Государственный симфонический оркестр Татарстана открыл московскую часть своего сезона
23 сентября один из самых успешных музыкальных коллективов России – Государственный симфонический оркестр Республики Татарстан – дал в московском зале имени Чайковского первый концерт своего абонемент, уже несколько лет как ставшего одной из традиций столичной филармонии. Прозвучали произведения русской музыки ХХ века из числа краеугольных: Третий фортепианный концерт Прокофьева (солист Дмитрий Шишкин) и Одиннадцатая симфония Шостаковича.
ГСО РТ – первый из региональных коллективов, получивший собственный абонемент в главном московском филармоническом зале. Таков итог длящейся уже 11 лет совместной работы оркестра с его нынешним художественным руководителем и главным дирижером Александром Сладковским, выведшей коллектив в число лучших оркестров не только России, но и Европы.
Почему для старта цикла были выбраны именно эти произведения? В теперешнюю пору общение критика с исполнителями не так непосредственно, как в докоронавирусные времена, в артистические из зала не пройдешь, и я не могу сказать, каковы на этот счет аргументы дирижера. Возможно, для него, как и для многих причастных к симфонической музыке, конец сентября окрашен в шостаковичевские краски: 25-го – день рождения композитора, чтимого во всем музыкальном мире, а в нынешнем году эта дата юбилейная, отмечаемая в 115-й раз. Круглой цифрой выражается и счет прокофьевской эпохи, начавшейся ровно 130 лет назад. С другой стороны, разве нуждаются Прокофьев и Шостакович в каких-либо «датских» поводах? Оба – из числа тех, чье творчество для человека, чуткого к языку классической музыки – не изыск на исключительный случай, но хлеб насущный на каждый день. Тем более когда речь о таких капитальных произведениях, как Третий концерт и Одиннадцатая симфония.
Они столь же различны между собой – и столь же перекликаются по духу, как не похожи, но связаны общими культурными корнями их авторы. Концерт Прокофьева – одна из кульминаций света в музыке ХХ века. Симфония Шостаковича – одно из трагичнейших музыкальных полотен столетия. Но оба – сочинения глубоко русские, и не только по явной опоре на народную песенность, а и, пожалуй, по еще более глобальному свойству национальной культуры – стремлению самых крупных ее представителей к предельной ясности художественного языка, обращенности не только к интеллектуальной элите (что нередко случалось с первыми величинами, допустим, австрийского или французского искусства), но к целому обществу.
Прокофьев написал свой концерт в самую блестящую пору жизни – когда бесстрашная молодость передает эстафету полной зрелости. Кое-кто даже обвинял его – как можно было ну буквально в месяцы краха Российской империи воспарить в такую брызжущую радость? Но ведь сила сочинения определяется не его привязкой к конкретным историческим событиям, пусть даже таким значительным, а мощью таланта художника. Тем более что зарю века многие тогда воспринимали как старт новой, нацеленной в будущее жизни. Временные трудности уйдут, останутся созидание и свет, где спорить между собой смогут только хорошее и лучшее… Вот и в Третьем концерте одним из главных «сюжетных мотивов» мне слышится диалог между двумя одинаково прекрасными полюсами – пружинной энергией токкатных эпизодов и проникновенностью лирики. На протяжении всего сочинения оркестр пытается, если можно так сказать, «убедить» рояль, что не только в напоре пассажей и фигураций, но и в напевной мелодии – суть обаяния музыки. В главной теме первой части фортепиано весело смеется над нежной кларнетовой мелодией вступления, лишь в разработке пытаясь прислушаться к ней – здесь очень пригодились и мастерство оркестровых солистов, и моцартовская ясность звука пианиста, вместе с тем не исключающая и смелого напора, и остротЫ удара, и эксцентричности фразового штриха. Вторая часть – прямо-таки тренировка вестибулярного аппарата исполнителей и слушателей во все более головокружительных «прыжках» между мускулистой моторикой и волшебной картинностью вариаций на загадочную темку-марш, которой вполне можно было бы, вместо известной музыки Ильи Саца, иллюстрировать таинственные и манящие образы «Синей птицы» Метерлинка. Наконец, в финале оркестр и рояль приходят к согласию – и «пляшут» вместе, и «поют» сообща, довершая стройное солнечное здание концерта. Это было одно из самых гармоничных исполнений Третьего концерта, которые мне довелось слышать. А сыгранный Дмитрием Шишкиным на бис прокофьевский Этюд ре минор прозвучал эффектным постскриптумом, чей роскошный романтический росчерк продлил очарование основной вещи.
Четыре десятилетия спустя после написания Третьего прокофьевского концерта и следа от прекрасных иллюзий начала века не осталось. По крайней мере у такого человека, как Шостакович, который, в отличие от старшего современника, наблюдал события 1917 года не взлетевшим на высокую орбиту баловнем артистической жизни, а обыкновенным петроградским подростком, вместе со всеми читавшим на Невском списки расстрелянных «контрреволюционеров» и видевшим, как люди падали в обморок, находя там имена своих родных. Зато от тех «чтений», от террора 1930-х, от тяжких военных испытаний, от нарастающего давления власти на творческую личность осталось у Дмитрия Дмитриевича нерушимое чувство единства с народом и его трагической судьбой. Его он и постарался выразить в симфонии, формально имеющей посвящение жертвам революции 1905 года, по сути же рассказывающей о страшной истории России во всем ХХ веке.
Ее четыре части – это четыре картины-повествования о том, как горестный народный голос, на какой бы градус напряжения ни поднимался, не может перехлестнуть холодную, а временами и смертельно горячую, извергающую свинцовый огонь стену так называемого «государственного порядка». Драматургия, подкрепленная языком лейтмотивов (Шостакович любил и ценил Вагнера, чей художественный метод был знаком ему с ранних лет, со спектаклей Мариинского театра), предельно ясна – но как же сложно выстроена, со всем этим множеством цитат революционных песен, с громадной широтой горизонта – ведь ни одного, даже секундного перерыва нет в почти часовом звучании музыки, преодолевающей бесчисленные горные хребты кульминаций, проваливающейся в бессчетные и неизмеримые пропасти отчаянных затиший… Каким полководцем с железной рукой и чутчайшим слухом надо быть дирижеру, чтобы провести свое оркестровое воинство через этот леденящий и обжигающий музыкальный ландшафт! Через стылый «воздух» струнных в первой части, который не в состоянии согреть ни стонущая тема-песня (это самоцитата мотива «Гой ты, царь наш батюшка» из незадолго до того написанной хоровой поэмы «Девятое января»), ни набирающий силу хорал-возглас (другой мотив оттуда же, на слова «Обнажите головы!»). Через струнное фугато и перкуссионную канонаду второй части, где даже тот самый стоячий оркестровый «воздух» превращается в пулеметную дробь-хохот. Через похоронный марш третьей части на тему песни «Вы жертвою пали», в кульминации вдруг прорывающийся прекрасным и страшным мажором, будто солнце в просвет между безнадежными зимними петербургскими тучами высветило громадную скорбную процессию. Через отчаянный калейдоскоп скачущих мотивов финала – «Беснуйтесь, тираны», «Смело, товарищи, в ногу», «Вихри враждебные»… Через гром траурного салюта и галоп литавр, в коде заглушающий даже народное заупокойное «пение» – потрясающее оркестровое воплощение рокового гоголевского вопроса, по-прежнему, как и 100, и 200 лет назад висящего над Россией: «Куда ж несешься ты?».
После такой эпопеи, казалось бы, и речи не может идти о бисах – но не таковы Сладковский и его оркестр, слишком любящие сцену и публику, чтобы просто взять и уйти. Да и публика, конечно, не торопилась к выходу – и казанцы проявили отзывчивость и чувство меры, сыграв лишь две миниатюры, зато какие: вальс из второй «Джазовой сюиты», поражающий простотой, надеждой и русской тоской, а затем – отчаянно удалой танец Ломового из балета «Болт». Лихость, сочность, несокрушимая жизненная сила – настоящий Шостакович!
Ну и мы, в заключении заметки, не впадая в многословие, скажем о главных событиях, которые ожидают публику ГСО в стартовавшем сезоне. Он, как и положено коллективу такого ранга, обещает быть весьма насыщенным. Особый вес обретает фестиваль современной музыки Concordia имени Софии Губайдулиной – Софии Асгатовне исполняется 90 лет, и 30 октября в главной резиденции оркестра – казанском концертном зале имени Сайдашева – состоится ее авторский вечер, где прозвучат концерт для скрипки с оркестром «Диалог: Я и Ты» (с участием Вадима Репина, которому произведение посвящено) и «Гнев Божий». Пройдут и другие традиционные для оркестра фестивали – органный, татарской музыки имени Назиба Жиганова, «Рахлинские сезоны» (на этот раз посвященный симфониям Малера), «Белая сирень», впервые обретающая очень интересный акцент – в программе заявлены исключительно дирижеры-женщины… Конечно, продолжатся и гастроли, в частности тот самый московский абонемент: 9 декабря (произведения Бриттена и Холста со скрипачкой Аленой Баевой) и 6 марта (Моцарт и Рихард Штраус с мировой оперной звездой Альбиной Шагимуратовой). 17 января коллектив в память Валерия Халилова – погибшего 5 лет назад в авиакатастрофе лидера Ансамбля имени Александрова – исполнит в Большом театре Тринадцатую симфонию Шостаковича. А 26 апреля в Зарядье представит бокс-сет балетов Стравинского, который записал минувшим летом на Sony Classical.