственная забота".
Мне показалось, фюрер просто хотел произвести впечатление человека, который знает что-то, неведомое другим, а потому заслуживает беспрекословного доверия. Я коротко доложил о положении без прикрас, сказав и о том, что солдатам грозит голодная смерть. Фюрер крикнул: "Вы и в начале декабря утверждали, что продовольствия хватит на три дня, а держитесь шесть недель. Выдержите еще шесть". Гитлер прервал меня и стал говорить о танковых дивизиях СС, которые придут на помощь окруженным. Я же знал из разговора с фельдмаршалом Манштейном, что им до нас никогда не добраться, а, глядя на карту перед фюрером с обозначением дивизий якобы полного состава, но в действительности уже давно обескровленных, подумал: "Зачем рассказывает сказки и предается иллюзиям? Этого человека пора списывать..."
Кольцо сжималось, паника все больше охватывала элитную 6-ю армию, которой Гитлер в знак особого расположения поручил захват Сталинграда. А 19 ноября советская армия нанесла неожиданный сокрушительный удар. Начальник штаба 6-й армии Артур Шмидт признал: "Мы все не поняли масштабов опасности и снова недооценили русских".
К концу невиданных по ожесточению уличных боев враг был сломлен. "Из страха перед русскими танками, - рассказывал мне участник боев Харальд Кунце, избежавший плена, - мы бросали грузовики, штабные машины, повозки. Налетая друг на друга, они создавали смертельный хаос. Если кто-то из людей оказывался на снегу, то снова встать на ноги уже не мог. А еще эта зима, в которой все силы природы вступили в сговор для борьбы против нас".
К самолетам, пытающимся прорваться сквозь воздушную блокаду, устремлялись раненые, цеплялись за колеса и крылья, летчики отбивались ногами и прикладами, открывали огонь по обезумевшим солдатам. Многих потом казнили военно-полевые суды за "дезертирство". 23 января командир корпуса генерал Зейдлитц разрешил своим командирам дивизий "прекратить сопротивление". Через неделю сдались в плен все 90 тысяч выживших в сталинградской мясорубке из более чем двухсот тысяч немецких солдат и офицеров, брошенных к берегам Волги.
6-я "элитная армия" помогла эсэсовцам пройти с огнем и мечом по нашей земле - только на принудительные работы из-под Сталинграда было угнано около 60 тысяч человек, большинство из них погибло в дороге и в лагерях. Сам видел немало документов на выставке "Преступления вермахта", прошедшей по всей стране, но не везде встреченной с покаянием.
Сдался на милость победителям главнокомандующий "элитной" армией Паулюс, которому фюрер пожаловал в последние дни фельдмаршальское звание. Честолюбивый сын бухгалтера из Гессена уже в плену попросил через атташе из германского посольства в Турции "прислать ему шесть пар новых погон" - рассчитывал на целый гардероб мундиров или был готов пришивать погоны даже к исподнему? Попал в офицерский лагерь для военнопленных в Елабуге и творец "Мадонны", старший врач Курт Ройбер. В 1956 году домой вернулось около пяти тысяч пленных, я пытался через все мыслимые источники разыскать хотя бы одного из них, но, скорее всего, никто из оказавшихся в котле не дожил до наших дней. Да и тех, кто избежал окружения, остались считанные единицы.
Теолог-художник скончался в Елабуге еще в январе 1944 года. Говорят, с симпатией относился к антифашистскому движению в немецких лагерях, во всяком случае, похоронили его с почестями. А картина с 1983 года висит в церкви Кайзера Вильгельма, известной и как "Храм памяти" или "Храм поминовения" в центре Западного Берлина. Каждый сюда входящий останавливается направо от двери, где рядом с деревянной иконой-картиной, подаренной в 1989 году волгоградцами, висит "Мадонна" - единственная светлая память, оставленная немцами в военном Сталинграде.
Я частенько захожу в эту церковь, но редко встречаю земляков. Среди посетителей немало немцев из провинции и западных туристов. Две сестры-студентки из Ковентри, с которыми я разговорился, приятно удивили: "У нас хорошо известна история побратима Ковентри - Сталинграда. В знак мужества король Георг IV подарил этому городу меч". У старушек и стариков "Мадонна" вызывает порой слезы, кто-то крестится, отходя от картины.
Старик со шрамом на лице, сказав, что воевал, и узнав, откуда я, поспешно добавил: "На западном фронте", неожиданно оказался атеистом: "Говорить о Боге на войне - значит отрицать его существование. С неба летят бомбы и огонь. Разве там есть место для Бога?" "Курт Ройбер, когда писал картину, - поделился со мной мнением солдат бундесвера, - думал прежде всего о своих товарищах, но наверняка видел перед собой всех страждущих на войне". А молодая женщина из бывшей ГДР долго излагала свое неприятие кровопролитных конфликтов, сказав на прощанье с неподдельной искренностью: "Призыв к "свету, жизни и любви", исходящий от картины "Мадонна", помогает сейчас засыпать старые окопы, рушить стены недоверия, прокладывать мосты к взаимопониманию".