НИКОЛАЙ КАРАЧЕНЦОВ: И ВДРУГ МЫ ПОЛЕТЕЛИ

Главная Жизнь 01:01 27 Октября 2004 144

Пожалуй, самый правильный способ взять интервью у Николая Караченцова - свериться с графиком его поездок и купить билет на самолет, которым артист отправляется в очередную поездку. В Москве он трудноуловим, а главное - невероятно занят. Встречаясь с ним в

Колбовский Александр

Напечатать

- Николай Петрович, сколько у вас записей в трудовой книжке?
- Две. Первая - институт, вторая - театр имени Ленинского комсомола, "Ленком". У меня вообще биография в трех строчках - школа, институт, театр. Все!
- Биография консервативного человека, которому свойственна тяга к неизменному укладу жизни, точному следованию распорядку дня, спокойствию и размеренности. О вас, кажется, этого не скажешь.
- Консерватор в современном русском языке - сродни ретрограду. Сразу представляется человек старых устоев, не принимающий ничего нового и считающий, что раньше все было лучше, чем сейчас. Придерживающийся с известной долей упрямства каких-то принципов, которые сегодня уже неуместны. Я не такой. Но моя гримерка в театре - самая дальняя от сцены. Я делю ее с другими актерами - своими друзьями. Мне не раз предлагали перейти в более удобную - поближе к сцене, с меньшим числом "обитателей". Всегда отвечал: нет. Это мои ребята, мое место. Я человек привычки. Если сильно про себя хвалиться: человек верности принципам, которые считаю важными. Хотя принципы не должны становиться догмой. Потому что жизнь меняется. При этом не люблю перекрасившихся, людей, меняющих взгляды чуть ли не ежедневно в зависимости от компании: с подчиненными он хам, с начальством вылизывает все, что можно вылизывать.
- Для вас за последние десятилетия что-то важное и существенное добавилось?
- Конечно. Мы окунулись в другую реальность. Представить себе лет 15 - 20 назад, что жизнь изменится так сильно, было невозможно. И вдруг мы полетели... Многое развалено, и я переживаю, что страна почти ничего не производит, а тем, что производит, гордиться трудно. Зато выросло дикое количество рынков, палаток, и то, что раньше называлось спекуляцией, теперь называется бизнесом. С другой стороны, вижу, как мы постепенно, шаг за шагом, трудно идем к чему-то и создаем что-то. Взять хотя бы ту сферу деятельности, которую хорошо знаю, - кино. Был момент, когда кинематографические павильоны стали превращаться в склады, а люди, всей своей жизнью заслужившие право снимать, вынуждены были превращаться в поисках денег на очередной фильм в просителей.
- Ситуация, описанная в фильме Владимира Бортко "Цирк сгорел, и клоуны разбежались", где вы как раз и сыграли режиссера, ищущего денег на картину.
- Именно так. Были люди, как Станислав Ростоцкий, которые просто не могли этого делать. Ростоцкий говорил: "Я снимал "А зори здесь тихие". Я воевал. У меня нет ноги. Почему я должен просить?" Были и другие, не менее талантливые и заслуженные, которые все-таки переступали через себя и находили деньги. Но находились и третьи - прыткие, умевшие оказаться в нужный момент в нужном месте. И получалось, что они снимали кино, хотя не имели на это права по причине полного непрофессионализма.
Так вот, сейчас обозначилось движение вперед. Мы слышим о новых интересных проектах - рядом с множеством разнообразных сериалов снимают "Мертвые души", "Анну Каренину". Глядишь, количество и перейдет в качество. Вот такой ответ на вопрос, как повлияли на меня прошедшие годы.
- Вернемся к теме консерватизма. Вы много лет "Приму" курите. Тоже элемент консерватизма?
- Привычка. Причем дурная.
- Вы не пробовали посчитать количество сыгранных ролей?
- В театре - много. Я пришел в труппу почти сразу после того, как театр им. Ленинского комсомола покинул Анатолий Эфрос. Репертуар был, а труппа оголилась - Эфрос забрал с собой на Малую Бронную нескольких актеров. И мы, молодые, вводились во все спектакли. В некоторых я поначалу играл в массовке, потом - небольшие роли, потом - чуть побольше. И все эти роли я считал. Дошел до 70 и перестал.
Теперь у нас в труппе 100 человек, и я прекрасно понимаю, что Марк Анатольевич Захаров не будет каждый спектакль ставить исключительно "на Колю Караченцова". Ему надо думать о каждом из этой сотни голодных до работы ртов, думать о том, как каждого раскрыть по-новому. И то, что на сегодняшний день я играю аж четыре роли в "Ленкоме", - огромное счастье. Спасибо Богу, Марку Анатольевичу, судьбе.
- В кино ролей, наверно, больше, чем в театре?
- Их больше 100. Опять же не всегда знаю, как считать. В "Петербургских тайнах" одна роль или 60? Ведь там 60 серий по 48 минут каждая... А многосерийные "Саломея", "Досье детектива Дубровского"?
- Ну а самые любимые, самые главные?
- Трудно сказать. Расхожее выражение, но точное: каждая роль как ребенок. Или как белый лист. И всякий раз вкладываешь всего себя, и всякий раз чувствуешь себя как на экзамене. Не могу не понимать, что спектакль "Тиль" - некая веха не только в моей жизни, но и в истории нашего театра. Так же, как и "Юнона и Авось". С другой стороны, мне очень нравился наш спектакль "Оптимистическая трагедия" - одна из лучших, на мой взгляд, работ Марка Захарова. Хотя плохих у него не бывает. Было интересно играть в "Жестоких играх", в "Звезде и смерти Хоакина Мурьеты". Сейчас огромное удовольствие доставляет работа в "Городе миллионеров" - это Эдуардо де Филиппо, классика современного мирового репертуара.
То же самое в кино. Жаль, что у нас так долго нет проката. Скажем, картина Аллы Суриковой "Человек с бульвара Капуцинов" пользовалась огромной популярностью, а более позднюю ее картину "Чокнутые", к сожалению, уже мало кто видел. А я этой работой горжусь не меньше, чем "Капуцинами". Не могу не понимать значимость фильма "Старший сын". Во-первых, просто удачная работа, во-вторых, некая ступенька для дальнейшего продвижения по кинолестнице.
- Интересно, сейчас, глядя на свои роли 20-летней давности, вы себя узнаете? Нет ощущения, что вы уже отделились от этого человека?
- Конечно, я не такой, как вчера и позавчера. Более того, Марк Анатольевич Захаров учит нас, что каждые пять лет артист обязан остановиться, проверить себя и поменять арсенал выразительных средств. И потому, что человек сам становится другим, и потому, что жизнь меняется. То, что было хорошо в нашей профессии лет 20 назад, сегодня может показаться наигрышем, котурнами. И когда сегодня я пересматриваю свои старые работы, то четко вижу ошибки. Здесь пропустил, здесь был не совсем точен. А вот тут - попал.
- Наверно, среди того главного, что появилось в вашей жизни в последние годы и десятилетия, следует назвать "музыкальные моменты". И степ, который вы вполне профессионально бьете, и диски, концертные программы, свойственные не столько драматическому актеру, сколько эстрадной звезде.
- Все пошло с легкой руки композитора Геннадия Гладкова. У нас был спектакль "Тиль" с его музыкой и множеством вокальных номеров. Примерно тогда же начиналась работа над фильмом "Собака на сене" - опять же с песнями Гладкова. В те времена было принято, что в кино поют профессиональные оперные или опереточные певцы, а актеры в кадре под фонограмму что-то изображают. Но Гладков предложил спеть мне самому. Сказал, что и Михаил Боярский тоже будет петь сам. А мы с Мишкой только-только снялись в "Старшем сыне". В "Собаке на сене" предстояло петь серенаду. Для меня серенада - это непременно тенор, душная влажная ночь, она - в пеньюаре на балконе, он на коленях с мандолиной соловьем разливается под стрекот цикад... Мне казалось, что я так спеть точно не смогу. Смогу провопить, прохрипеть, проорать. Но Гладков сказал, что для этой роли - самое оно.
Если бы не Гладков, не "Ленком", возможно, мое увлечение вокалом так и осталось бы милым хобби. Но у нас появились педагоги по вокалу, пластике, нас учили работать с микрофоном. Благодаря Захарову эта сфера у нас в театре становилась профессиональной. Когда мы работали над музыкальным спектаклем Алексея Рыбникова "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты", к нам приходили разные люди. Например, Игорь Бриль. Он говорил мне: "Коля, ты берешь эти ноты. Но, извини, ты вопишь, блажишь, орешь. А надо, не теряя экспрессии, эти ноты пропеть". У меня было много таких учителей. Сегодня могу гордиться: кажется, нет ни одного композитора, с которым бы я ни работал. Среди них были и "плеточники" - Максим Дунаевский, Владимир Быстряков, Лора Квинт: буквально с плеткой стояли надо мной. "Если уж ты занимаешься этим делом, будь добр пропеть этот фа диез так, как здесь написано. Не рядом, не близко, а чистенько".
Я очень благодарен своим друзьям за эту школу. Кроме того, мне нравится петь. Прекрасно понимаю, что не соперничаю ни кем в области бельканто и никого не хочу поразить своим вокалом. Моя задача - сыграть песню. Прожить ее. Есть банальная формула: песня - маленький спектакль. Банальная, но точная. Когда-то говорили: поет душой. Так пели Бернес и Утесов. Так пел Андрюша Миронов. Я много лет с удовольствием занимаюсь конкурсом актерской песни имени Андрея Миронова. Мне хочется, чтобы этот жанр не умирал.
- Ну а степ?
- Тут обязательно надо назвать фамилию Николая Александровича Астапова, возглавляющего Школу искусств города Красноармейска. Гениальный педагог, уникальный степист! Он преподавал в театральных вузах сценическое движение, фехтование. Каскадер, мастер спорта. Дети его буквально боготворят при том, что воспитывает он их по-спартански. Я его спрашивал: "Как у тебя получается вот так вот ногами?" "Не знаю, - говорит. - Я зубы чищу, а ноги сами стучат".
- Ученица Астапова и выпускница его школы Марина Ширшикова стала вашей постоянной концертной партнершей.
- Мы дружим с Астаповым, и как-то он сказал мне: "Коля, детям нужна концертная практика. Кто придет на концерт Школы искусств? Разве что родители. А если на афише будет стоять твое имя и ребята примут участие в концерте, глядишь - побольше народу соберется". Я говорю: "Что же, я буду петь свои песни, а твои ребята - бить степ?" - "Учись". - "Ты видел мой паспорт?" - "Как раз самое время учиться".
И вот эти "клопы" стали меня учить. Начинал сам Николай Александрович, потом - две старшие девочки, одна из которых Марина Ширшикова. Марина занималась особенно плотно и упорно. У нее замечательный педагогический дар, она умеет точно подсказывать важные вещи. "Сейчас вы все сделали правильно, - говорила она мне, - но руки не ваши. Не только ноги должны танцевать - все тело".
Так я научился степу. Потом Марина окончила институт и работает со мной. У школы пока нет осечек - все ее ученики поступают в высшие учебные заведения. Причем в подавляющем большинстве - в театральные вузы. Сейчас в Красноармейске вроде бы отведен земельный участок, есть надежда, что будет построен современный комплекс с концертным залом, добротными репетиционными и балетными классами, общеобразовательной школой, что быт у детей будет налажен. Я помогаю как могу. И когда из этого будущего комплекса выйдет первый воспитанник - считай, я не зря жил.

Напечатать

Жизнь 00:15 / 07 Ноября 2025 15604

«С чувством гордости вышли 7 ноября советские люди на улицы Кенигсберга»

80 лет назад на нынешней площади Победы состоялся первый советский парад

Владислав Ржевский, Калининград

Труд

По площади чеканят шаг летчики, участвовавшие в Восточно-Прусской операции. Фото из открытых источников

«Поверженная прусская столица — Кенигсберг — 7 ноября 1945 года впервые за всю свою семивековую историю увидела великий Октябрьский праздник советского народа» — так 80 лет назад написала...