Тогда вся страна распевала "Осенний свет", "Фонари", "Звездную ночь"... В короткий срок было распродано более 50 миллионов пластинок. В Ленинграде молодой певец имел все - славу, квартиру в центре, машину, катер, собственный оркестр, многочисленных поклонниц. Его называли ленинградским Азнавуром, первым советским шансонье. Так продолжалось до 1971 года, когда, находясь на пике славы, 28-летний Жан неожиданно бросил все и уехал в Париж. Где был свой Шарль Азнавур...
- Кто вас ждал во Франции?
- Первые два месяца жил у своего друга Жака Дуваляна, затем снял квартиру. Сразу стал петь в кабаре "Распутин", проработал там год. Затем хозяин предложил мне параллельно выступать еще и в кабаре "Московская звезда". Со временем я открыл свой ресторан "Две гитары". В Нью-Йорке у меня тоже был свой ресторан - "Санкт-Петербург", причем не на Брайтоне, а в Манхэттене. Но со временем я оставил ресторанный бизнес и стал гастролировать по белу свету.
- Вы пели свои собственные шлягеры?
- Чтобы заработать на бифштекс, пришлось забыть "Фонари" и "Осенний свет". Но мне это даже нравилось - в Союзе после бесконечных гастролей я офонарел от своих "Фонарей". В Париже стал исполнять русские народные, армянские, греческие, цыганские песни. Это была колоссальная практика для голоса, диапазона, дыхания. В общем, жизнь заставила... Когда я работал в "Распутине", что буквально метрах в пятидесяти от Елисейских полей, после первого выхода в одиннадцать вечера у меня были час-полтора до следующего появления на сцене. В эту паузу я зачарованно бродил по Елисейским полям, и душа моя пела: "Я свободный человек!"
В СССР я был птичкой в золотой клетке: считался невыездным. Властей смущало все - моя биография (выходец из семьи репатриантов), мои лирические песни: почему не поет о комсомоле и БАМе?..
- Существует легенда, что еще до Киркорова какой-то русский пел в Лас-Вегасе. Уж не вы ли?
- Да, я пел в Лас-Вегасе в 1982 году. Продюсером той программы в престижном казино "Империал Палас" была Стефани Нильсен. Она же 16 лет спустя принимала участие в организации американских гастролей Киркорова. Стефани рассказывала мне: Филипп думал, что первым из русских прорвался в Лас-Вегас, но она ему рассказала, что еще в начале 80-х в "Империал Паласе" пел Жан Татлян. Причем не два-три дня, а в течение трех месяцев подряд. Я работал шесть вечеров в неделю - и не на эмигрантов, а на американскую публику. Мне, кстати, нравятся шоу Киркорова, нравится, что он корнями своими уходит в ту советскую эстраду, которую представляли в 60-х Магомаев, Ободзинский, Бедрос Киркоров, ваш покорный слуга.
- Вы больше не возвращались в Лас-Вегас?
- Вообще-то мой импресарио заключил договор на пять лет, согласно которому я должен был выступать там ежегодно в течение ста пятидесяти вечеров. Однако местный сухой климат (Лас-Вегас - это же пустыня!) оказался губительным для моего голоса. Останься я в "Империале", погнавшись за баснословными гонорарами, скоро вообще не смог бы петь.
К тому же в Америке тогда были сильны антисоветские настроения в связи с агрессией в Афганистане. На моих афишах было написано: "Жан Татлян. Железный занавес приподнялся над звездой". Организаторы получали анонимные звонки: "Мы убьем вашу кремлевскую звезду!". Ко мне приставили шерифа, который поднимался к моему номеру в гостинице, провожал в зал и все время сидел за кулисами.
- Как сложилась на Западе ваша личная жизнь?
- У меня есть жена, детей Господь не дал. Жена заменяет мне и любовницу, и сестру, и подругу, и ребенка. Я долго и упорно выбирал ее, сделав на этом пути много ошибок. Женился десять лет назад и до сих пор счастлив, как молодожен.
- После вашего отъезда песни Татляна резко исчезли из радио- и ТВ-эфиров...
- По указке сверху мои записи были стерты на фирме "Мелодия", в Доме звукозаписи, на радиостанциях разных городов.
Помню, что еще раньше, в 1968 году, меня наказали, как формулировали газеты, "за недостойное советского артиста поведение". На год были отменены гастроли по СССР. Все произошло из-за того, что я не поладил с директрисой Орловской филармонии - легендарной бандершей советской эстрады. У нее было все "схвачено" и в партийных сферах, и в Министерстве культуры. Она потребовала от меня дать дополнительный концерт 30 декабря, но в этом случае 16 музыкантов моего оркестра не успевали вернуться домой в Ленинград на Новый год. Она не подала нам автобус к гостинице, послала вдогонку письма в инстанции. Там говорилось, что я веду себя развязно - хожу по сцене с микрофоном в руках и - о Боже! - разговариваю с публикой. Эту волну подхватили газеты: "Зарвавшаяся звезда!".
- Как сложились ваши отношения с Шарлем Азнавуром?
- Он талант! Но я не припомню случая - ни до, ни после меня - чтобы Азнавур протянул руку помощи молодым певцам. Может, это один из его принципов. Однако теперь у нас очень хорошие отношения.
- Вы так же относились к молодым талантам?
- Напротив, всегда старался помогать. Особенно важна была для меня забота о музыкантах моего оркестра. Если на гастролях мне давали "люкс", а их селили в общежитии, я всегда протестовал, возмущался. В итоге хорошие номера для оркестрантов всегда находились!
- Вдали от родины вам сочинялось легко?
- Я начал работать с французскими, английскими, американскими поэтами. Написал, например, балладу "Сколько дорог" на французском языке, которую считаю лучшей в своем репертуаре.
- Но когда в начале 90-х вы вернулись в Россию и дали серию концертов, то публика ждала от вас прежде всего "Осеннего света", "Фонарей"...
- Желание публики - закон.
- Почему в середине 90-х, когда певцы-эмигранты Шуфутинский, Успенская, Токарев заработали в новой России миллионы долларов, Татлян опять куда-то пропал?..
- Меня в середине 90-х неприятно поразили встречи в Москве на ТВ, в фирме "Мелодия". С меня фактически начали требовать деньги за право показаться в эфире, выпустить диски. Для меня, уже привыкшего к цивилизованному бизнесу, это было шоком.
- В 2000 году состоялось ваше второе возвращение. Вы дали аншлаговый концерт в лучшем зале Петербурга "Октябрьский", выпустили в России компакт-диск с новыми песнями, стали гостем программы "Старый телевизор"...
- Россия-2000 мне нравится все больше. Кстати, на днях мне даже вернули российское гражданство. Теперь я гражданин двух великих стран - Франции и России. На концерт в "Октябрьский" многие мои поклонники пришли с детьми и внуками. Во время исполнения песни "Фонари" в зале зажглись сотни фонариков. А когда я пел балладу, посвященную жертвам землетрясения в Армении, весь четырехтысячный зал встал. Мы постарались сделать недорогие билеты, чтобы их могли купить небогатые люди. Я чувствую себя как будто заново рожденным певцом. Мне хочется вновь гастролировать по России и СНГ, записывать диски, выступать...
- Как вы относитесь к тому, что сегодня в России термин "русский шансон" ассоциируется едва ли не с блатной песней?
- Плохо отношусь. Блатные, тюремные, арестантские песни в такой многострадальной стране, как Россия, - это своеобразный и огромный пласт, но при чем тут "шансон"? Я представитель этого направления в его классическом понимании. Мои песни - не что иное, как отголоски моей собственной биографии, лирический дневник моей жизни.