Я РАБОТАЛ - И ТЕМ ЛЕЧИЛСЯ...

Главная Жизнь 01:01 21 Февраля 2006 137

Аркадию Бабченко 29 лет. Дважды воевал в Чечне. Об этом его рассказы и повести "Десять серий о войне" (2001), "Алхан-Юрт" (2002), "Взлетка" (2005), принесшие молодому автору известность. Лауреат литературных премий "Дебют" и "Эврика!"

Неверов Александр

Напечатать

- Ваши произведения о войне в Чечне во многом автобиографичны. Расскажите, как вы оказались там в первый раз?
- Я учился на втором курсе юридического факультета Современного гуманитарного университета, когда пришла повестка из военкомата. Мне была положена отсрочка, но я решил идти в армию. Через полгода, проведенных в "учебке" в Свердловске, меня в числе полутора тысяч человек отправили в Чечню, хотя майор, который нас вез, клялся и божился, что в Чечню мы не попадем, потому что война там закончена. Эшелон прибыл в Моздок. Нас, десятерых связистов и автомобилистов, оставили здесь, а остальных отправили в Чечню. Мы бывали там лишь наездами. В августе 96-го боевики захватили Грозный, и нас должны были бросить туда - уже был сформирован сводный батальон. Но буквально в день отправки пришла телеграмма, где сообщалось о смерти моего отца, и я поехал на похороны. Потом я должен был возвращаться в Моздок. Но поскольку отпуск я просрочил и к тому же не оформил отпускные документы, то в московской комендатуре, куда я явился, меня объявили дезертиром, посадили на "губу", завели уголовное дело. Месяца три решали, сажать меня или нет, решили не сажать и отправили в Тверь, где я и завершил службу.
- Ваши чеченские впечатления?
- Страх, ощущение полной безнадеги: тебя привезли, бросили в эту кашу - барахтайся сам. Нам никто ничего не объяснял. Я до этого из автомата всего два раза стрелял. В Моздоке творился полный беспредел - постоянные пьянки офицеров, а в солдатской среде даже не дедовщина, а какой-то Освенцим - жесточайшие избиения, голодуха, издевательства... Это была не армия, а обезумевшая толпа в военной форме с оружием в руках. В ее действиях не было никакого смысла и логики. Это было летом, но все вспоминается в черно-белых тонах - никаких красок.
- Вы писали и о второй чеченской кампании...
- После увольнения из армии я восстановился в вузе, окончил его, получил диплом бакалавра юриспруденции. В это время началась вторая чеченская война, я подписал контракт и уехал туда добровольцем на полгода.
- Но почему, зачем?
- На "второй Чечне" было очень много контрактников, которые служили срочниками на первой. Это сложно объяснить... Война - это гораздо сильнее, чем наркотик. Там такое острое восприятие жизни, ежесекундный выброс адреналина, даже организм перестраивается - на это быстро подсаживаешься... Там все просто: не надо зарабатывать деньги, заботиться о семье, ты принадлежишь полностью себе. Такой безграничной, беспредельной свободы, как у солдата на войне, нет ни у кого.
- Но у него есть и свобода умереть...
- Свобода умереть - одна из вариаций свободы: хочешь - выживешь, а хочешь - умрешь, вернешься домой или пропадешь без вести, будешь героем или мерзавцем...
Если сказать, что оставалось ощущение недоделанного дела, то это будет неточно... Просто надо было вернуться, и все. У Ремарка это состояние хорошо описано в "Возвращении". Я совсем не думал, что вернусь со "второй Чечни". Я ехал туда, потому что в первый раз произошла ошибка: я должен был умереть в августе 96-го - я это знаю совершенно точно. Если бы отец не умер, я бы отправился в Грозный и там был бы убит. И я поехал исправлять ошибку, потому что этот мир мне совсем не нравится... Но, видимо, произошла еще одна ошибка...
- Вы не раз заявляли, что не считаете себя писателем. Кто же вы?
- Писатель для меня - олицетворение нравственной позиции, ему есть что сказать людям, чтобы улучшить жизнь. Сейчас, когда уже кое-что написано и литература для меня выходит на первый план, когда я определился, что хочу дать этому миру и что получить от него, я, пожалуй, назвал бы себя молодым-молодым, начинающим-начинающим писателем. Но первые мои вещи были скорее попыткой психологической реабилитации. Я выплескивал свои воспоминания на бумагу и этим лечился. Мои первые рассказы появились в Интернете на литературном сайте для ветеранов всех локальных войн "Art of War" ("Искусство войны"), который и создавался Володей Григорьевым с этой целью. Он говорил: "Лучший способ избавиться от прошлого - написать о нем". Сам Володя воевал в Афганистане. В прошлом году его не стало, но сайт живет. Сейчас на нем около двухсот авторов. Есть совершенно потрясающие тексты. На сайт заходит много людей, особенно молодых, и не обязательно пишущих.
- Ваши повести и рассказы печатались в "Новом мире" и "Октябре". Слышал, что скоро выйдет книга...
- Я комфортнее чувствую себя в Интернете, откуда всегда можно текст снять и дорабатывать его сколько угодно. А работать есть над чем. А в книге уже ничего исправить нельзя. И еще в Интернете привлекает его интерактивность, прямая связь с читателем: меньше чем за год мои тексты прочли примерно 50 тысяч человек.
- Вы пишете повести, рассказы и газетные материалы. Как, по-вашему, соотносятся литература и журналистика?
- Не думал об этом. По-моему важнее, как это соотносится с твоей жизнью. Для чего ты пишешь? Чтобы прославиться? Заработать денег? Получить премию? Что-то выплеснуть из себя? Или ты хочешь задать себе и читателям какие-то жизненно важные вопросы? Мне нравится теория ноосферы, по которой все наши действия изменяют мир либо в лучшую, либо в худшую сторону. Я хочу, чтобы он менялся в лучшую, и верю, что когда-то количество перейдет в качество, возникнет критическая масса добра, которая сама по себе изменит мир.
- Критики отмечали, что в ваших произведениях выражена точка зрения простого солдата, современная "окопная правда". Среди ваших учителей и предшественников называют Всеволода Гаршина, Виктора Некрасова, Виктора Астафьева. Как бы вы это прокомментировали?
- В юности я читал много военной прозы - нашей и зарубежной, и это, наверное, не прошло для меня бесследно. Мне кажется, что мои вещи больше всего похожи на прозу Ремарка, тем более что он до сих пор мой любимый писатель. Как он описал войну, не сделал этого никто. Во всяком случае, в Чечне я ощущал то же самое, что чувствовал, когда читал "На западном фронте без перемен".
- О чеченской войне писали Вячеслав Миронов, Александр Проханов, Андрей Геласимов. Каково ваше отношение к их книгам?
- Проханова я не читал, а со Славой Мироновым мы хорошо знакомы по нашему сайту, он из его первых участников. Общался я и с Андреем Геласимовым. Мне очень нравится его повесть "Жажда" о тех, кто воевал в Чечне.
- Сам он ведь не воевал в Чечне?..
- Он писал по материалам телевидения и прессы, по рассказам воевавших, тем не менее ему удалось главное - передать атмосферу войны, самочувствие людей. Хотя у него есть некоторые "ляпы", например, в солдатской лексике. Но это понятно: если бы я написал роман, скажем, о стоматологах, то они съели бы меня живьем.
- Недавно появилось произведение, где выражен взгляд на войну в Чечне "с той стороны", хотя автор оспаривает правомерность такого подхода. Речь идет о повести Германа Садулаева "Одна ласточка еще не делает весны". Как вы ее восприняли?
- У нас с Садулаевым одинаковое видение этой войны. И очень похожее. Я бы не сказал, что это взгляд "с той стороны" - это взгляд с одной и той же стороны - на фига все это нужно было? Кому? Зачем все эти смерти? Мы, видимо, параллельно пришли к одним и тем же выводам: "Никто не побеждает в войне".
- А какие фильмы на эту тему вы могли бы выделить?
- На общем довольно удручающем фоне есть несколько достойных работ: "Афганский излом" Владимира Бортко, "Пешаварский вальс" Тимура Бекмамбетова, "Кавказский пленник" Сергея Бодрова-старшего, первая половина "Войны" Алексея Балабанова - во второй начинается голливудский экшн, когда герои впятером побеждают всех бандитов...
- Наверное, таковы законы жанра...
- Это понятно: законы жанра, мейнстрим... Непонятно только, почему надо делать деньги на чужих смертях. Беда в том, что по картинам типа "9 роты" будут судить об афганской войне. Если хочешь сделать фильм о войне, то снимай так, как Бондарчук-старший снимал "Они сражались за Родину", пропусти это все через себя, заработай инфаркт... Иначе получается хуже порнографии - порнография смерти. И все это смотрят родители и дети погибших...
- Вы принадлежите к той части поколения, на долю которого выпали жесточайшие испытания, другой части они не коснулись. Эта ситуация в корне отличается от той, что была во время и после Великой Отечественной, когда война в той или иной степени коснулась всех. Каковы сегодня отношения между воевавшими и невоевавшими?
- Отечественная война была одной для всей страны, поэтому она сплотила нацию. Чеченская война нацию, конечно, разделила. В моем понимании сейчас есть Россия, воевавшая в Чечне и Афгане и невоевавшая. Два параллельных, совершенно непересекающихся мира. Я, понятно, живу в мире ветеранов, а другой мир мне не то чтобы неинтересен, но я на него смотрю как на мультфильм, не ощущая себя его участником... Сейчас наша армия - снова рабоче-крестьянская... Есть такая шутка: почему в армии нет КВНа? Потому что все веселые на "губе", а находчивые дома. У кого есть возможность отмазаться - отмазываются, у кого нет - идут служить: деревенские парни, парни из бедных семей, без связей... Множество восемнадцатилетних пацанов были брошены в Чечню, как щенки в воду. Те, кто выжил, за это дорого заплатили. А кому-то жизнь - и совсем неплохая - досталась даром. Но на что она тратится? Чтобы изобрести лекарство от СПИДа, построить самый красивый в мире мост, написать замечательную картину, просто жить достойно? Нет, их главная цель - зарабатывание бабла! На все остальное этим людям наплевать, в том числе и на нас, ветеранов. Мы отвечаем им тем же. Мы живем своей общиной...
- В своеобразном гетто?
- Я предпочитаю слово "каста" - это мы, избранные! Избранные, а не несчастные! Мы гораздо больше знаем о жизни, чем другие, и поэтому ближе к истине. Я знаю многих замечательных людей, которые были достойны жизни, но погибли. Уж они потратили бы жизнь не на зарабатывание бабла. Они погибли, а другие живы. Эта несправедливость плохо укладывается в мозгах. Война настолько переламывает человека, что потом вернуться в этот мир и жить так, как будто ничего не было, невозможно.
- Вы говорите о двух непересекающихся мирах. Возможно ли преодоление пропасти между ними?
- На это понадобится немало времени. Но на самом деле таких непересекающихся миров в сегодняшней России множество: состоявшиеся люди, поколение NEXT, беспризорники, зэки, нищие, бездомные... Нация разделена, все живут сами по себе.
- И что же делать?
- "Делай, что должно, и будь, что будет". ХХ век был не самым удачным для России: революции, войны, смутные времена... Хотя есть теория, что подобные циклы повторяются раз в четыреста лет. Так было, например, в эпоху Годунова: Смутное время, потом становление, империя, крах империи... Если эта теория верна, то мы сейчас находимся на пороге становления.
- Мне кажется, что ваш главный нравственный импульс - невозможность смириться с несправедливостью на всех уровнях: в отношениях людей, их склонности забывать о страданиях других, в отношении общества и государства к простому человеку и даже на уровне общего мироустройства. И пытаетесь несправедливость преодолеть - взываете к совести людей и общества... Вы верите в успех своих усилий?
- Не знаю, верю ли я или не верю. На самом деле я парень весьма эгоистичный. Мне глубоко наплевать на этот мир, за исключением нескольких тысяч человек. Дело тут, видимо, в психологии. Как мне сказал один психолог, один из синдромов тех, кто вернулся с войны, -- обостренное чувство справедливости. Я не думаю о последствиях, но знаю, что надо делать так, а не иначе. И все-таки, наверное, верю, что все будет хорошо.

Напечатать

Жизнь 00:01 / 29 Марта 2024 4638

Трудовой мигрант: враг или друг?

Поговорим начистоту на больную тему

Александр Киденис

Труд

Фото: Андрей Пронин/Zumapress.com, globallookpress.com

Почти три десятка лет после казни серийного убийцы Сергея Головкина прожила Россия без смертных приговоров. Теперь Государственная дума выступает за отмену моратория на расстрелы. Причиной стала «кровавая пятница», устроенная...