УСТОЯВШИЙ В СЛОВЕ

Главная Жизнь 01:01 29 Ноября 2005 216

УСТОЯВШИЙ В СЛОВЕ

Наша бумага стареет скоро. И первые письма Игоря Петровича ко мне уже пожелтели, хотя им только 26 лет.

Напечатать

Они пронизаны Гоголем, которым он тогда жил: "...требования были слишком жестоки - переписать и выправить почти все... Вся зима и начало весны ушли на затяжные бои с издательством... Потери меня мучают... Мне в иные минуты казалось, что мне сломали хребет". (24,6,79.)
А нечаянные автобиографические обмолвки писем вдруг напоминают мне, что мы земляки по Волге. Он жил в Симбирске, а я в ту же пору - в 70 верстах от него. И, конечно, не без улыбки читаю сейчас: "Я учился в достопамятной гимназии, которую окончил в 1949 году. Приезжал туда потом на каникулы из Казани, куда (по стопам) отправился на ученье в университет". Эти "достопамятность" и "по стопам" по тем временам улыбчивы только наполовину. Наверное, он немного гордился тем, что его имя красовалось на доске медалистов в соседстве с тем именем, хотя и посмеивался: "Однажды один из моих критиков, кажется, Бровман, побывал в тех местах, посетил музей (теперь в школе музей) и, увидев этот список, решил меня больше не критиковать. Я под охраной закона".(20,7,79.) А критиковать его было за что. И охотников хватало. В молодых статьях он был дерзок, и популярность его сразу оказалась широка. Дерзость и бесстрашие перед Бровманом (а это была артиллерия тяжелая и била прямо "оттуда") шли не от "достопамятности", а от раннего сиротства (родители были в лагере), от детского дома, от жестокой колонии Макаренко, которая только в книге была "поэма", от умения противостоять злу жизни.
60-е годы были временем не одной "оттепельной" литературы, а и отличной критики, где уже блистали имена его товарищей И. Дедкова, Л. Аннинского, О. Михайлова, А. Марченко. Он задирал всесильных тогда физиков ("Фауст и физики"), жадно читал современную литературу и жестко и точно писал о В. Аксенове и А. Битове, Ч. Айтматове и Б. Можаеве, О. Куваеве и Ю. Трифонове. Но одного свободного мышления ему было мало, и он уже думал о "проблеме самой свободы". Когда же время потемнело, он, по замечанию "проницательных" коллег, "эмигрировал в классику", где якобы затыкали рот меньше. Как же! Мы только что по отрывку старого письма видели, что классика от родной бдительности не спасала. Нет, он не ушел в классику, а пришел к ней, как приходит каждый из нас в пору, когда душа возрастает до понимания родной глубины и дали, осознает свое небесное происхождение, догадывается, что русская литература не паперть даже, а временами и сама Церковь. И родина нашего духа. Не зря Николай Васильевич привел Игоря Петровича в церковь Преподобного Пимена в Новых Воротниках и на пороге 50-летия крестил его там, в соседстве с "Молодой гвардией", где теперь вышло уже четвертое издание его жэзээловского "Гоголя".
Можно с горькой улыбкой сказать, что сама книга "Гоголь" тоже была "по стопам". Детская колония, куда Золотусский мальчиком попал после ареста матери, была в Даниловом монастыре, где Гоголь нашел некогда свое беспокойное (с невольным советским "переездом") упокоение. Судьба любит строить свои сюжеты.
Потом Игорь Петрович напишет о Лермонтове и Жуковском, Толстом и Достоевском, Чехове и Набокове, охватит весь свод русской классики с редкой стилистической красотой, ясностью и неизменной его свободой. И можно оспаривать его пристрастия, но не великолепие стиля. А ведь от Толстого до Набокова - пропасть! Но слово-то одно - русское! Но душа-то одна! И он, оставаясь сыном своего времени и дара, как и подобает лучшему критику, сам будет делаться на пору написания Чеховым и Тютчевым, Пушкиным и Набоковым, Домбровским и Абрамовым. И они благодарно раскроются в нем, зная, что в этот час в нем дышит их дух, их страдание, их любовь, их вечность. Он всегда хорошо слышит минутную ложь времени и угадывает долгую правду истории, освещенной Христом, и умно разделяет их. Его житейское бесстрашие остается при нем, но умножается высоким бесстрашием его героев.
Спасибо вам, Игорь Петрович. Пошли вам Бог сил!

Напечатать

Жизнь 00:01 / 29 Марта 2024 4633

Трудовой мигрант: враг или друг?

Поговорим начистоту на больную тему

Александр Киденис

Труд

Фото: Андрей Пронин/Zumapress.com, globallookpress.com

Почти три десятка лет после казни серийного убийцы Сергея Головкина прожила Россия без смертных приговоров. Теперь Государственная дума выступает за отмену моратория на расстрелы. Причиной стала «кровавая пятница», устроенная...