Близость к власти отяжеляет жизнь художника

Главная Культура 00:28 10 Августа 2012 172

Игнат Солженицын: Китайских пианистов слишком много

Игнат Солженицын - о творчестве, о семье, о стране

Напечатать

В московском музее-заповеднике «Царицыно» прошел фестиваль «Классика и джаз», одним из главных гостей которого стал знаменитый дирижер и пианист, сын великого русского писателя. Здесь, за кулисами Екатерининского зала, Игнат Александрович ответил на вопросы «Труда».

— Насколько подобные открытые концерты распространены в Америке, где вы живете?

— Гораздо больше, чем в России. Все главные симфонические оркестры имеют свои летние квартиры в местах популярного отдыха. Летом на зеленых склонах холмов собирается до 25 тысяч человек — люди просто приносят коврики, садятся на траву и слушают музыку. Рад, что и у нас эта традиция приживается.

— Опера «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича, которой вы дирижировали в Мариинском театре в прошлом сезоне, на протяжении 30 лет была запрещена. У вашего отца, Александра Солженицына, было выработанное отношение к этому произведению? Он ведь на себе знал, что значит быть запрещенным художником.

— Они были мало знакомы. В те годы, в 1960-е, когда папа знал композитора, Шостакович не был запрещен, хотя «Леди Макбет» ему не дали исполнить в первоначальной редакции, потребовали переделок. Но я знаю другое: отец был не во всем согласен с изменениями текста и языка повести Лескова, которые допустил Шостакович как соавтор либретто.

— В недавнем интервью «Труду» Дмитрий Хворостовский сказал, что в последние годы ситуация с отношением к классической музыке в российской провинции ухудшилась.

— Мне положение видится иначе: жизнь оркестров не так тяжела, как в 90-е годы. Зарплаты стали божеские. Но по-прежнему слишком много зависит от губернатора: захотел — дал денег, не захотел — коллектив нищенствует.

— Недавно в Мариинском театре английский режиссер Грэм Вик поставил «Бориса Годунова» с прямолинейным перенесением событий на сегодняшние московские площади, в Государственную думу... Говорят, в таком примитивно-политизированном стиле теперь на Западе ставят чуть ли не все русские оперы.

— Примитивизм я бы назвал общей болезнью современной режиссуры, не только на Западе и не только по отношению к русской опере. Зрителю подсовывают жвачку, будто он сам не в состоянии провести параллели между эпохами. Между тем лобовое перенесение исторического сюжета в современность давно уже стало избитым приемом.

— И еще одна модная тема — гендерные отношения. Тот же Хворостовский рассказывал об «омерзительных» (его выражение) постановках «Евгения Онегина» в Париже и Мюнхене, где главная страсть — не между Онегиным и Татьяной, а между Онегиным и Ленским: это, дескать, ближе Чайковскому...

— Дмитрий прав, это омерзительно не из-за характера подобных отношений, а потому что этого нет у Пушкина и у Чайковского.

— Вы преподаете фортепиано в том же Кертисовском музыкальном институте, который когда-то сами окончили. Есть ли среди ваших студентов русские?

— Вообще в Кертисе учатся трое-четверо русских: девушка-композитор, гобоист, кларнетист. Но в моем фортепианном классе русских нет, преобладают китайцы.

— Денис Мацуев любит рассказывать, что в Китае не то 60, не то 100 миллионов человек обучаются игре на фортепиано.

— Самое страшное, что их уровень потрясающий. Почему страшное? Потому что их слишком много. Ну сколько высококлассных пианистов нужно на мир? 500? Тысяча? Боюсь, 10 тысяч — уже чересчур: где взять столько залов и публики?

— Воспитываете у ваших учеников специальный интерес к русской музыке?

— Специальный — нет. Этого не требуется. Просто в мире по большому счету есть немецкая музыка и русская. И все остальное.

— У вас трое собственных детей. В чем они талантливы?

— Они очень разные. Старший, Дмитрий, очень любит музыку — причем не только слушать и играть (он занимается на фортепиано), но и размышлять о ней. Вообще очень любит науку: математику, биологию. Но и в футбол, бейсбол, баскетбол охотно играет. Анна занимается на скрипке, приносит хорошие отметки. А Андрюше только четыре года, он пока просто радуется жизни, брату и сестре, своему велосипеду.

— Следите за современной русской литературой?

— Слежу с опозданием. Уже когда о чем-то заговорили, тогда и я берусь, причем, бывает, и под влиянием отрицательных отзывов. Скажем, недавно прочел «Метель» Сорокина. Интересно, не жалею. Но ведь и на классику надо находить время. Много, например, рассказов Чехова, которых я не читал или не помню, перечитываю — боже, сколько здесь печали и мудрости!

— К произведениям отца возвращаетесь?

— Они меня сопровождают постоянно. Не могу сказать, что читаю их каждый день. Хотел бы, но время и силы ограничены. Но всегда думаю, что буду из него перечитывать в следующий раз.

— Сверяете ли вы с его книгами все то, что происходит сейчас в России? Тем более что она уже далеко не та обманчиво спокойная страна, какой казалась еще год назад.

— Боюсь, в моем выборе нет прямой связи с событиями, которые выплескиваются на телеэкраны. Я не выбираю по теме: скажем, вот надо обязательно перечитать «Как нам обустроить Россию?» или «Россию в обвале». Просто чувствую, что соскучился по этой книге. А сверять... Как же без этого?

— Мелькнула жестокая мысль: счастье, что Александр Исаевич не увидел того нарастающего разрыва между надеждами и действительностью, который означает, что его книги не нашли отклика у соотечественников.

— Не могу с вами согласиться — и не согласиться не могу. Только не думаю, что его это огорчило бы больше, чем то, что было в советские времена. Во всяком случае в сталинское. Так что какая бы ни была сегодня ситуация тяжелая или постылая, не надо ее ни в коей мере сравнивать с тем, что было.

— В нашей беседе прозвучало имя Дениса Мацуева. У вас с ним много общего: прекрасные пианисты, фонтанирующие энергией люди: Из важных различий: Денис держится близко к власти, вы от нее дистанцированы. Какая позиция вам кажется более правильной для художника?

— Для самого искусства близость его создателя к власти не значит ничего. А вот для поддержки этого искусства — вопрос другой. Но в целом, думаю, близость к власти больше отяжеляет жизнь художника, чем облегчает.

— Трогательно было видеть вас на концерте в Царицыно с мамой. Удастся в этот приезд встретиться с братьями, их детьми?

— Встречаемся по возможности. Младшего брата сейчас в Москве нет, зато старший на месте, мы вчера вместе смотрели спортивные соревнования по телевизору. Недавно были крестины племянника. Семья — главная опора в жизни!

— Когда следующий визит на родину?

— Осенью приеду на гастроли: Нижний Новгород, Петербург, Саратов, Самара: До Москвы доберусь в феврале. Сейчас я в полуобмороке — уже конец сезона, хочется хотя бы маленького отпуска, пусть не физической, но психологической паузы.

— Поедете на южные моря?

— Что вы, для меня отдых — это никуда не ездить: буду в Нью-Йорке, в Вермонте, в доме отца...

Напечатать

Культура 19:52 / 18 Ноября 2025 15232

Интрига с любовными письмами подвела Фальстафа

В спектакле Малого театра «Виндзорские женушки», кажется, есть все, что привлекает зрителей

Любовь Лебедина

Роль пьяницы и дебошира Джона Фальстафа креативно исполнил Александр Клюев

В шекспировской комедии, где героини стремятся отстоять свое эго и быть наравне с мужчинами, лихо закручен сюжет, запутаны отношения, а лабиринт коридоров и комнат, созданных воображением сценографа Максим Обрезкова, не позволяет действию застыть. Оказывается,...