Феномен Серова

Подведем итоги удивительной выставки в Третьяковке

Ну вот и завершается «персоналка» Валентина Серова в Третьяковской галерее, ставшая больше чем просто художественной выставкой. Сенсация? Счастливое соединение высокого искусства с чаяниями масс? Скандал со снесением дверей в храм живописи, требующий выводов? Попробуем разобраться и подвести итоги по горячим следам.

Сама история с продлением выставки под давлением народных масс, с дежурствами неотложки, развертыванием силами МЧС палатки для обогрева задубевших в бесконечной очереди людей и полевой кухней с гречневой кашей выглядит как нечто из ряда вон выходящее, будто не было прежде и очередей в зной и морозы вокруг наших музеев и не продлевались выставки под давлением народных масс. Все было, и все еще не раз повторится. Но именно в истории с Серовым возникли новые краски.

Живая цепь, растянувшаяся на километр в разгар крещенских морозов. Здесь же штурмуют вход те, кто купил электронные билеты и собрался пройти на выставку, не томясь в ожидании. И на всех — узкая дверь и тесный гардероб. В вестибюле к кассам, вешалкам и туалетам очередь вьется уже в тепле. И вся эта масса выплескивается в залы, превращая их в подобие станции метро в час пик...

Сейчас в соцсетях вовсю идет разбор полетов. Упрекают руководство Третьяковки в нежелании расширить площадь гардеробов, в путанице с электронными билетами (которые галерея ввела впервые), в других упущениях, больших и малых. Но всем — и зрителям, и организаторам — ясно: к такому наплыву посетителей наши музеи не готовы. Руководство ГТГ уже пообещало, что впредь при организации столь популярных выставок билеты будут продаваться строго на сеансы. Это упорядочит вход, но осложнит жизнь самым пылким зрителям. Ведь, по словам пресс-секретаря Третьяковки Анны Котляр, многие проводили в залах по пять-шесть часов, тормозя очередь жаждущих. Работу выставки продлили допоздна (в последние дни залы закрывали в 22.30), но тут забили тревогу хранители: за короткую ночь экспонаты не успевают «отдышаться».

Заговорили о феномене Серова: мол, такого ажиотажного спроса на высокое мир давно не видел. Нет, это не так. Очереди есть у знаменитых и не очень музеев Европы, просто там научились регулировать спрос и возможности. Совсем недавно в Лондоне стояла очередь на выставку Леонардо да Винчи, хотя билеты были раскуплены заранее. Давно продаются заблаговременно билеты и в знаменитые музеи Италии вроде галереи Уффици и капеллы Скровеньи в Падуе, знаменитой фресками великого Джотто. В последней вам удастся провести не более получаса, лишь беглым взглядом охватив ковер из живописных сцен, устилающий церковные стены. Строгий режим, позволяющий защитить фрески от разрушения, резко ограничивает права посетителей и в других местах — например, в капелле Волхвов во флорентийском палаццо Медичи. И зрители покорно уходят по первому требованию. В Париже мне довелось стоять в огромной очереди на выставку Гюстава Курбе, в Амстердаме в почти такой же — в Музей Ван Гога.

Есть даже экзотическая версия, будто самый большой ажиотаж возник после того, как президент Путин в середине января посетил залы с полотнами Серова. Ну да, заставьте стоять часами на морозе тех, кому художник по барабану. Не получится! Мне кажется, объяснение намного проще: у нас в стране много людей, искренне и беззаветно любящих живопись. А Серова знают не только благодаря школьным учебникам и любят не потому, что он великолепный салонный живописец.

Даже при беглом взгляде на портрет великого князя Павла Александровича (кстати, удостоенный Гран-при Всемирной выставки 1900 года в Париже), а также портреты княгини Зинаиды Юсуповой и императора Александра III ясно, что их автор сочетал острые психологические характеристики со смелостью формальных экспериментов. Выставка в Третьяковке позволила заглянуть в его лабораторию. На примере работы над образом Генриетты Гиршман виден путь от лирического наброска к монументальному полотну, идущему вразрез со стереотипом парадного портрета.

Большая выставка позволила соединить разрозненные вещи из разных музеев в выразительные циклы, будь то зарисовки из русской истории, иллюстрации к басням Крылова или античные сюжеты. Очерчен круг интересов Серова, показан его дар стилизатора. Один лишь занавес к спектаклю «Шехерезада», этакая разросшаяся иранская миниатюра, свидетельствует об удивительной способности к перевоплощению. Как знать, куда бы двинулся художник в дальнейшей эволюции, проживи он чуть дольше отпущенных ему 46 лет? Это мог быть неоклассицизм, сквозящий в серии «Похищение Европы», в «графическом колоссе» с изображением Шаляпина или гигантском эскизе последнего, так и не написанного портрета княгини Щербатовой. Или экспрессионизм, явно проступающий в гигантском холсте с фигурой промышленника Михаила Морозова, или остром, вызвавшем бурю негодования пастельном портрете танцовщицы Иды Рубинштейн — обнаженной, состоящей из сплошных углов. Эти колючие линии словно пришли из работ Врубеля — друга и соученика, единственного новатора, который стоит вровень с Серовым на рубеже «века-волкодава», оставляя у его подножия великого Репина, вероятно, осознавшего себя «побежденным учителем».

Он мог бы стать и яростным соперником Кандинского, Татлина и Малевича — титанов авангарда, чьи подвиги состоялись спустя считаные годы после безвременной смерти мастера в 1911-м. Он мог бы писать, как Матисс, чьи работы прекрасно знал. Но не захотел, как не стал и продолжать поиски в русле импрессионизма, которыми отмечены его ранние, наполненные светом и воздухом картины: Кстати, одна из таких хранится в парижском Музее Орсе — это впервые привезенный к нам портрет знакомой всем «девушки, освещенной солнцем», Марии Симонович, в замужестве Львовой. Двоюродная сестра Серова и возлюбленная Врубеля, она уехала во Францию и стала скульптором. Музею Орсе серовский холст подарил ее сын — французский микробиолог, лауреат Нобелевской премии 1965 года Андре Мишель Львофф. Вот связь эпох, судеб скрещенье:

Стоит ли удивляться, что зрители хлынули на ретроспективу такого художника, вобравшую 250 работ из 39 собраний, включая 25 музеев! Но ведь и другие проекты в Москве привлекали сотни тысяч зрителей. В ГМИИ имени Пушкина в 2010-м раскупили 236 тысяч билетов на выставку Пикассо и 270 тысяч спустя год на гастролях музея Сальвадора Дали из Фигейраса. Еще успешнее оказались проекты ГМИИ 2013 года: ретроспектива Тициана из музеев Италии (почти 364 тысячи) и «Прерафаэлиты» (444 600). Можно вспомнить, как в 1974-м люди дежурили ночами, чтобы увидеть «Джоконду», сделавшую остановку на пути в Лувр из Токио. Или как в 1955-м, когда СССР возвращал в Германию коллекцию Дрезденской галереи, гигантские очереди занимали с вечера...

Так было и так, надеюсь, будет. Хотя лучше бы без сноса дверей.

P.S. Как тут не вспомнить про давнюю мечту о музее Серова в Москве. Его нет — в отличие от музеев Налбандяна, Глазунова или Шилова, под которые были переданы роскошные дворцы. А в километре от Кремля сохранился скромный дом, в котором жил и умер Валентин Серов. Двухэтажное здание в Староваганьковском переулке отмечено мемориальной доской, но более никаких опознавательных знаков не имеет. Многолетние усилия общественности добиться того, чтобы в серовском доме был музей, безрезультатны. Так, может, завершающая свою работу выставка любимого народом художника станет еще одним аргументом?