В Госдуме разрабатывают законопроект, по которому родственники осужденных за коррупцию будут отчитываться об источниках своего имущества
Госдума взялась за разработку законопроекта, который обяжет родственников осужденных за любое коррупционное нарушение отчитываться об источниках приобретения имеющегося у них имущества. Спустя 10 лет после того, как из российского УК исчезла статья о конфискации имущества преступников в качестве меры наказания.
«Институт конфискации нуждается в пересмотре и расширении для усиления борьбы с коррупцией, — заявляет зампредседателя комитета по безопасности и противодействию коррупции Эрнест Валеев. — Предложений много. Сейчас мы вместе с Генпрокуратурой работаем над этим законопроектом. Там, где родственники не смогут отчитаться, имущество можно будет конфисковать по иску прокурора в порядке гражданского судопроизводства».
У этого предложения много сторонников, включая высших государственных чиновников, в том числе руководитель кремлевской администрации Сергей Иванов. «Можно смело констатировать, что коррупционеры лучше прячут свои доходы, чем правоохранители их находят, — говорит один из ближайших помощников президента страны. — Сложность заключается еще и в том, что заработавшие нечестным путем деньги граждане ловко уходят, записывая свое имущество на родственников, причем часто не самых близких. Даже когда факт коррупции доказан, нарушитель по документам оказывается гол как сокол. Все его особняки, землевладения, акции записаны даже известно на кого, но конфисковать их нельзя. Прежде надо доказать, что люди, которые на себя это переписали, знали в тот момент, когда переписывали, что это ворованное имущество».
Любопытно, однако, что сегодня в России практически отсутствует и конфискация имущества как мера наказания самого коррупционера, как и любого иного уголовного преступника. Статья о конфискации была возвращена в Уголовный кодекс в 2008 году, но в сильно усеченном виде. Согласно нынешнему законодательству у осужденного за убийство, грабеж, распространение наркотиков и другие тяжелейшие преступления, включая коррупцию, забрать можно лишь имущество, которое признано вещественным доказательством по делу.
«Конфискация в нынешнем виде — это не более чем изъятие орудий преступления: ножей, пистолетов, ну, может быть, стареньких „Жигулей“, а также того, что конкретно доказано как уворованное, — говорит один из самых известных в России борцов с преступностью, а ныне депутат Госдумы генерал-лейтенант милиции Александр Гуров. — Еще в 2010 году на парламентских слушаниях, посвященных борьбе с оргпреступностью, я приводил такие цифры: на борьбу с преступностью государством тратилось свыше 674 млрд рублей, плюс ущерб стране от преступных посягательств составлял 282 млрд рублей, итого — почти триллион рублей! Возмещение материального ущерба на этапе предварительного следствия приближалось где-то к 12% от указанного триллиона. Это когда, допустим, по горячим следам задержали квартирных воров и вернули потерпевшим украденное. А вот возмещение ущерба посредством конфискованного у преступников равнялось менее 35 млн рублей. То есть посредством конфискации вся колоссальная правоохранительная и судебная машина возвращала всего лишь 0,36% от нанесенного урона... Если думаете, что сегодня ситуация изменилась к лучшему, — глубоко заблуждаетесь...»
И это правда. По официальным данным, в 2011 году за получение взятки при отягчающих обстоятельствах, в том числе в значительном, крупном, особо крупном размере, судами Российской Федерации были осуждены 272 человека, а конфискация применена только к одному осужденному. Из 11 928 осужденных за разбой при отягчающих и особо отягчающих обстоятельствах конфискация применена в двух случаях. Из 661 осужденного за изготовление или сбыт поддельных денег, ценных бумаг, иных платежных документов конфискация применена в двух случаях.
А к коррупционерам эта мера практически совсем не применяется.
Но дело даже не в огромных суммах, которые можно было бы вернуть многократно обворованному государству и обществу. Проблема в другом — в продолжающемся росте коррумпированности российского чиновничества. Недавно министр внутренних дел Владимир Колокольцев обнародовал любопытные данные МВД: средний размер взятки в прошлом, 2013 году составил 145 тысяч рублей. Годом раньше он был на уровне 60 тысяч, в 2011 году — 30 тысяч. Получается, удвоение идет каждый год. Как будто кошельки наших бизнесменов и карманы наших чиновников — безразмерные.
А ведь мировой опыт показывает: наилучший способ борьбы с коррупцией, дающий реальные результаты, — это лишение коррупционеров возможности пользоваться плодами своей противозаконной деятельности, превращение их из преуспевающих рантье в бедняков. Страх потерять все «нажитое непосильным трудом» для взяточников и казнокрадов сильнее перспективы тюремного заключения (с деньгами можно жить и там) — с последующим выходом на свободу, к сохранившимся в неприкосновенности особнякам, лимузинам и яхтам. Доказательством тому служит недавняя ожесточенная борьба российского чиновничества за отмену наказания за взятки в виде кратных штрафов, которое замысливалось как заменитель конфискации имущества.
«О необходимости возвращения уголовного наказания в виде конфискации имущества у коррупционеров не раз говорили высокопоставленные чиновники и правоохранители, — говорит член Комитета Госдумы по безопасности и противодействию коррупции Борис Резник. — Но никаких серьезных сдвигов нет. Мой с коллегами законопроект на эту тему получил не самые положительные отзывы в Верховном суде. Поэтому его рассмотрение затягивается».
Депутат напоминает, что, кроме того, Россией так и не ратифицирована 20-я статья Конвенции ООН против коррупции (о незаконном обогащении), действующая во всех цивилизованных странах. Эта норма предлагает карать за значительное увеличение активов должностного лица, превышающее его официальные доходы, которое человек не может обосновать.
Может быть, пора вернуться к этому вопросу?