Режиссёр Александр Миндадзе снял фильм по сценарию драматурга Александра Миндадзе...
... Александр Миндадзе, долгие годы работавший с Вадимом Абдрашитовым, в картине «Милый Ханс, дорогой Пётр», естественно, несущей на себе отпечаток Абдрашитова, работает с литературной условностью, литературным символизмом и реально рассказанной историей, оставляя главный смысл в паузах, он медитативно раскачивает смыслы как ветер деревья. Он смотрит на реальность людей в колыхании надмирного ветра. Как и в случае с Юрием Арабовым, литературной основой для себя является он сам...
Немцы чинно, медленно едят. Они вежливы, корректны, предупредительны.
И вдруг они начинают спорить. Спор становится всё яростнее, эмоциональнее, нити накаливаются, как в лампочках, лампочки лопаются. Осколки спора эмоционально ранят, но ярость не способна утихнуть. Ярость честных профессионалов, ищущих технологическую ошибку. Немцы варят стекло. Снова и снова. Но линза с многократным увеличением не получается. Бригада работает на советском заводе, накануне Большой Войны. Александр Миндадзе передал чудовищное, экзистенциальное, неподвластное контролю людей напряжение накануне Войны, предчувствие Взрыва с канонадой рвущихся лампочек, сердец и осколков. Это фильм о профессиональной чести, об отчуждённости маленькой немецкой бригады-общины в Советском Союзе, о поиске линзы и человеческих жертвах, принесённых поиску. Ханс (Якоб Диль) совершает ошибку, печь перегрелась, случился взрыв, погибли люди. Напряжение растёт, НКВД – рядом, НКВД – повсюду. В Ханса влюбляется русская женщина, Зойка (Ангелина Римашевская). Время идёт. Во время войны знаменитая немецкая линза, полученная на советском заводе, использована в биноклях, и она множит и множит человеческие жертвы, в боевых действиях. Ханс возвращается. В форме «СС». Он ищет советские призраки прошлого и заходит в парикмахерскую, побриться, к Зойке. Рука любившей его женщины бредит бритвою. Перережет горло эсэсовца? Финал – открыт.
Фильм полон фирменного абдрашитовского символизма, многозначного, тягучего, оставляющего большое пространство для интерпретаций. Для Александра Миндадзе важнее вкус, цвет, напряжение времени, чем добротно рассказанная история. Добротные линии сюжета сходятся в нужных точках и намеренно провисают, чтобы впустить краски. запахи и звуки. В картине нет тщательно восстановленной предметности эпохи, нет плакатности и идеологических клише. Зойка как бы задаётся вопросом: можно ли перерезать горло любви, перерезать горло прошлому, если мужчина, педант, перфекционист, инженер, сегодня в форме «СС», а вчера он ушёл от бдительного ока НКВД? Это вопрос символический, не вопрос точной документальности происходящего.
Александр Миндадзе задаёт символические вопросы, густо усеяв пространство картины лукавыми ловушками для интерпретаций.
Война – это лопнувшая от дьявольского напряжения печь, разбросавшая осколки на десятилетия. Война – это неправильно сваренное стекло, неправильно склеенные неистребимые трещины, оползень цивилизации и человеческих отношений. Война – это жизнь после взрыва. Взрыв случился накануне. Немецкая экзальтированная истерика от невыносимости бытия плавно обретает покой в вечности безмятежного леса, в открытости вопроса с бритвой. Вот только немцы, приходившие за линзой до войны и пришедшие с линзой во время битвы, остались чужаками для советских людей, советского завода, советской женщины. С этим ничего не смогла сделать даже любовь.
