Почему жизнеописание отважного мыслителя скатывается в дурную литературность, роман о великом композиторе вызывает массу этических претензий, а откровения известных людей России заставляют вспомнить сакраментальное: «А король-то голый»?
«Новые заветы»
Под столь пафосным заголовком собраны публиковавшиеся в виде колонок в журнале «Русский пионер» опусы знаменитостей (от президента России до актера Валентина Гафта) «о мечтах, страхах и успехах». Владимир Путин после воспоминаний о блокадных подвигах отца и рассуждений о том, как трудно уволить человека со службы, приходит к на редкость не оригинальному выводу: «Жизнь такая простая штука и жестокая». Владислав Сурков анализирует творчество испанского «портретиста Бога» Хуана Миро и признается в любви к индийскому кино, которому обязан «всем лучшим в себе». Тут же — Михаил Ефремов с ностальгией по закрывшимся рюмочным и Иван Охлобыстин в раскаянье, что не силен в вере. Красив исповедальный монолог о внутреннем одиночестве певицы Арбениной. Сентенции же 50-летнего, но все еще не женатого олигарха Михаила Прохорова и рассказ фигуриста Евгения Плющенко про то, как лежал в больнице после травмы, наоборот, на редкость будничны. В общем, в книге есть много чего. Правда, заветов обнаружить не удалось.
Павел Фокин. «Александр Зиновьев. Прометей отвергнутый»
Первая по-русски обстоятельная биография выдающегося философа, писателя, несгибаемого подвижника, который прошел завидно неординарный путь. Всю жизнь он выстраивал свое «суверенное государство» и до последних дней отжимался от пола 28 раз. В юности мечтал об убийстве Сталина, за что попал на Лубянку. В войну совершал боевые вылеты на «Илах»: «Страха и жалости к врагу ни капли — только азарт и расчет». С тем же азартом совершил революцию в теории логики на философском факультете МГУ, став культовым преподавателем для студентов и ненавистным для коллег.
После антисоветского романа «Зияющие высоты» (изданного в Лозанне в 1976-м) был вынужден эмигрировать. Лекции в Европе, книги на разных языках, признание, успех. В нем же зреет новый переворот. Западные интеллектуальные круги с их анахроническим левачеством становятся отвратительны. И в 1999-м он возвращается в Россию с требованием публичной казни Горбачева, Ельцина, Яковлева и книгой «Катастройка». Теперь среди его друзей Каддафи, Милошевич и генерал Пиночет: Казалось бы, столь благодатный материал подпортить невозможно. Но филолог Фокин распорядился им по-своему, видимо, не очень понимая, про кого писал. Свидетельство тому — неоднократные сравнения жесткого логика Зиновьева с витиевато беспринципным Василием Розановым.
Джулиан Барнс. «Шум времени»
Подоспевший к 110-летию Шостаковича роман, где композитор выведен в роли главного героя, совсем не похож на праздничный адрес. Трудно представить, что титулованный британец, лауреат «Букера» и других престижных наград, к тому же посещавший Советский Союз, садясь за книгу, не вслушивался в музыку великого композитора и не прочувствовал ее мощи. Изобразил же он лишь рефлексирующего конформиста, снедаемого ужасом ареста и компромиссами с совестью. Характеристики типа «трусом он был, трусом и остался» или «хрущевский прихвостень» откровенно коробят. Повествование построено в жанре внутреннего монолога от третьего лица. Фамилия Шостакович появляется лишь в конце, в отличие от персонажей вроде Сталина, Молотова, Жданова. Как изощренный стилист, Барнс заставляет прочесть состоящую из трех разномастных частей книгу от корки до корки. Но лживые посылы (разве мог трус, который «крутился как угорь на сковородке», сочинить «Ленинградскую» и другие гениальные симфонии?) обесценивают все изыски автора, жонглирующего русскими пословицами и цитатами классиков.
