Один родился близ Кейптауна и стал нобелевским лауреатом. Другой — в Ивановской области, и его драматический талант был если не растоптан, то явно недооценен. Такие разные судьбы, но по обостренному ощущению бесприютности человека в мире они будто одной крови.
Джон Максвелл Кутзее «Толстой, Беккет, Флобер и другие»
Что думает обладатель высших литературных титулов о собратьях по цеху? Особенно интересно, если это автор нашумевшего романа «Бесчестье» с его провокационным посылом «красота женщины не принадлежит только ей» и неожиданной для южноафриканца «Осени в Петербурге», где главный герой — «не ограждающий себя от страданий» Федор Достоевский.
Вегетарианец, борец против апартеида и за права животных, которому 9 февраля стукнет 80, много перемещался по миру: работал программистом в Лондоне, читал лекции по литературе в Нью-Йорке, пока не осел затворником в австралийской Аделаиде. Дважды удостоен «Букера», а в 2003-м и Нобелевки — за мастерство, с которым изображает людские слабости и недостатки, обнаруживая таки в человеке божественную искру. Нобелевскую речь Кутси (так правильнее произносить его фамилию) посвятил Даниэлю Дефо. Вот и этот сборник открывается очерком о Дефо и его книге «Роксана» про торгующую собой ради материальной независимости красавицу.
Тут же — несколько блестящих эссе об ирландце Беккете с раздумьями о таинственной связи между телом и умом. Текст «о величайшем из австралийцев» Патрике Уайте с его темой одиночества художника, презираемого и порицаемого за правду, которую большинство не способно вынести. Статьи о Гете и Флобере с разбором «Страданий юного Вертера», «Госпожи Бовари» и цитатами из писем. К примеру, такой: «Автор в книге должен быть подобен Богу во Вселенной — всюду присутствует, но нигде не виден». Нам же любопытнее всего размышления о Толстом, переживавшем духовный кризис 1877 года. Лев Николаевич усомнился тогда в ценности творческого самовыражения и категорически возражал современникам, убежденным, что искусство должно стать новой религией и нравственным поводырем. Разве способны быть пастырями творцы — в массе своей люди беспутные и скверные? Едва коснувшись «Анны Карениной», Кутзее анализирует повесть «Смерть Ивана Ильича», показывая, сколь яростно Толстой сражался, выясняя, как следует применять свои дарования ради блага ближнего.
Александр Горбунов «Олег Борисов»
Биография одного из великих наших актеров ушедшей эпохи, построенная на дневниках, рецензиях, воспоминаниях друзей, звучит как реквием по гению, чьи достижения дались неимоверным терпением и трудом. Олег Борисов баловнем судьбы никогда не был. Три театра, которым отдал 38 лет сжигающего нутро лицедейства, так и не смогли по достоинству оценить его дар.
Ценили лишь немногие коллеги, да и среди них фальшивых доброхотов оказалось предостаточно. В киевском Театре русской драмы имени Леси Украинки его просто сожрали из зависти к искрометной игре и всенародной любви после фильма «За двумя зайцами». В лучшем тогда на просторах Союза ленинградском БДТ, где главреж Товстоногов имел свои пристрастия, был триумф в шекспировской драме «Король Генрих IV», поставленной Додиным «Кроткой» и еще нескольких ярких (других у Борисова быть не могло) ролях. Однако их ничтожно мало для 18 лет службы на товстоноговской сцене.
И всего две роли в ефремовском МХАТе, где от обещаний отказывались столь же легко, как их и давали. Наконец, звездный час на сцене Театра Советской армии: спектакль «Павел I», строившийся исключительно на харизме Борисова и создаваемый им с режиссером на равных. Его лебединая песня. Запись в дневнике: «Историческая для меня дата — первая редакция «Павла». Читка по ролям, знакомства: «Здравствуйте, я — Олег Борисов». От всего этого грустно. Почему я в чужом неизвестном театре, а не у себя? А где это у себя?» Как сложно сотворить чудо в чужом доме. Он смог! Но и тут предали — узнав о его болезни, Хейфец начал ставить «Павла» с Золотухиным...
