ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ ТОМУ
- А награда у меня, извините, небольшая, "За отвагу", - сказал Петр Григорьевич. И вдруг заплакал.
Отчего плачут фронтовики? От памяти. Пока молод был, радовался, что вернулся с войны живым, а как постарел, потускнела радость, потеснилась памятью о друзьях-товарищах, словно виноват в чем был перед ними и ничем вину свою не мог искупить. Разве что осколком, застрявшим возле виска. Да ведь не лишил его осколок жизни, пожалел. А сейчас не жалеет, колет по ночам, и среди дня, бывает, кольнет, и невозможно понять, что с чего начинается - боль с памяти или память с боли...
Далеко от Неглюбки до венгерского города Мишкольц и стен Братиславы. Только с годами расстояние это все короче становится. И не верстовые столбы встают на пути - лица друзей, товарищей, однополчан. Он не выдержит, напишет в Министерство обороны: "Передаю сердечный привет...", назовет их всех поименно, от генерала Румянцева до рядового Бессонова, и добавит: "...Многих нет в живых, но все же привет всем".
Может, и не писал бы он того письма, не задумай большое, огромное, на всю - тогда еще всю - страну дело: соорудить памятник Великой Победе по своему разумению ее смысла, природы и красоты. Начал с того, что придумал конструкцию - нет, не памятника пока, крепления, которое у плотников называется замком. Необычен этот замок - ни гвоздя, ни болта, ни какого другого железа. Вяжи углы сколько не лень да одевай их в любые одежды - деревянные, бетонные, а то и стеклянные, чтобы не закрывались от глаза далекие пространства земли.
Ну что ж, придумал конструкцию и повез ее в Москву. Посмотрели, похвалили...
Приходько собрал всех своих семерых сыновей: будем, хлопцы, памятник Победе делать.
И они сделали - ажурную башню, а на фасаде фигуру воина-освободителя укрепили. Башня эта может по желанию и умению мастеров подняться выше неба...
С тех пор стоит макет в хате, в красном углу, под самоткаными неглюбскими рушниками. И письмо лежит неотправленным, в котором авторы проекта - Приходько и все его Петровичи, и жена Евдокия Семеновна, и невестка Анна Федоровна, и внук Сергей Михайлович - просят помочь "реализовать его в натуру". И то - надо ли отправлять? У каждого ведь свой памятник Победе - старой ли гимнастеркой в шкафу, фотографией на стене или цветами у братской могилы.
Первую свою гармонь сделал Петр Приходько, вернувшись с большой войны. Впрочем, малых войн не бывает. Горе смерти всегда огромно, даже если настигает одного человека. Но ведь у человека - семья, у семьи - народ, а от народа ко всему человечеству ниточка тянется. Вот и отзывается в сердце у Приходько горе всех больших и малых войн, как отзывается до сей поры горе своих неизбывных потерь. Сложил голову отец Петра в 38 лет, с ним еще 368 земляков - горек и нескончаем счет - до 20, а то и до 50, как сейчас говорят, миллионов. Сам Петр, старший над братьями, уберег их от погибели в черные годы оккупации, а в сентябре 43-го, в 17 мальчишеских лет, покатил пушку на запад, через болота и реки Белоруссии, размокшие украинские степи, трансильванские кручи до самых стен Братиславы. 136 их было, неглюбских пацанов, вернулось 12. Потому, наверное, и сложили неглюбские свою первую от наступившего мира песню: про вдову, к которой попросились ночевать два героя: "Скажи, скажи, хозяюшка, с каких ты пор вдова? - А с года 41-го, как началась война". Не признала хозяюшка в героях своего мужа и сына, а как признала, упала без памяти, забыв, что теперь-то можно и нужно жить...
Вот такие песни пела вдовая Неглюбка. Услышал их Петрок и, хоть зашлось сердце от боли, руки сами к работе потянулись, в перестуке топоров и звоне пил почуялся ему отзвук новых мелодий. Ничего, сказал, мама, будем жить. К жниву отремонтировал совхозную молотилку, застучала она, заходила, и снова закружился по певучей Неглюбке пестрый бабий хоровод...
С того первого хлеба задумал Петрок два больших дела - на свой корень сесть, жениться, значит, и своими руками гармонь сотворить. Жену себе на косьбе присмотрел - уж больно ловко Дуняша с вилами и граблями управлялась.
Никто в их роду гармони не делал. Всяким ремеслом Приходько владели, отец до войны даже премию от сельсовета за мост получил - он и по сей день стоит, этот мост. И сам Петрок, и братья его любую плотницкую, столярную, кирпичную и машинную работу умели. А вот гармонь... Один на всю Неглюбку остался после войны мастер гармонный - Акиндин. Хороший мастер, да скрытный, замкнутый, дальше порога Петра не пускал, нечего, говорит, тебе тут шлындать. Ну а тот - в окошко подсматривать, что увидел - понял, а что не увидел - догадался.
Зарезала мать двух единственных овечек. Дуняше - 19 кило в мешок, Петру - 16, потому как слабый еще от войны, двух ранений и одной контузии был. И пошли они в Гомель за шесть десятков верст на базар. Продали мясо, проводил Петрок Дуняшу до пыльного неглюбского тракта, а сам на вырученные деньги в Тулу подался. Недолго гостил у тамошних мастеров, сразу признали они в нем товарища по войне и брата по душевному тяготению к музыке. Подучили кой-чему, а на прощание гармонь подарили, настоящую, тульскую.
Привез ее Петр в Неглюбку, жалел, жалел, а потом и разобрал всю, до последней планки. А затем собрал, переделав на свой лад. Развернул мехи, сдвинул и, услышав голос, какого еще не слыхал, задумался: какое же ей имя дать? В традициях кустарных мастеров свои имена гармонями увековечивать. А он все про товарищей думал, про тех, кто не вернулся с войны. И решил: пусть поет его гармонь их голосами. Выложил перламутром по черному полю - "Победа".
И вышло так, что заиграла его "Победа" по разным городам и весям огромной страны.
Встретил Петр Григорьевич, повел в хату, и я, конечно, увидел его "Победу" и услышал, как она поет. А потом он дал почитать десятки писем из разных, далеких и близких мест: "Здравствуйте, дорогой золотых рук мастер гармоний Петр Григорьевич!.."
Удивительные письма-исповеди. И в каждом три слова повторяются: гармонь, победа, душа. "...Не выдержала душа к стремлению заиграть на вашей гармошке..." "...И понял я, что ваша "Победа" над всеми гармошками гармошка, потому что вы не дали бы такое название плохой гармошке - я знаю, что такое Победа..." "...Есть у меня гармонь с войны, но подносилась, не тот уже у нее звук. Можете ли вы подделать ее на свой поющий мотив, т.е. обновить ей душу? Жаль мне ее оставлять, память фронтовую..." А однажды закружился над хатой самолет и прямо во двор сбросил свой заказ летчик, вместе с дерматином на мехи...
Все-таки понял я, в чем секрет его гармони - в душе. А душа - в памяти. А память - в народе.
Вот ведь какой памятник Победе воздвиг Петр Приходько из белорусской деревни Неглюбка...
ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ
Товарищ ты мой дорогой, болею я и глаза не видят. Ты вот записывай, я медленно говорить буду. Пишешь? "Чтоб гармошка мирно играла//Мир народам всем желала//И народы всей земли//Мир навечно сберегли//Ты, гармонь, играй, играй// О Победе всем напоминай..."
Лет шесть уже, как перестал делать гармони Петр Григорьевич. Но не сошло его красивое ремесло на нет. Гармони делает наученный отцом сын.
Мы сидим на 7-м этаже окраинной минской многоэтажки, в одном окне ТЭЦ дымит, в другом далеко поля зеленеют. И то - перепахала жизнь Петра война, а Григория жизнь - Чернобыль, занес его с женой Леной и дочками на дымное "седьмое небо" чернобыльский ветер. Пристроился на работу сварщика за гроши. А по вечерам, долгим зимним особенно, гармонь мастерит.
Развернул мехи, пробежался по клавишам, один аккорд взял, другой - тот же, со слезой и праздником звук. И та же, перламутром по черному полю, надпись - ПОБЕДА...
09:26
Сны мечты в Нью-Дели
